И в этот момент она вдруг поняла, что они с Питером были теперь одного роста, что она ругается с ребенком, глядя прямо перед собой.

Она выскочила из комнаты Питера и хлопнула за собой дверью. Почти сразу же Лейси расплакалась. Она на самом деле так не думает, правда, не думает. Она любит Питера. Она просто, на какое-то мгновение, возненавидела то, что он сказал, что он сделал. Когда она постучалась, он не ответил.

– Питер, – сказала она. – Питер, прости, что я так сказала.

Она прижалась ухом к двери, но оттуда не доносилось не звука. Лейси вернулась вниз и закончила уборку ванной. Во время ужина она двигалась как зомби, вела беседу с экономистом, на самом деле не думая, что говорит. Питер с ними не ужинал. Она не видела его до следующего утра, когда Лейси зашла, чтобы разбудить его. Комната оказалась пуста и тщательно убрана. Вся одежда аккуратно разложена в ящиках. Кровать застелена. Диски опять сложены в башню.

Питер сидел за кухонным столом и завтракал, когда Лейси спустилась. Он не смотрел ей в глаза, а она избегала его взгляда – слишком мало прошло времени. Она налила ему стакан сока и поставила на стол. Он поблагодарил.

Они никогда не разговаривали о том, что наговорили друг Другу. И Лейси поклялась себе, что как бы ни было тяжело быть матерью подростка, каким бы эгоистичным ни стал Питер, она больше никогда не позволит себе достичь того момента, когда искренне, всей душой будет ненавидеть своего сына.

Но когда жертвы Стерлинг Хай начали давать показания в зале суда через несколько комнат от той, где сидела Лейси, она надеялась, что не опоздала со своей клятвой.

Сначала Питер ее не узнал. Девушка, которую привела в зал сиделка, девушка, чьи волосы остригли, чтобы они поместились под повязками, чье лицо исказилось из-за шрама и сломанной скулы, устраивалась на месте свидетеля. Она напомнила ему рыбку, которую пересадили в новый аквариум. Такие рыбки осторожно плавают по периметру, словно понимая, что им неизбежно придется столкнуться с опасностями этого нового места, стоит только резко дернуться.

– Назовите, пожалуйста, свое имя для протокола, – попросила прокурор.

– Хейли, – тихо произнесла девушка. – Хейли Уивер.

– В прошлом году вы учились в выпускном классе в школе Стерлинг Хай, правильно?

Ее рот округлился, растянулся. Розовый шрам изогнулся, словно шов на баскетбольном мяче, став ярко-красным на виске.

– Да, – ответила она. Она прикрыла глаза, и по впалой щеке побежала слеза. – Я была Королевой школьного бала.

Она наклонилась вперед и, чуть заметно раскачиваясь, заплакала.

Грудь Питера болела так, словно готова была разорваться. Он подумал, что лучше ему умереть прямо сейчас, чтобы избавить всех от необходимости проходить через это. Он боялся поднять глаза, потому что тогда ему пришлось бы снова увидеть Хейли Уивер.

Однажды, когда он был маленьким, они с Нерфом играли в футбол в спальне родителей, и Питер столкнул с туалетного столика старинный флакон для духов, который принадлежал когда-то его прабабушке. Флакон был стеклянным и разбился. Мама сказала, что понимает, что это произошло случайно, и склеила флакон. Он стоял на ее ночном столике, и всякий раз, проходя мимо, он видел трещины. Многие годы он думал, что это намного мучительнее, чем если бы его наказали с самого начала.

– Давайте сделаем небольшой перерыв, – сказал судья Вагнер, и Питер опустил голову на стол – слишком тяжелым был груз.

Свидетелей изолировали согласно спискам: свидетели обвинения в одной комнате, свидетели защиты – в другой. У полицейских тоже была своя отдельная комната. Свидетелям нельзя было общаться, но на самом деле никто не обращал внимания, если кто-то выходил, чтобы купить в кафе пончик или чашку кофе, поэтому Джози выходила иногда даже на несколько часов. Именно там она встретила Хейли, которая пила апельсиновый сок через трубочку. С ней был Брейди, он держал стакан, помогая ей.

