В его глазах промелькнуло какое-то странное выражение, и Кэти почудилось, будто Хэйдон хотел обнять ее. Она инстинктивно отпрянула, но он всего лишь потянулся за ее чемоданом, который перед этим поставил на землю.

— Не бойся меня, Кэти. Наслаждайся жизнью, — тихо произнес он и повел ее в дом.

Кэти решила последовать его совету, тем более что в таком райском месте это напрашивалось само собой. Хэйдон отвел ей небольшую комнату на верхнем этаже башенки. Потолок комнаты был украшен причудливыми мозаиками, а стены — фресками, на которые Кэти глядела с замиранием сердца.

— Похоже на собор, — сказала она. Хэйдон кивнул.

— Когда-то здесь было аббатство, но потом аббат отрекся от сана и занялся земледелием, тогда графство решило продать этот дом.

— Не знала, что такое случается в Италии.

— Монахи тоже люди. Кажется, брат этого аббата умер, и ему пришлось взять все в свои руки. Родственные связи в Италии — это святое.

— Я знаю.

— Скажи, а ты бы смогла бросить все самое дорогое ради брата или сестры?

— Я единственный ребенок в семье.

— Правда? Значит, у нас есть что-то общее. Я тоже один.

Его голос стал сладким как мед. Кэти подозрительно глянула на него. Она прекрасно поняла, на что он намекал, тем более что их разделяла огромная двуспальная кровать. Она поспешно заговорила:

— У меня есть отец, но… Не то чтобы мы не общались, просто он не одобряет того, что я делаю. А мама… Я рада, что они с отцом перестали по крайней мере поливать друг друга грязью за глаза.

Хэйдон кивнул.

— Они разведены?

— Не совсем. — Кэти отвела глаза. — Мой отец ушел, когда мне было шестнадцать, но такие вещи, как развод, отнимают много времени. Надо оформить какие-то бумаги, а им все недосуг.

— Это странно, — согласился Хэйдон, — хотя… я разводился гораздо дольше, чем был женат.

— Ты был женат?

От удивления Кэти забыла о том, что ей надлежит тщательно скрывать свои чувства. Конечно, он был женат. Почему это не приходило ей в голову раньше? Она взглянула на Хэйдона, но его лицо оставалось непроницаемым.

— Это тебя беспокоит?

— Да. Нет. Разумеется, нет, — смутилась Кэти. — Мне все равно.

На его губах промелькнула довольная улыбка.

— Я тебе почти верю.

— Мне все равно, — повторила Кэти. — Твоя жизнь меня не касается.

— Как скажешь, — ухмыльнулся Хэйдон и опустил глаза.

После его ухода Кэти вздохнула с облегчением и принялась разбирать чемоданы. Вытаскивала по одной вещи из чемодана и подолгу рассматривала их, не зная, куда бы все это положить. Кисти не понадобятся: в комнате обнаружился роскошный набор принадлежностей для рисования. Наконец она рассовала свою одежду по ящикам и шкафам и спустилась на первый этаж.

Побродив по пустынным залам, Кэти поняла, что заблудилась в огромном особняке восемнадцатого века. Она металась по коридорам, натыкаясь на старинные шкафы из красного дерева, и чувствовала себя словно зверь, загнанный в ловушку. Она пыталась найти хоть какой-нибудь выход, но набрела только на гостиную с высокими потолками и большими окнами.

Вокруг стояла антикварная мебель: гладко отполированные чайные столики, старинное бюро с множеством ящичков, книжный шкаф во всю стену, заполненный раритетными изданиями начиная с шестнадцатого века, мягкие кресла, на которых, возможно, проводил свой досуг Генрих Восьмой, стол с мраморной столешницей и массивными бронзовыми канделябрами и старинное, но отлично сохранившееся пианино в углу.

Кэти не очень хорошо разбиралась в антиквариате, но в данном случае не нужно было быть экспертом, чтобы понять, что все эти сокровища стоили немалых денег. Только сейчас она окончательно осознала, насколько богат Хэйдон Тримэйн.

Это разозлило ее, и, когда миллионер собственной персоной возник в дверях, она едва не набросилась на него с кулаками.

— Все это, — она указала на предметы роскоши, украшавшие гостиную, — стоит целое состояние.

— Прости? — недопонял Хэйдон.

