Внезапная острая боль, пронизавшая ее тело, заставила ее понять, о чем он говорил. Холли ахнула, ее сердце забилось с бешеной скоростью.

Это было абсолютно ново и незнакомо для нее. Холли застонала, потом вскрикнула от удовольствия.

Он больше не был с ней мягок.

Наутро она просыпалась медленно. Двери веранды были широко раскрыты, и лучи солнца врывались внутрь, освещая темный силуэт мужчины, стоящего на пороге и глядящего вдаль.

Холли приподнялась на локте.

— Джек?

Он вошел в маленькую комнату. На нем были шорты и зеленая рубашка. Вместе с ним в комнату ворвались ароматы моря и свежий утренний воздух.

— А, ты проснулась, хорошо. — Его лица не было видно, но голос звучал напряженно.

— Что-то не так?

— Нет. Но у нас почти что нет времени, если ты хочешь позавтракать и успеть на самолет до Майами.

Она медленно переспросила:

— Если я хочу позавтракать?

— Я уже поел, — коротко пояснил Джек. — Я проснулся на рассвете. Как обычно. Прогулялся до отеля, поел и сел за работу.

Разве такие простые слова могли ранить? Но ранили…

Холли сказала:

— Мне жаль… — и осеклась, поняв, что извиняться не за что.

Джек заговорил еще резче:

— Ничего. Надо было выспаться. Но думаю, теперь тебе надо шевелиться.

Ни поцелуя, ни ласкового слова… После всего, что было ночью. Та нежность… Теперь он едва смотрел в ее сторону. Что могло произойти?

Она встряхнула головой:

— Почему?

— Я же сказал — самолет.

Он что — нарочно не понимает ее? Да, конечно, прежде у нее не было любовников. Может быть, мужчины всегда наутро ведут себя так? Может быть, он стыдится своей страстности, выказанной ночью. А может быть — хуже всего — он стыдится ее страстности.

Холли натянула простыню до самой шеи.

— Я уже встаю, — сдавленно сообщила она.

Он заколебался. Или ей это только показалось? Но это было неважно, потому что он почти сразу же кивнул.

— Жду тебя на террасе.

Она выбралась из кровати, плотно закутавшись в простыню. Какая нелепость. Прошлой ночью он видел ее обнаженной. И не только видел… А теперь она кутается в ткань, словно мумия, как будто боится показать ему грудь или бедро или как будто оскорблена.

Джек резко отвернулся.

Холли мысленно выругалась. Значит, она обидела его этим. Если бы у нее было побольше опыта! Если бы она знала, что он от нее ждет…

Опершись одной рукой о косяк, Джек обернулся и посмотрел на Холли через плечо. Холли не знала, что в лучах солнца ее волосы переливаются золотом. На подбородке Джека дрогнул мускул.

— Хол…

Ее низко опущенная голова вскинулась:

— Что?

Он сдавленно проговорил:

— Как ты думаешь, ты успеешь собрать сумку прежде, чем выйдешь к завтраку?

Она непонимающе уставилась на него.

— Ч-что? А зачем?

— Чтобы я мог отправить вещи в аэропорт, пока ты будешь завтракать. И мы сможем сразу поехать к самолету.

— Аэропорт? Ты хочешь так быстро от меня отделаться?

Она ожидала, что он поморщится. Но по выражению его лица поняла, что ошибалась.

— Разумеется, нет, — тем же резким тоном ответил Джек. — Черт, я знал, что надо было сначала поговорить.

Повисло тяжелое молчание.

— П-поговорить? — Холли не смогла сладить с голосом.

— Все должно было быть более разумным, — с внезапной яростью сказал Джек. — Но теперь ничего не исправишь. Надо подумать, что будет лучше всего для тебя. Я так понимаю, ты пока ничего не планировала?

Холли отрицательно покачала головой. С этим новым Джеком ей было сложно разговаривать. Или не с новым? Это, скорее, был прежний Джек, спокойный и холодный, словно арктический ветер, и такой же замораживающий.

— А я должна была что-то спланировать? — растерянно спросила она. — Не знала… извини…

— Нет, конечно. Если бы ты что-то спланировала, я не стал бы тебя переубеждать.

Не стал бы? А почему?

