— Потому что нас об этом не спрашивали, надо полагать. — Я собиралась присовокупить к этому едкое замечание в адрес Дуболома, но тут до меня дошло, что еще означают слова Полевичека:
— Вы хотите сказать, что не нашли ее документы?
— Кое-какие нашли. Свидетельство о рождении, аттестат зрелости… Все наше, советское. И ничего, что указывало бы на американское гражданство.
На меня напала противная слабость. До сих пор я надеялась, что исчезновение Вероники — случайность. Девушка, не в силах вынести ужасную картину, побежала куда глаза глядят, а потом произошло нечто, помешавшее ей вернуться. Но девушка, перепуганная насмерть, вряд ли предусмотрительно захватит с собой документы. Теперь милиция наверняка воспримет ее бегство, как признание вины, ведь именно Вероника обнаружила тело, а значит, имела прекрасную возможность сначала задушить Людмилу, а потом поднять тревогу. Но это еще не самое страшное. Милиция подозревала бы Веронику в любом случае убеги она хоть в чем мать родила. Для меня же исчезновение документов имело куда более зловещий смысл. Я помнила, какое лицо было у кузины, когда я видела ее в последний раз, и ничто бы не заставило меня поверить, будто через две минуты она деловито укладывала в сумочку паспорт. Нет, кто-то другой позаботился о том, чтобы она взяла документы. Этот некто руководил ее бегством и, возможно, направил ее туда, где она находится до сих пор.
И до сих пор со мной не связалась… Неужели Лешина догадка верна, и кто-то действительно оговорил меня перед Вероникой? Но когда? С того мгновения, как я увидела кузину у окна в спальне, и до того, как ее хватились, прошло не больше пяти минут. И за это время зловещий некто незаметно вывел Веронику комнаты, полной людей, оклеветал меня, убедил ее скрыться, дал инструкции, сунул в руки сумочку с документами, проводил до двери и незаметно же вернулся в спальню? Невероятно! Но еще более невероятно, что Вероника в течение пяти минут пришла в себя без посторонней помощи и приняла решение скрыться настолько хладнокровно, что прихватила с собой документы.
Я очнулась от прикосновения Полевичека. Видимо, он уже давно пытался привлечь мое внимание и, потеряв терпение, легонько тряхнул меня за плечо.
— Варвара Андреевна, вы слышите? Что с вами? Вам нехорошо?
— Нет, все в порядке. — Я потерла ладонью лоб и подняла глаза на оперативника. — Михаил Ильич, вы должны меня выслушать и, главное, должны поверить. Я была бы круглой идиоткой, если бы не понимала, что Вероника — ваша главная подозреваемая. Поэтому в первую очередь вы наверняка будете проверять вокзалы, аэропорты и… что там еще проверяют, когда ищут беглых преступников. Я не прошу вас отказаться от этих поисков, хотя знаю наверняка, что они не принесут результата. Но умоляю: проверьте параллельно Тамару и Александра Седых и Романа Цыганкова. Опросите всех их родственников, друзей, знакомых. Кто-то из них наверняка прячет бедную девочку. Хотя, возможно, для нее сняли квартиру… Полевичек убрал руку с моего плеча и снова сел на табурет.
— И почему вы именно сейчас пришли к такому выводу? — чуть ли не по слогам спросил он, впившись в меня взглядом.
— Пропавшие документы. Сейчас я все объясню. Если вы помните мои показания, я вбежала в спальню, услышав дикий женский крик. Увидела на полу тело в платье Вероники и упала на колени. В следующую минуту в комнату ворвались люди. Они заслонили тело, я подняла голову и увидела Веронику. Но я была уверена, что секунду назад видела ее на полу, и, не поверив своим глазам, протолкалась вперед. Сурен и Евгений уже перевернули девушку, и я поняла, что это Людмила. Но главное не это. Главное, что Сурен и Евгений были у меня на глазах, тогда как Вероника, Тамара, Александр и Роман стояли за спиной. Теперь я снова вернусь к Веронике. Она — блондинка со светлой кожей. Люди с такой кожей легко краснеют, зато очень редко бледнеют. А Вероника была не просто бледной, а бледной до синевы. Глаза у нее ярко голубые, но в тот момент казались совершенно черными — настолько были расширены зрачки. А взгляд… нет, не могу описать. Но если вы когда-нибудь видели человека в шоке, вы представляете, о чем я говорю. До сих пор я считала, что Вероника убежала из квартиры, не сознавая, что делает. Но тогда пропажа документов совершенно необъяснима. Вероника не могла в ту минуту думать о паспорте, потому что вообще ни о чем не могла думать. Сейчас мне вообще представляется сомнительным, что она могла покинуть квартиру сама. А вот если бы кто-то взял ее за руку и повел за собой, то она бы пошла безропотно, как сомнамбула, сжимая в руке сумочку с документами, которую вручил ей поводырь.
