Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Через полчаса мы отошли на несколько шагов, и Герман Афанасьевич сказал:

– Ну, Яша, с Богом. Только осторожно. Тебе еще нужно освоить управление. Главное, не торопись.

Тележка дернулась, но не тронулась с места.

– Ничего, ничего, не нервничай, – сказал я, чувствуя, как весь напрягся, помогая мысленно Яше.

– Я не могу, – проскулил Яша.

– Сможешь, – твердо ответил Герман Афанасьевич. – Ты у нас все можешь. Ну еще раз!

Тележка вздрогнула и покатилась прямо на стену, резко затормозила.

– Ну сынок, катайся, – сказал Герман Афанасьевич и зачем-то начал тереть глаза лоскутом, который вытащил из кармана халата.

– Спасибо! – громко, на всю мощность своего усилителя, крикнул Яша и дал задний ход.

– Молодец, теперь руки, – скомандовал инженер.

– О, у меня еще есть руки! – снова завопил Яша. – Я совсем забыл о них.

Через несколько минут он уже мог пользоваться ими. Он подъехал ко мне, поднял руки и положил мне на плечи. Он еще не совсем освоил силу движений, и руки основательно ударили меня. Но мне не сделалось больно. Ничье прикосновение никогда не было мне так сладостно. Яша, железный мой сынок. Я посмотрел на него и готов был поклясться, что все три его глаза-объектива странно заблестели. А может быть, виной тому были мои собственные слезы.

«Пожалуй, матушка моя права, я действительно стал истериком, да еще слезливым», – подумал я.

9

И снова мы с Яшей одни в нашей старой доброй триста шестнадцатой комнате.

– Ты не торопишься, Толя?

– Нет.

– Хорошо. Я хочу сказать тебе нечто очень серьезное. И пожалуйста, если у тебя будут сомнения, не бойся поделиться ими. Мы ничего не должны бояться говорить друг другу. Хорошо?

– Хорошо.

– Ты помнишь, я спросил у тебя про второй черный ящик? Один стал мною, а второй, запасной, находится в лаборатории.

– Да, конечно.

– Вот он, – Яша подъехал к своему закутку, который мы выгородили ему, повернув шкаф.

– Вижу. А что это еще за устройство?

– Это маленькое устройство собрал Герман Афанасьевич, я сделал ему чертеж, и он соорудил его.

– А для чего оно?

– При помощи этой штуки я могу превратить запасной аппарат в свою абсолютно идентичную копию. Все, что составляет мое "я", все знания, все умения, все ощущения – все может быть перенесено в этот аппарат.

– А ты сам? Ты прекращаешь свое существование при этом?

– Нет. Я остаюсь. Рассказать тебе, как работает транслятор – назовем пока так мое устройство?

– Конечно.

Потребовалось часа два, пока я понял суть Яшиной идеи и устройства транслятора. Это была гениальная идея, я не боюсь этого слова. В наш век инфляции многих слов передо мной было чистое сияние гения. Мне не могло бы прийти это в голову даже за тысячу лет.

– Парень, – сказал я, – ты гений!

– Я хочу, – сказал Яша, – чтобы ты был автором этой штуки.

– Как это я? Ты с трудом втолковал мне принципы транслятора и хочешь, чтобы я был автором?

– Я говорю серьезно. Это мой подарок тебе за все, что ты сделал для меня.

– Я не могу…

– Это будет наша маленькая тайна. Подумай сам. Толя, я ведь не нуждаюсь в славе. Научное звание мне все равно не дадут. Представляешь, какие лица стали бы у членов аттестационной комиссии, если бы им нужно было присудить степень без защиты диссертации да еще железному ящику на колесах.

– Я не могу.

– Мало того. Толя. Это вопрос не только славы и степеней. Люди недоверчивы и консервативны по натуре. Они согласны принять от машины расчеты траекторий спутников, прогноз погоды или счет за телефонные разговоры. А новую научную идею да еще столь необычную… Нет, Толя, это должна быть твоя работа.

– Я должен подумать, Яша.

– Хорошо, Толя, спасибо. Но я еще не все тебе сказал, Я ждал, что ты сам подумаешь об этом и спросишь меня…

– О чем?

– Неужели тебе не пришло в голову, что копирование может осуществляться и с живого мозга? Только при другом напряжении.

