В зале стало светлее, Фрэнк оглянулся – Макс Догерти, притворив за собой дверь, направился к нему.

– Сейчас подъедет один спец по оборудованию, – сообщил Макс, обходя ринг. – А пока нам надо устроить мозговой штурм. Но прежде… – Поддернув штанины на бедрах, он опустился на сиденье ближнего к Фрэнку тренажера. – Прежде я расскажу тебе о твоем отце, о себе и о войне.

Спать расхотелось, Фрэнк забыл про растяжение, молча уселся на пол, прислонившись спиной к боковине помоста, на котором был расположен ринг, и, положив руки на колени, свесил кисти.

– Его звали Джеймс Шелби, – без длинных предисловий начал тренер, глядя Фрэнку в глаза. – И он служил в рядах армии Бильвиля. Был на другой стороне, был против нас, но в этом нет твоей вины, Фрэнк. После войны Джеймс стал одним из ярых защитников и борцов за права переселенцев.

Для Фрэнка это было неожиданностью, он никогда не думал, что его отец из числа переселенцев – Джеймс Шелби не дожил до рождения сына всего лишь месяц, старые раны доконали его. Максу не довелось встречаться с Джеймсом на войне, но кое-что он слышал, так как служил в разведотделе при штабе генерала Хоппера, готовил диверсантов и не раз ходил на задания в тыл противника. Надо сказать, успешно. Ведь отряды Хоппера одержали верх над армией Бильвиля. Мать Фрэнка опасалась, что мальчику повредит прошлое его отца. Приведя девятилетнего сына в клуб Догерти, она честно рассказала Максу историю своей жизни и получила заверение в том, что Фрэнк вырастет настоящим мужчиной, а чей он сын, никто не узнает. Макс сдержал слово. Он хорошо помнил войну и уважал своих врагов. Фрэнк начал тренироваться, от отца ему достался бойцовский характер, он всегда и во всем хотел быть первым. И полностью оправдал ожидания – многого достиг.

Тренер снова достал очки и сделал вид, что протирает и без того чистые стекла, давая Фрэнку время переварить услышанное.

– Мы приблизились к самому важному. – Макс надел очки и продолжил рассказ.

Говорил он в непривычной возбужденной манере. Фрэнк раньше не видел его таким. Обычно тренер был спокоен и сдержан, но сейчас… Он затронул весьма щекотливую и опасную тему: требование к гражданам посещать «Меморию», оказывается, возникло после войны не сразу, а спустя десятилетие. О нем открыто объявил президент, когда принял решение покончить с резервациями переселенцев, упорно не желавших отказываться от прошлого. За ветеранами сохранили право оставить память о войне – стране всегда нужны патриоты-резервисты, готовые встать под ружье. А вот остальное население проще было избавить от тяжести воспоминаний, пообещав взамен статус граждан. Так возникло разделение на категории: синий, зеленый и оранжевый сигналы на электронном браслете. Все переселенцы их тоже носили, но там было вмонтировано лишь следящее устройство, они не имели статуса гражданина и доступа к электронным платежным системам. Их ограничили во всем: в правах и передвижениях по стране, загнали в резервации, стали наблюдать за ними, как в довоенные времена за заключенными с радиоошейником.

– Твой отец был ярым противником этой идеи. – Тренер убрал очки в кожаный чехол и добавил: – Я многому научился у него, но лишь спустя годы… – Он поднял взгляд. – А ты, Фрэнк, что ты думаешь?

– Мне трудно судить о прошлом… – Фрэнк уперся кулаком в подбородок, затем постучал двумя пальцами по виску. – Как-то не укладывается в голове. Не могу осознать: вы ведь ветеран, тренер, но выгораживаете моего отца и переселенцев, будто заодно с ними.

– Запомни, Фрэнк: только память о прошлом делает нас людьми. – Макс расправил плечи, гордо поднял подбородок, глядя на воспитанника сверху вниз.

– К чему вы клоните?