— А поводырем мог быть только кто-то из названной вами троицы, закончил за меня Полевичек. — Но ведь он не мог увести вашу кузину далеко — ему нужно было вернуться в спальню, пока никто не заметил его отсутствия.
— Да, меня это тоже ставит в тупик, — призналась я. — У него не было времени привести Веронику в чувство, снабдить инструкциями и убедить, чтобы она им следовала. Потому-то я и прошу проверить друзей и знакомых. Похоже, ее просто передали с рук на руки.
— Вы хотите сказать, что за дверью квартиры ждал сообщник? Но тогда выходит, что человек, спрятавший вашу сестру, знал об убийстве заранее? Не слишком ли фантастическая версия?
— Я знала, что вы мне не поверите, — сказала я, подавив вздох. Конечно, вам гораздо легче допустить, что робкая девушка задушила близкую подругу, хладнокровно собрала вещички и смылась. И хлопот меньше. Объявить в розыск — и все тут. Только если Вероника погибнет, эта смерть будет на вашей совести. Я вас предупредила.
Полевичек смотрел на меня в упор. Его каменная физиономия запросто могла бы украсить мемориальную доску в память милиционера, вышедшего с голыми руками на вооруженного до зубов бандита.
— Почему вы думаете, что она непременно погибнет?
— А по-вашему, этот мерзавец затеял столь сложную комбинацию, включающую убийство, чтобы уединиться с девушкой для любовных утех? — спросила я сердито. — Ему нужны деньги. Вероника с моей подачи сказала своим приятелям, что доллары, привезенные из Швейцарии, отдала мне, а я положила их в банк. Если вытянуть деньги из моей кузины проще простого — достаточно сплести какую-нибудь душещипательную историю, — то со мной этот номер не пройдет. Но когда мне поставят ультиматум: или расставайся с баксами, или хорони кузину, выхода у меня не будет. Хотя я прекрасно понимаю, что Веронику убьют в любом случае, не отпустят же они свидетеля, который их разоблачит. Но пока ее можно еще спасти! — Я умоляюще посмотрела на оперативника. — Они не убьют ее сразу: побоятся, что я откажусь платить, не получив доказательств, что она жива. Пожалуйста, найдите ее, пока не поздно!
Моя мольба Полевичека не смягчила. Не пожелал он сменить непробиваемую милицейскую шкуру на рыцарские доспехи.
— У вас слишком буйное воображение, Варвара Андреевна. Вы нагромоздили в одну кучу столько бездоказательных утверждений, что эта конструкция просто обязана рухнуть от одного пристального взгляда. Тем более, что в ее основе лежит весьма сомнительная посылка, будто бы ваша кузина не могла самостоятельно уйти из дома, захватив с собой паспорт. Я работаю в милиции не первый год и пришел к твердому убеждению: ни один человек не способен с достоверностью предсказать поведение другого, в том числе и самого близкого, в критических обстоятельствах. А вы с кузиной знакомы всего три месяца. Но допустим, вы правильно оценили ее состояние, допустим, она не соображала, что делала. Что отсюда следует? Испуганный до потери рассудка человек бежит — это естественно. Столь же естественно для женщины, убегая из дома, прихватить с собой сумочку. Она сделала это чисто машинально, понимаете?
Я открыла и снова закрыла рот. Такой вариант мне в голову не приходил. Да, если Вероника привыкла класть сумку на одно и то же место — где-нибудь в холле или прихожей — и брать ее, выходя из дома, то могла бездумно схватить ее, будучи в любом состоянии. А ключи не взяла, потому что, открывая дверь, вынула их из сумки и положила на полочку перед зеркалом. Вполне логично. Неужели моя стройная версия — всего лишь порождение буйной фантазии, как утверждает Полевичек?
