Стоп!

Я схватила бумаги Полевичека с данными следственного эксперимента, быстро пробежала текст глазами, потом еще раз, но медленно. Ни один свидетель не упоминал, что ходил в туалет. Почему? Из-за того, что туалет находится в непосредственной близости от спальни? Кто-то побоялся навлечь на себя подозрения? Или просто постеснялся упомянуть о такой интимной подробности? Постеснялся, обесценив результаты следственного эксперимента, призванного выявить убийцу? Кто же у нас такой застенчивый? Уж не Саша ли, часом?

— Марк! Ты должен позвонить Александру и спросить его, не заглядывал ли он в туалет буквально за минуту до того, как раздался крик Вероники. Кто-то туда заходил, я сама слышала, но милиции не сознался. Если это не преступник, то почти определенно закомплексованный электронный гений. Так что ты, ради бога, прояви максимум такта. Вполне возможно, что Сашу от твоего вопроса хватит кондрашка.

Не знаю, в каком состоянии оставил Сашу Марк, но признание он вырвал. Евгений действительно на минуту оставался в гостиной один. Этой минуты ему бы вполне хватило, чтобы забрать с балкона доску и перенести ее в гардеробную.

— Ну что же, все ясно, — подвел итоги Марк. — Убийцу мы вычислили. Теперь твоя очередь звонить, Варвара. Иди, обрадуй Полевичека.

Я встала из-за стола и пошла к дверям, но на пороге остановилась и повернула обратно.

— Нет, Полевичеку звонить нельзя. Они не смогут сразу арестовать Лазорева, потому что у них нет доказательств. А если милиция начнет сновать вокруг, он занервничает и уберет Веронику.

— Как это — нет доказательств? — завелся Прошка. — А доска? Когда ты пришла к Веронике, доски в раздевалке не было, это ясно. Иначе ты треснулась бы об нее лбом сразу, когда вешала сумку. Потом она появляется и снова исчезает, и, заметь, на допросе никто об этой чертовой деревяшке даже не упоминает. Любой дурак сообразит, что она имела отношение к убийству. А зачем она убийце, как не для проникновения в спальню через балкон? Значит, убийца — Лазорев… — Это не доказательства, а рассуждения, а Лазореву плевать на твои рассуждения. «Какая такая доска? Никакой доски не помню. Никуда мы с Цыганковым не лазали, мирно курили на балконе, обсуждая достоинства курортов». И ничего ты с ним не сделаешь. А Петровский и стараться не станет. «Кто там у нас вытащил на свет божий эту доску? А-а, Клюева! Ну, понятное дело. А подать-ка сюда гражданку Клюеву!»

— Но если Цыганков принес эту доску открыто, то о ней должны знать другие члены труппы, — сказал Леша. — Может быть… — Не важно, — перебил его Марк. — Пока никто не сказал, что видел Лазорева с этой доской, никто его к ней не привяжет. Нужны факты, а не логические построения. Какая-нибудь нестыковка в его показаниях с показаниями других свидетелей. Что-нибудь, что давало бы возможность уличить его во лжи. Он не мог учесть всего. Думайте: где искать это слабое место?

Все послушно наморщили лбы.

— Он тоже не сказал, что Седых выходил в туалет, — выдал после минутного раздумья Леша. — Сашино молчание можно объяснить стеснительностью, а молчание Лазорева выглядит подозрительно.

— Хорошо, — одобрил Марк, — но недостаточно. Евгений скажет, что короткая Сашина отлучка просто не задержалась у него в памяти.

— Или объяснит свою забывчивость кратковременностью отлучки, — добавила я. — Он-де решил, что это не имеет значения, поскольку за минуту Саша все равно не успел бы задушить Людмилу.

Мы снова задумались.

— Есть! — воскликнул Генрих. — Связь Лазорева с Цыганковым! Они наверняка были знакомы раньше, иначе Лазорев не рискнул бы позвать Романа в сообщники.

— Да, — согласился Марк. — По нашей версии, Роман записался на курсы к Веронике с подачи Евгения.

— Но, давая показания, ни один из них не упомянул о давнем знакомстве. Если милиции удастся выявить связь между ними, Лазореву не отвертеться. Особенно теперь, после убийства Цыганкова.

— Да, но пока они будут выявлять эту связь, Лазорев сто раз успеет избавиться от Вероники, — мрачно сказала я. — Он наверняка не привлек бы Романа, если бы об их знакомстве было широко известно.

— Можно осторожно прощупать почву самим, — предложил Марк. — Позвони Полевичеку, Варька. Узнай, в каком из ночных клубов плясал Цыганков, координаты его бывшей любовницы и точный адрес лазоревского оздоровительного центра.

Я бросилась к телефону. Я не стала целенаправленно выпытывать у Полевичека интересующие нас сведения, а обрушила на его голову целую лавину вопросов. Где работал Сурен до того, как устроился на курсы? Почему у Тамары до Нового года не было времени посещать театральную студию? Не выяснилось ли, кто автор пьесы, которую они ставили? Не привлекал ли Сурен к постановке спонсоров? И так далее, и тому подобное. Полевичек настолько опешил под градом вопросов, что начал автоматически выдавать ответы, если эти ответы знал. Таким образом мне удалось получить нужную информацию и не выдать при этом, что меня интересовало в первую очередь.

Мы поделили между собой охотничью территорию. Марк выбрал ночной клуб, Прошке снова поручил экс-любовницу Цыганкова, а меня отправил в оздоровительный центр — естественно, в сопровождении Леши и Генриха. Я должна была изображать богатую дамочку, желающую понежиться в руках массажиста. Но, если «шевроле» Вероники соответствовал этому образу, то моя амуниция — дешевая хлопчатобумажная маечка и потертые джинсы (правда, «Левис») — явно шли с ним вразрез.

— Ничего, — сказал Марк, критически оглядев меня с головы до пят. По-настоящему богатым людям нет нужды рядиться в страусиные перья, чтобы самоутвердиться. Они могут позволить себе одеваться, как им удобнее. Ты же не на прием едешь. Только хватит ли у нас денег на услуги этого заведения?

— Хватит. У меня на книжке больше тысячи баксов — на отпуск копила. Ни один миллионер не позволит себе потратить так много на какой-то дурацкий массаж.

— Ладно. В крайнем случае можешь капризно скривить губки и отказаться. Богатая дамочка не станет заботиться о впечатлении, которое производит на лакеев. Главное — держись понадменнее.

— Это запросто!

И мы отправились на задание. Первым делом заехали в банк и опустошили мой счет. Потом — в спортивный магазин, за купальником и резиновой шапочкой. Я решила, что просто массаж будет выглядеть недостаточно солидно. В такой жаркий день редкая женщина сможет отказать себе в удовольствии поплавать в прохладном бассейне, раз уж она возле него оказалась.

Центр «Отдых и здоровье» мы нашли с легкостью — по огромному указателю на шоссе неподалеку от Подольска. Остановившись в трехстах метрах от гостеприимно распахнутых кованых ворот, я повернулась к своим спутникам.

— Одному из вас придется подождать здесь. Наверное, тебе, Генрих. Леша еще худо-бедно сойдет за моего телохранителя — пусть только очки снимет. А ты со своей комплекцией можешь претендовать только на роль придворного поэта. Но придворные поэты не сопровождают высоких особ к массажистам. Леша, садись за руль. Состоятельным леди не пристало возить своих телохранителей.

— У меня нет прав.

— Ну и что? Тебе же осталось только сдать экзамены!

— Без прав я за руль не сяду, — отрезал он.

— Леша, твоя приверженность соблюдению правил просто одиозна. Неужели ты не способен нарушить предписания даже в экстремальных обстоятельствах?

— Не способен, — подтвердил Леша.

Мы с Генрихом начали было его уламывать, потом махнули рукой.

— Ладно, Варька, — сказал Генрих. — Как справедливо заметил Марк, хозяевам жизни плевать на мнение лакеев. Если телохранитель, сидящий на пассажирском месте, вызовет их недоумение, это не наши проблемы.

Пришлось с этим согласиться. Я достала из сумки блокнот и сделала быстрый набросок — портрет Романа. Потом кивнула Генриху, подождала, пока он выйдет, и направила машину к аляповатому четырехэтажному зданию — вероятно, бывшему дому отдыха для местных партийных и профсоюзных боссов.

На стоянке Леша, согласно инструкции, вылез первым и открыл передо мной дверцу машины. Сомневаюсь, что он проделал это достаточно изящно, но, в конце концов, изящество — не главное достоинство телохранителя. Я бросила ему через плечо: «Иди сзади», взяла сумку и направилась к входу.