– У нас все сорвалось… ничего не вышло, – сбивчиво начал Фрэнк. – Переговоры завершились, не начавшись, их перенесли на неопределенный срок.

– И что же тебя волнует? – вкрадчиво и с нежностью спросила Кэтлин.

Она всегда умела поддержать в трудную минуту, подобрать нужные слова и тон беседы, забыв о своих проблемах.

– Карьера… гхм-кхм… Карьера, Кэтлин. Я слишком долго готовил эту сделку, но все сорвалось.

– Да ну, перестань. Разве переговоры не состоялись по твоей вине?

– Нет. – Фрэнк представил, что Кэтлин хитро улыбается, и его губы невольно тоже начали растягиваться в улыбке. – Я даже не знаю, почему так случилось…

– Ну вот видишь. Твоей карьере ничто не угрожает.

Волнение прошло, Фрэнк даже про лысого таксиста забыл, не то что про переговоры. Кэтлин действовала на него как лекарство, ее голос стал мелодичнее:

– Я соскучилась, Фрэнк, приезжай быстрей.

Теперь он представил ее на широкой постели и в кружевном белье – другого девушка не надевает, во всяком случае Фрэнк раньше не видел. Белоснежные простыни подчеркивают ровный, слегка золотистый загар ее тонкой кожи, темная кружевная ткань, скрывающая высокую грудь и бедра, будоражит сознание, сулит наслаждение телом и страстью.

Невольно сглотнув, он прочистил горло, ощутил, как от прилива крови набухают брюки в паху, и с хрипотцой произнес:

– Уже. То есть скоро буду.

– Я жду. – Она помолчала, явно собираясь что-то добавить. – Да, заходила соседка…

– Миссис Флетчер?

– Ага, старушка опять путается в кнопках пульта, не может настроить кабельное.

– Ты помогла ей?

– Нет, не стала открывать. Да и она не горела желанием со мной общаться. Сказала, дождется тебя.

– Ладно, придется заглянуть к ней.

– Сначала зайди домой, Фрэнк.

Он уловил намек.

– Конечно.

В трубке пискнул сигнал отбоя. Фрэнк посидел пару мгновений, затаив дыхание, потом медленно выпустил воздух из легких и повернулся к окну.

Спальный район остался позади, такси ехало по мосту Квинсборо. Слева виднелся Манхэттен; до острова оставалось полмили, машина пройдет их за считаные минуты, если на въезде в район не будет пробки. Вдоль берега Ист-ривер в южной части Манхэттена стояли полуразрушенные небоскребы. Их обгоревшие, смятые взрывами фугасных бомб остовы теснились в сторону океана, зияя черными квадратами оконных проемов, – единственное напоминание о городской войне в центре Нью-Йорка, которое пока невозможно стереть из памяти миллионов.

Пока…

Издали казалось, что эти огрызки из стекла и бетона вот-вот сложатся внутрь, как карточные домики, и сползут в океан, стоит лишь подтолкнуть. А когда остатки зданий исчезнут навсегда, взгляду откроется вид на строящиеся башни Нового Финансового округа, где над Манхэттеном уже высится громада «Мемории», штаб-квартира корпорации, прекратившей бессмысленное кровопролитие тридцать лет назад. «Мемория» дала людям надежду, вселила уверенность в завтрашнем дне. Не случись этого, все восточное побережье от Канады до Мексиканского залива полыхало бы в огне, сгорая в битве за ресурсы. Переселенцы из Техаса, Нью-Мексико и других западных областей – армия, ведомая Бильвилем, – хотели установить свой порядок в стране и проиграли битву за нефть. Их лидер Жак Бильвиль был осужден и казнен в Вашингтоне. Его близкие последователи бежали за границу. Остальные переселенцы, те, кто не смог или не захотел уехать, осели в резервациях, но были лишены избирательного права, за ними установили тотальное наблюдение и следили за перемещениями по радиосигналу с персональных электронных браслетов, которыми «Мемория» обеспечивала все население страны.

Фрэнк проводил взглядом оранжевое пятно – широченный стяг в три с половиной сотни квадратных футов, полоскавшийся на ветру над башней, – и заметил вслух:

– Да-а… А в Вашингтоне дела-то получше обстоят. В столице всё восстановили, здание Капитолия как новенькое, отделения «Мемории» уже на каждом углу, и продолжают открываться новые. И переселенцев у них почти не осталось, многие получили статус гражданина…

Таксист затормозил на запрещающий сигнал светофора перед перекрестком, обернулся, хмыкнул в усы и показал свой электронный браслет с помигивающим оранжевым квадратом на правом запястье, что означало: он заработал гражданство, воюя в отрядах генерала Хоппера.