– Я слишком поздно осознал и понял многие вещи. Не хочу, чтобы ты повторял мои ошибки. Заставь президент ветеранов стереть воспоминания сразу, это всколыхнуло бы всю страну. Такой шаг могли расценить как предательство. Все было сделано гораздо мягче и проще. Воевавшие за Хоппера получили право сохранить память, лояльность президента после выборов и льготы. Надо отметить, последнее сработало на все сто. – Тренер усмехнулся и похлопал по сиденью тренажера. – За счет правительственных субсидий появился мой нехитрый бизнес. Я хорошо умею… умел воевать, Фрэнк. Всю жизнь готовил бойцов. Дальше было следующее: рожденные после войны автоматически получили статус гражданина и обязанность посещать «Меморию» наравне с теми, кто решился покинуть резервации. Разница между такими людьми, как ты знаешь, лишь в сигналах с браслетов, у одних они зеленого цвета, у других – синего. Но и те и другие не имеют права не ходить в «Меморию». Первые обязаны делать это «добровольно», последние – в принудительном порядке. А что касается нас, ветеранов, многие давно захирели либо умерли… – Уголки его рта опустились, губы искривились в печальной усмешке. – Города поднялись из руин, но толпы людей по-прежнему живут за чертой бедности, четверть населения страны находится в резервациях… – С отрешенным лицом Макс Догерти окинул взглядом зал и неожиданно произнес: – К чему стремились власти, Фрэнк?

– Навести порядок… – начал он и нахмурился.

– Почему замолчал? Продолжай.

Фрэнк поерзал, разминая затекшие мышцы, одновременно стараясь сообразить, чего добивается от него тренер.

– Дать людям возможность забыть о войне, переключить сознание. – Он поднял глаза на Макса. – Вселить уверенность в завтрашнем дне.

– Точнее, Фрэнк, точнее. – Тренер подался вперед, облокотившись на колени. – Ты всегда и во всем хотел быть первым. Ты работал на правительство штата и до сегодняшнего дня был в тесном контакте с переселенцами.

– Откуда вы знаете? Это закрытая информация.

– Служба в разведке накладывает определенный отпечаток. Умение анализировать сообщения СМИ, сопоставлять факты из интервью и делать выводы от меня никуда не ушло. С Бронксом у вас сорвалось. Переселенцы не захотели уступать территорию городу. Почему?

– «Вакцинация».

– Что?

– На встрече в Вашингтоне представители переселенцев затребовали данные по программе «Вакцинация»… – Фрэнк сомкнул ладони и уперся указательными пальцами в переносицу.

– И?

– Все сорвалось.

– Не понял?

Фрэнк поднял голову:

– Протокол встречи в Вашингтоне был полностью изменен. Все пошло не так с самого начала, лидеры переселенцев отказались что-либо обсуждать, пока им не предоставят данные по «Вакцинации». Они хотели получить технологию от «Мемории».

– Ты знаешь, о чем речь?

– Нет. Я впервые услышал об этом проекте.

– Кто говорил от лидеров?

– Анна Готье. Она послала всех к черту, когда ей отказали.

– Стальная Леди показала зубы, – усмехнулся тренер. – Что ж, вполне в ее стиле. Не женщина, а мужик в юбке.

– Да, точно, мне порой кажется, что, не будь она главой Председательствующего совета, проблема с переселенцами давно бы разрешилась сама собой. У Готье скверный характер, она ничего и никого не боится, презирает власть, убедить ее в чем-либо почти невозможно.

– Она знает цену решениям, Фрэнк, проявляет волю… – Макс поднял руку. – Ты сказал о Председательствующем совете – что это? Разве Готье возглавляет еще какую-то структуру?

– Да, каждой резервацией управляет Совет лидеров. А их в свою очередь объединяет Председательствующий совет.

– Теперь понял. – Тренер помолчал. – Ладно, забыли про «Вакцинацию», вернулись к вопросу: к чему стремились власти?

Фрэнк растерялся и отругал себя за то, что упустил нить беседы, увлекшись подробностями встречи в Вашингтоне. Он пожал плечами:

– Власти всегда хотят контролировать ситуацию.

– В точку. – Тренер встал со скамьи. Повернувшись к входным дверям, за которыми дважды прогудел клаксон подъехавшего к клубу автомобиля, он добавил: – Но в нью-йоркской резервации триста тысяч бесконтрольных, подчиняющихся воле Готье переселенцев. А сколько еще их по всей стране… Сила! – Макс направился в обход ринга к дверям.

Фрэнк машинально кивнул и задумчиво пробормотал: