Машина мчалась навстречу другой машине, выехавшей с территории СССР, чтобы забрать у него убитых и раненных.

   Путь был не длинным  –  километров сорок. Но, не смотря на то, что участок дороги, пролегающий через широкую равнину и каменистое ущелье, контролировался своими, старший лейтенант Резниченко - невысокого роста, с обветренным и черным от загара лицом офицер, уже не в первый раз проезжавший по этой дороге, всем своим нутром ощущал тревогу: горы таили в себе опасность, да и пустынность дороги казалась ему угрожающей.

   Слева, вцепившись в баранку и напряженно вглядываясь в дорогу, сидел ефрейтор Суров – плечистый крепыш с большими глазами и с черными, как смола, кудрями на голове. Почти два года службы у него уже были позади, и он, дослуживая свой срок, в мечтах и  мыслях был уже дома.

   Ехали они молча. Говорить не хотелось. Офицеру не хотелось даже шевелить лежащими на автомате руками, чтобы поправить теснивший солдатский ремень на гимнастерке. Ему хотелось закрыть глаза и забыться, выбросить из головы навязчиво копошившиеся мысли, но они непостижимым образом рождались где-то в глубине  сознания и, разгораясь словно искры,  продолжали обжигать ему сердце.

   Нервно блуждая уставшим взглядом по пустынной равнине, в его памяти вновь и вновь всплывали эпизоды из его афганской жизни. Мелькнула и тут же угасла прощальная минута с женой, сыном,  меленькой дочуркой. Потом он вспомнил, как все начиналось.

    В тот день он находился на одной из пограничных застав своей пограничной комендатуры и к нему на территории, обратился дежурный по заставе:

   - Товарищ старший лейтенант,  вас срочно вызывает к телефону начальник штаба майор Рогов.

   Зайдя в канцелярию, Владимир взял трубку.

   - Товарищ майор, на участке Пограничной комендатуры признаков нарушения Государственной границы не обнаружено, - доложил он.

   - Здравствуйте! – услышал в ответ Владимир.

   - Здравия желаю, товарищ майор.

   - Товарищ старший лейтенант,- заговорил майор после небольшой паузы, - вам надлежит прямо сейчас выехать в расположение комендатуры, собрать необходимые вещи для выполнения спецзадания и сегодня же вечером быть в отряде для инструктажа и получения проездных документов. В 19.00 я жду вас. Вопросы?

   - Нет вопросов, - не в силах собраться с мыслями, ответил в телефонную трубку Владимир.

   Утром следующего дня он уже был на инструктаже в городе Алма-Ата, в управлении Пограничного округа. В этот же день, после того, как военный комендант аэропорта ссадил с самолета Як-40 недовольного пассажира, а его  посадил, Владимир прилетел в киргизский город Ош. Оттуда на машине он несколько часов поднимался в Памирские горы. Там, в пограничной части, вновь  - инструктаж, сдача на хранение всех своих офицерских документов и переодевание в солдатскую форму с погонами строительных частей Советской армии.

   - Миссия Пограничных войск в Афганистане строго засекречена, поэтому никто не должен знать, что ты пограничник, - уже на последнем инструктаже перед отправкой в Афганистан сказал ему начальник политотдела части майор Ищенко. -  Никаких документов и никаких фотографий с собой брать нельзя, единственное, что ты обязан с собой взять, это жетон со своим личным номером.  

  В конце инструктажа майор добавил:

   - Ты, Володя, едешь на войну, где многие тактические  каноны ведения боевых действий не срабатывают. Нас ведь в училище учили чему: тут друг, там враг, так ведь? Все предельно просто и ясно. А там, в Афганистане, все совсем не так: вокруг непонятно – кто. Может даже так случиться, что улыбающийся тебе сегодня пастух или дехканин завтра в засаде будет хладнокровно стрелять в тебя, посылая очередь за очередью и забрасывая тебя гранатами. А послезавтра, если ты жив останешься, он опять  будет в лицо тебе улыбаться и сквозь усы посмеиваться над тобой. И попробуй разобраться: «дух» он, или нет.  Многие офицеры ценой своей жизни познавали, что такое Афганская война. Дай бог, - после продолжительного молчания, в завершение беседы произнес майор, - чтобы тебе, Володя, не пришлось учиться на собственных ошибках, слишком дорого они обходятся. Помни об этом и желаю тебе удачи.  