Фрэнк смущенно опустил глаза. Его браслет мигал зеленым – родился после войны, получил статус автоматически.

– Тебе повезло, парень. – Таксист обнял руками руль, тронул машину с места, когда на светофоре зажегся зеленый. – У тебя есть дом, работа, девушка… – Голос у него был низкий и сильный. Бросив взгляд на Фрэнка через зеркало заднего вида, он ухмыльнулся и добавил: – Ты не терял друзей и близких.

– Почему вы… – Фрэнк осекся.

Ему давно не выпадал случай поговорить с ветераном, хранившим память о войне. Так получилось, что близкие ему старики, кто застал сражения между Хоппером и Бильвилем, уже умерли или сходили в «Меморию», чтобы стереть воспоминания минувших лет. Где-то в городе жил тренер Фрэнка по боксу. Наверное, он, как и многие, посетил одно из отделений корпорации и забыл не только войну, но и своих учеников. Он мог уехать из Нью-Йорка куда угодно. Тренер всегда говорил о свободе, трактуя значение слова во многих смыслах. В юности он казался Фрэнку самым мудрым человеком на свете, был кумиром, служил примером во всем.

Сколько они не виделись? Фрэнк попробовал подсчитать и понял, что минуло почти десятилетие. Редкие звонки и поздравления с праздниками не в счет. Надо обязательно навестить тренера, познакомить его с Кэтлин… Фрэнк отчаянно потер ладонями лицо и сплел пальцы в замок. Он вел себя как последняя свинья, забыв про человека, который заменил ему отца. А если тренер не вспомнит его?..

– Почему – что? – Пожилой таксист смотрел с прищуром в зеркало. – Почему не избавлюсь от прошлого?

Фрэнк кивнул и расцепил пальцы.

– Пока половина гражданских счастливо стирают воспоминания, но живут за чертой бедности… – Ветеран перевел взгляд на дорогу. – Пока под боком резервация, а в ней полно этих грязных ублюдков переселенцев… – Он неожиданно замолчал, крепко сжал руль и сгорбился, втянув голову в широкие покатые плечи борца.

М-да… Фрэнк привалился плечом к дверце, поглядывая на таксиста, гадая, что означала его откровенность и была ли это именно откровенность, а не старческий маразм. Скорее последнее, нежели первое. В конце концов, победителей не судят, у них есть пожизненное право от президента хранить любые воспоминания, они не обязаны посещать «Меморию» трижды в год, как остальные граждане, память о войне – их личное дело.

Но ветеран прав, прав, что Фрэнку повезло, – получить хорошо оплачиваемую работу сейчас очень сложно. Жилье, семья, дети – для нынешнего поколения весьма серьезный груз. И он не должен потерять Кэтлин, надо лишь поговорить с ней, предложить сойтись, возможно навсегда…

На мгновение ему показалось, что лучше оставить все как есть – не стоит узнавать прошлого Кэтлин, потому что у них может не случиться будущего. Правда, сегодня все по-другому. Фрэнк сказал бы – сегодня все символично. Он не поехал с тем грубияном и благодаря ветерану вспомнил о тренере, решился наконец сделать предложение Кэтлин, понял, что любит ее… Да, так и есть.

Фрэнк невольно улыбнулся.

– Приехали, парень. – Таксист указал на счетчик.

– Можете подождать? – Фрэнк полез в карман за бумажником. – Минут десять-пятнадцать. Поднимусь за подругой. – Он протянул деньги.

– Без проблем. – Лицо усача изменилось, стало добродушным. Толстыми крепкими пальцами он провел по усам и добавил: – Сходи в «Меморию», парень.

Фрэнк поджал губы, ожидая продолжения. Таксист покачал головой:

– Только не ври мне, старику, что был там недавно. – Он протянул руку между сиденьями, разгладил Фрэнку смятый отворот плаща и похлопал его по плечу: – В общем, сходи, не нарушай правило гражданина бывать там трижды в год… Да, может, еще успеешь, у них сейчас акция: одно посещение бесплатно. Теперь ступай, я подожду.