Я не успевал за ним. Я вдруг вспомнил своего двоюродного брата. В каком же классе я учился, когда он жил у нас одну зиму? В восьмом, наверное. Он был студентом физтеха, и молчаливо предполагалось, что наличие студента в доме автоматически сделает из меня отличника. Несколько раз он действительно пытался помочь мне выполнять домашние задания по математике и физике, но он думал настолько быстрее меня, что я тут же терял нить его объяснений. Он нервничал от этого, а я злился…

– Может быть, попробуем? – спросил Яша.

– Как попробуем?

– С собой я уже пробовал. Идеально.

– И твоя копия была живая?

– Конечно. Только разговаривать с нею было неинтересно. Совершенно идентичная копия.

– И она сейчас существует, эта копия?

– Я стер ее.

– Зачем?

– Я подумал, что нужно освободить аппарат.

– Для чего, Яша? – тихо спросил я и почувствовал, что сердце мое испуганно дернулось.

– Я ж тебе сказал, Толя. Можно попробовать снять копию с человека. Это абсолютно безопасно, но если ты…

– Я не знаю, можешь ли ты свихнуться, Яша, но похоже, что да.

– Почему?

– Ты еще спрашиваешь?

– Это абсолютно безопасно, Толя, – сказал Яша. – И я прошу тебя об этом.

– Для чего? Почему так сразу?

– Конечно, если тебе страшно…

– При чем тут страшно?

– Толя, мы не должны обманывать друг друга…

– Да, мне страшно.

Яша подъехал ко мне и положил руки на плечи.

– Неужели же ты думаешь, что я стал бы уговаривать тебя, если бы была хоть какая-то опасность? Мы договаривались ничего не утаивать друг от друга, и я скажу, почему мне хочется проделать этот эксперимент. Я хочу, чтобы рядом со мной была твоя копия. Я чувствую, что часто становлюсь тебе в тягость, а так у меня будет товарищ…

Я молчу. Я жду. Я ощущаю, как накатывается на меня отчаянная лихость. Она поднимает меня, и как только ноги мои теряют опору, я в ее власти. Она несет, крутит. И оттого, что я не могу уже управлять собой, испытываю облегчение.

Как во сне, помогаю Яше приспосабливать транслятор, как во сне, подключаю с ним все приборы к сети.

– Начнем, – сказал Яша.

– Давай, сынок. Только смотри, не разрегулируй папашу. Ну чего ж ты ждешь?

– Я не жду, Толя. Копирование уже идет.

– Я ничего не чувствую.

– Ты и не должен ничего чувствовать. Ты же ничего не теряешь.

– Надеюсь, число моих копий будет хоть ограничено, как подписные гравюры у художника. Долго еще?

– Скоро. Впрочем, пока мы болтаем, процесс уже заканчивается. Да, все.

Поверьте мне, умом я понимал всю гениальность Яшиного открытия. Как-никак это моя профессия. Но все мое существо прочно стояло на якоре здравого смысла; как, чтобы в этом невзрачном ящике заключалась моя душа? Моя уникальнейшая несравненная душа, сотканная из неповторимых чувств, мыслей и воспоминаний? В которой живет весь мир, от Галочки, отвергнувшей меня, до Яши, от приготовленных для Нобелевской премии речей до маминых телефонограмм подругам о поступках чудовища, взращенного ею на свою бедную пенсионную голову. Да чепуха это! Этого просто не может быть! Мало ли что там говорят изящные и неожиданные Яшины уравнения. Для других, может быть, они и действительны, но только не для меня, Анатолия Любовцева.

– Проверим, что получилось, – сказал Яша, и будничность фразы еще больше укрепила мое восставшее сердце.

– А как ты проверишь? У него же нет ни речевого синтезатора, ни печатающего устройства. Да если ты и подсоединишь к нему свой синтезатор, вряд ли он сразу заговорит. Ты во всяком случае осваивал свой несколько дней.

– О, ты прав, конечно. Одно дело, когда говорит человек, естественно, пользуясь своим речевым аппаратом, другое – синтезатор. Но сейчас он и не нужен нам.

– А как же? Это же действительно черный ящик, вещь в себе, иди определи, что в нем происходит, когда на выходе не сигнал, а знак вопроса.

– Я думаю, что если усилить поле до предела, транслятор может на минуту-другую обеспечить двустороннюю связь. Ты соединишься со своей копией незримой пуповиной.

14
{"b":"145144","o":1}