Кэти рвала и метала:

— Ты должен был подарить все это музею или устроить музей здесь. Мебель выцветет и превратится в рухлядь, а ты… ты эгоист! Приезжаешь сюда раз в году, чтобы полюбоваться своими сокровищами! Я могла бы испачкать это углем или олифой или…

— Могла бы, — согласился он, сдерживая улыбку. — Хочешь этим заняться?

— Не смешно, — отрезала Кэти.

— Не смешно. В прошлый раз на реставрацию стульев ушло восемь недель. Приходилось сидеть на полу. Вообще-то я намеревался провести здесь Рождество, но в последнюю минуту планы изменились, и я уехал на Карибские острова.

— Карибские острова! — воскликнула Кэти, изо всех сил стараясь не расплакаться. — Ты ведь действительно невероятно богат, да?

Хэйдон с любопытством поглядел на нее и ответил:

— Да.

— И это ты заплатил за мой перелет сюда, ты заплатил таксисту, ты купил все эти кисти и краски, которые я нашла у себя в комнате?

Она была ужасно расстроена. Хэйдон секунду молча наблюдал за ней, а потом сказал:

— «Тримэйн траст» охотно поддерживает талантливых молодых художников.

— И даже тех, с которыми лично знаком владелец «Тримэйн траст»?

Хэйдон вскинул брови.

— Ты имеешь в виду художников, с которыми владелец «Тримэйн траст» хочет переспать?

— Я… я… — Кэти запнулась.

— Мы оба взрослые люди, — сказал Хэйдон. — Может, хватит притворяться?

Кэти отвела глаза.

— Я чувствую себя идиоткой, — пробормотала она. — Глупой стервой.

— Я так не думаю, — слегка улыбнувшись, возразил Хэйдон. — Стервы обычно бывают рады, когда кто-нибудь берет на себя их расходы. К тому же глупых стерв не существует. Зря ты себя унижаешь.

Кэти вдруг уронила книжку, которую вертела в руках. Пальцы ее не слушались. Он выжидающе посмотрел на нее, потом поднял книгу и аккуратно положил ее на бесценный столик из красного дерева. Лицо Кэти залила краска.

— Сядь, — велел он.

Он ее даже не коснулся, а она, как завороженная, без сил рухнула в кресло, успев подумать, что мастер, делавший его, и не предполагал, что когда-нибудь в нем будет сидеть девушка, одетая в джинсы и футболку вместо шикарного платья с оборочками.

Хэйдон облокотился на спинку кресла, в котором она сидела, и наклонился к ней. У Кэти все поплыло перед глазами.

— Некоторые люди рождаются богатыми, — сухо сказал он, — некоторые нажигают себе состояние, а некоторым просто везет. Я отношусь к последним.

— Что?

— Это вышло случайно, — терпеливо продолжил Хэйдон, — Я никогда не стремился заработать кучу денег. Мне всего лишь раньше других пришла в голову одна мысль, и вот чего я добился: я неприлично богат. Самый богатый лаборант на свете.

Он вздохнул и провел рукой по волосам.

— Я химик — взял чуть-чуть одного вещества, добавил чуть-чуть другого, смешал их и стал ждать, пока пробирка взорвется. — Он нахмурился и пожал плечами. — Но она не взорвалась. Ни через минуту, ни через час — никогда. Я открыл пластиковое покрытие двадцать первого века. Пока что мое изобретение — единственное в своем роде.

Кэти оглядела залитую солнцем гостиную и зажмурилась: солнечные лучи, отражавшиеся в зеркалах, висящих на стенах, ослепили ее.

— Все это? — с недоверием спросила она. — Все это на деньги, полученные за изобретение какого-то пластикового покрытия?

— Пластикового покрытия, о котором никто и мечтать не смел. Оно помогло улучшить абсолютно все — от электронных систем, встроенных в самолеты, до автомобильной магнитолы. Так получилось, что это стало моей жизнью.

— Ты не похож на человека, увлеченного своим делом.

Хэйдон пожал плечами.

— Возможно, в самом начале я этого сильно хотел… в самом начале…

— Другой бы на твоем месте возблагодарил свою счастливую звезду.

— Разве? Сомневаюсь. Все меняется, знаешь ли. Взгляды на жизнь меняются, остаются только деньги да устойчивые пластиковые покрытия. Хотя, конечно, с тех пор как я основал собственную компанию и мои дела пошли в гору, я перестал опасаться конвертов, присланных из банков. Мне уже не приходилось выбирать: вести ли мне девушку в кино в субботу или в кафе в воскресенье.