Спросить об этом вслух у нее не хватило смелости.

В конце концов, вчерашняя ночь могла ничего не значить для Джека. Может быть, таким образом он занимался любовью с десятками женщин.

— А что ты предлагаешь?

— Я должен возвращаться в Игнас. Можешь поехать со мной. Лишняя пара рук нам не помешает. Ты знаешь испанский?

— Да.

— Тогда ты нам будешь полезна.

Вот он снова, прежний Джек, логичный и практичный. Холли готова была разрыдаться.

— Неплохой план, — тихо сказала она. — Дай мне десять минут.

Отель был знаменит своими завтраками: свежие манго и ананасы с гуайявой, поданные вместе с домашними горячими булочками и свежесваренным ароматным кофе. Холли покосилась на яства, словно они были отравлены, и едва притронулась к кофе.

— Похмелье? — не без участия спросил Джек. Налил в стакан воды со льдом и протянул ей. — Местный ромовый пунш — опасная штука. Мне надо было тебя предупредить.

Она выглядела такой юной в этой светлой футболке и с аккуратно зачесанными в хвост волосами, что Джек с болью отвел взгляд.

Она посмотрела ему прямо в лицо. Сейчас, в утреннем свете, ее глаза были очень темными, в них не осталось и следа от прежнего вечернего золота.

— Я что-то сделала не так, — храбро выпалила она. — Скажи мне — что.

Он не стал делать вид, что не понял.

— Не ты, Холли, а я.

— Что? Не понимаю.

— Знаю, что не понимаешь. Поэтому мне нет прощения.

Холли ничего не могла понять.

— Значит, ты жалеешь о прошлой ночи?

На подбородке Джека дернулся мускул.

— Дело не в сожалениях, — резко ответил он. — Я нарушил соглашение.

— Но я сама захотела, чтобы ты его нарушил, — мягко напомнила она.

В его глазах отражалась боль.

— Ты не соображала, что делаешь. И я это понимал. Я просто предпочел не думать об этом.

— А разве тут главное — думать? Об этом?

— Когда ты станешь старше, — проговорил Джек, — ты поймешь, что главное — думать. В особенности об этом.

Холли поморщилась. Но сегодня она чувствовала особый прилив смелости. Она должна смотреть прямо в лицо фактам.

— А если я скажу, что не жалею об этом?

На миг глаза Джека смягчились. Но потом он покачал головой.

— Неважно. Секс не входил в соглашение.

— А. — Она задумалась на миг. — То есть ты имеешь в виду, что не хотел меня.

— Ничего подобного я не говорил, — сердито сказал Джек. — Я так хотел тебя, что нарушил свои собственные правила, — хрипло сказал он.

Холли стало немножко лучше.

— И как ты себя чувствуешь сегодня утром?

Наконец он произнес:

— Старым.

Холли была потрясена и не могла этого скрыть.

Пробормотав что-то сквозь зубы, Джек встал и отошел к балюстраде. Холли видела, как напряглась его спина. Не глядя на нее, Джек сказал:

— Этого не должно было произойти. Мы оба были уставшими. И ты выпила слишком много этого чертова рома. Я знал это. И мне нет прощения. — И, словно гром среди ясного неба: — Это больше не повторится.

Джек Армор, думала Холли, обладает удивительным качеством — он может скрывать свои чувства, когда хочет. За последние двенадцать часов она наблюдала, как сквозь бесстрастный фасад прорвалась его бешеная страсть. И потом — гнев сожаления.

Но когда они прибыли в маленький аэропорт, на, так сказать, проводы героя, то перед публикой предстал самый счастливый молодой муж на свете.

Холли не была такой искусной притворщицей. Слова Джека безостановочно крутились в ее мозгу, заглушая веселую болтовню и смех.

Это больше не повторится. Это больше не повторится.

Казалось, Джек уже напрочь выкинул из головы их разговор. Холли то же самое сделать не смогла. И это было тяжелее всего. Она застыла в его объятиях, односложно отвечая на вопросы.

Островитяне, судя по всему, приняли ее оцепенение за обыкновенное смущение новобрачной и подарили ей широкополую соломенную шляпу, чтобы скрыть румянец. Но Джек прекрасно понимал, что это не смущение, и злился.