   На следующий день Владимир вылетел на базу в Афганистан.

   Обычно, когда ему приходилось впервые бывать там, где еще никогда не был, он, открывая для себя что-то новое, всегда ощущал радость от увиденного,  и сейчас, с любопытством глядя в иллюминатор на распластанную внизу чужую страну, он, поражаясь ее неповторимости и многообразию красок, все еще никак не мог в себе ощутить смертельную опасность, которая там ожидает его. Конечно, Владимир - кадровый офицер Пограничных войск, готовил себя к войне. Он много  читал о ней и видел фильмы, много слышал о войне в Афганистане и от своих бывших сослуживцев - офицеров, уже побывавших на ней. Но одно дело - знать о войне  и готовиться к ней, и совсем другое дело - на практике столкнуться со смертью: слышать, как свистят рядом пули,  как, обезумев  от боли, кричат раненные, видеть растерзанных в клочья людей…  Он, еще ни разу не побывавший в сложной боевой обстановке, все еще не мог реально представить, как это бывает трудно офицеру, когда его подчиненные ждут от него решений и спасительных действий в бою, а он при этом сам не защищен ни от страха, ни от пуль, ни от осколков. Более того, снайпер в первую очередь будет выискивать именно его, чтобы в него первого всадить пулю, потому что он офицер.

   Все-таки, как это странно, - думал Владимир, глядя в окно иллюминатора и размышляя о своем ближайшем будущем, - в его стране люди наслаждаются мирной жизнью, а где-то там, внизу, среди тех величественных гор  идет война. Там живут совершенно чужие для нас люди,  и там я должен кого-то из этих людей убивать,… а они могут убить меня. На войне  ведь без потерь не бывает, - с некоторой тревогой в сердце думал он, - кому-то уж точно не повезет, а чем я лучше других?..

   Вдруг его мысли были внезапно прерваны. Он увидел, как из блока ракет, прикрепленного к вертолету слева, выплеснулось пламя, а сам вертолет, клюнув носом, сильно задрожал.

   «Что-то случилось», - молнией пронеслось в голове Владимира.

   Испытав инстинктивное состояние сильнейшей тревоги, он вскочил с места и метнулся к открытому проему, ведущему в пилотскую кабину. Тут же через ветровое стекло он увидел, как прямо по курсу вертолета, там, где черные шлейфы выпущенных с вертолета  ракет соединялись с землей, в шквале огня и облаке дыма, в смертельном страхе мечутся темные фигурки не то людей, не то животных.

   - Что случилось? – задыхаясь от напряжения, прокричал он в ухо сидящего в проеме двери вертолетчика, худощавого парня с выцветшими волосами и совершенно черным от загара лицом.

   - Ничего особенного, - тоже пытаясь перекричать гул работающих двигателей, отозвался тот, - просто отара овец!

   Ошеломленный ответом, Владимир некоторое время стоял молча, продолжая наблюдать за тем, как с вертолета к земле несется смерть, затем, словно смахивая с себя оторопь, охватившую его, вновь недоуменно спросил вертолетчика:

   - А зачем вы ее?..

   Вертолетчик скользнул веселым взглядом по лицу Владимира и с жесткой категоричностью в голосе, ответил:

   - А чтобы «духам» она не досталась.

   Больше Владимир не задавал «лишних» вопросов. Он лишь тупо смотрел на то, как где-то там, внизу, в результате ракетного удара с вертолета, на котором он летит, беспомощные животные и пастухи превращаются в кашу и чувствовал, как в нем зарождается какое-то гнетущее чувство своей вины за причастность к совершаемому и, как ему тогда показалось, ужасно постыдному. А тяжкая мысль о том, с какой озлобленностью и ненавистью будут относиться афганцы к советским войскам, таким чудовищным способом «помогавшим» им в борьбе за «счастливое» социалистическое будущее, терзала Владимира даже тогда, когда он уже покинул территорию этой многострадальной страны.