Они обрадовались, встретив Джози, но она была рада, когда они ушли. Ей было физически больно улыбаться Хейли и делать вид, что она не видит изуродованного лица. Девочка рассказала Джози, что хирург из Нью-Йорка сделал ей уже три пластические операции за свой счет.

Брейди все время держал ее за руку, иногда его пальцы гладили ее волосы. От этого Джози захотелось плакать, потому что она понимала: глядя на нее, он все еще способен видеть ту Хейли, которую больше никто не увидит.

Здесь были и те, кого Джози не видела после выстрелов. Учителя, Ритолли и тренер Спирз, которые заглянули, чтобы поздороваться. Диджей, ведущий школьного радио, отличник с ужасными прыщами. Все они заходили и выходили из кафе, пока она сидела, обхватив ладонями чашку кофе.

Она подняла глаза, когда на стул напротив опустился Дрю Джирард.

– Почему ты не вместе со всеми?

– Я в списке защиты.

Иначе говоря – она была уверена, что все в другой комнате Думают именно так, – на стороне преступника.

– А-а, – протянул Дрю, словно все понял, хотя Джози в этом сомневалась. – Ты готова?

– Мне не нужно готовиться. На самом деле меня не собираются вызывать.

– Тогда почему ты здесь?

Прежде чем она успела ответить, Дрю махнул рукой, и она увидела, что вошел Джон Эберхард.

– Брат! – позвал Дрю, и Джон направился к ним. Она заметила, что он сильно хромает, но все же идет. Он наклонился, чтобы хлопнуть ладонью по ладони Дрю, и Джози увидела шрам на голове, там, куда попала пуля.

– Где ты был? – спросил Дрю, подвигаясь, чтобы Джон мог присесть рядом. – Я был уверен, что мы с тобой увидимся этим летом.

Он кивнул им.

– Я… Джон.

Улыбка Дрю погасла.

– Это… это…

– Это невероятно, – пробормотал Дрю.

– Он же слышит тебя, – разозлилась Джози и присела на корточки перед Джоном. – Привет, меня зовут Джози.

– Джо-о-о-о-з…

– Правильно, Джози.

– Я… Джон, – сказал он.

Джон Эберхард был вратарем в звездной сборной штата по хоккею с тех пор, как перешел в старшую школу. Все победы команды тренер относил на счет рефлексов Джона.

– Ш-ш-ш-ш, – сказал он и зашаркал ногами.

Джози посмотрела вниз и увидела развязанный шнурок на кроссовке Джона.

– Вот, теперь все в порядке, – сказала она, завязывая ему шнурок.

Ей вдруг стало невыносимо сидеть здесь и видеть все это.

– Мне пора возвращаться, – сказала Джози, вставая.

Не глядя перед собой, она свернула за угол и натолкнулась на кого-то.

– Простите, – пробормотала она и услышала голос Патрика:

– Джози? С тобой все в порядке?

Она пожала плечами, а потом покачала головой.

– Тогда нас уже двое.

Патрик держал в руках пончик и чашку кофе.

– Понимаю, – сказал он. – Я говорю банальности. Хочешь? Он протянул ей пончик, и она взяла, хотя есть совсем не хотелось.

– Ты пришла или уходишь?

– Пришла, – солгала она, прежде чем поняла, что говорит.

– Тогда составь мне компанию на несколько минут.

Он провел ее за столик в противоположном от Дрю и Джона углу. Она чувствовала, что они смотрят на нее, недоумевая, что она делает рядом с полицейским.

– Терпеть не могу ждать вызова, – сказал Патрик.

– По крайней мере, вы не нервничаете из-за своих показаний.

– Конечно, нервничаю.

– Разве вы не делаете это постоянно?

Патрик кивнул.

– Но от этого мне не легче стоять перед залом, где полно людей. Не представляю, как твоя мама это делает.

– Ну и что вы делаете, чтобы преодолеть страх выступления перед публикой? Представляете судью в одном белье?

– Ну, только не этого судью, – сказал Патрик и, поняв, как можно истолковать его шутку, густо покраснел.

– Говорят, это помогает, – сказала Джози.

Патрик взял пончик и откусил, а потом вернул ей.

– Просто, стоя там, я пытаюсь сказать себе, что у меня не может быть проблем, если я буду говорить правду. И тогда всю работу делает Диана. – Он сделал глоток кофе. – Ты хочешь чего-нибудь? Воды? Поесть?