– Обещаю выслушать все, что она скажет.
Саммерхейз не был уверен, что буря позади, однако дамы, вероятно, решили, что опасность миновала. На лестнице послышались легкие шаги, и в дверях появилась Верити.
На ней уже не было передника. В простом голубом платье, без всяких украшений, она тем не менее держалась с грацией и уверенностью, которым позавидовала бы герцогиня.
Она остановилась на пороге. Саммерхейз извинился и направился к выходу.
– Пожалуйста, закрой за собой дверь, – попросил Хоксуэлл.
Саммерхейз бросил взгляд на Верити. Она кивнула.
Впервые за два года Хоксуэлл смог как следует рассмотреть свою жену, отметив про себя, как мало в его памяти осталось деталей ее внешности.
При первой встрече он отметил, что она прелестна и скромна. А также молода и наивна. Кроме первой характеристики, все эти качества были не теми, которые ему нравились в женщинах. Впрочем, он еще ни разу не выбирал себе жену, а главное, в данном случае требования были совсем другого характера.
Сейчас она не выглядела робкой, но была такой же прелестной, если даже не больше. Она немного повзрослела, и это ей шло. Волосы были такими же темными, кожа лица такой же белой, глаза такими же голубыми, хотя их выражение изменилось. Для человека, сделавшего то, что сделала она, ее взгляд был смелым и уверенным. Этот взгляд опять подстегнул его гордость, но ему удалось сдержаться.
– Я прошу вас не винить ни Дафну, ни других в том, что они дали мне убежище. Они не знали, кто я. Мне бы хотелось, чтобы вы пообещали, что не доставите им неприятностей.
– Меня интересует ваше поведение, а не поведение ваших подруг. Однако я полагаю, что этот разговор следует отложить до нашего возвращения домой.
– У меня нет другого выхода, кроме как уехать с вами, но я делаю это не по своей воле.
Она не раздумывая бросила перчатку, хотя оставалась спокойной и вежливой. Ему ничего не оставалось, как смириться, хотя это и было несправедливо – ведь он ни в чем не виноват. Альтернативой могло быть лишь применение силы, но это означало показать себя именно таким зверем, как предположила миссис Джойс.
Применение силы нельзя будет объяснить даже гневом. Да и Саммерхейз вряд ли согласится помочь увезти ее. Верити все это учла и была готова воспользоваться ограничениями, которые накладывала на него ситуация. Она вовсе не была робкой. По крайней мере теперь уже не была.
Он показал на небольшое канапе.
– Может, присядете? Мы поговорим обо всем здесь и сейчас. Хочу, чтобы вам было удобно.
Она приняла приглашение, но села не на канапе, а на стоявший рядом стул.
– Вы заставили нас думать, что с вами произошло несчастье, Верити. Вам никогда не приходило в голову, что ваши действия причинили много горя другим людям?
– Я более чем уверена, что мой кузен и его жена не испытывали никакого горя. Что касается вас… Вы скорбели обо мне, лорд Хоксуэлл? Наши отношения были слишком короткими и формальными, и это не был брак по любви.
Нет, он не скорбел. Хладнокровие, с которым она поставила его в неловкое положение, задело его самолюбие.
– Возможно, и не скорбел, Верити, – сказал он, чувствуя, что краснеет. – Но я беспокоился. Даже очень.
– За это прошу меня простить. Я думала, что через несколько месяцев меня сочтут погибшей. Ведь было очевидно, что я утонула в Темзе. Мне и в голову не пришло, что пройдет два года, а по закону я все еще буду считаться только пропавшей.
– Вы говорите об этом с такой уверенностью. Полагаю, вы все заранее спланировали?
– Да. В том смысле, что не хотела, чтобы вы и Бертрам меня разыскивали, поэтому решила, что будет лучше, если я какое-то время буду считаться мертвой.
«Да, я сделала это намеренно. Простите, что вам пришлось это пережить».
– Думаю, что кто-то все же скорбел по мне, – наконец сказала она, словно раскаявшись. – Мне жаль, что я причинила им боль.
– Значит, в вашем плане не все было продумано.
– Да. Вы неожиданно меня нашли, и в этом мое единственное утешение. Теперь все скоро узнают правду.
Он начал мерить шагами комнату, не зная, как подступиться к тем вопросам, которые не давали ему покоя. Он чувствовал на себе ее настороженный взгляд, и от этого его настроение не улучшалось, а скорее наоборот.
– Вы пытаетесь подобрать подходящие слова, чтобы поинтересоваться состоянием моей девственности, не так ли, лорд Хоксуэлл? Я думаю, что это главное, что вас заботит.
Ее откровенность поразила его.
– Это всего лишь один из вопросов, которые я хотел бы вам задать, Верити.
– Позвольте мне успокоить вас. Не было ни какой-либо грандиозной любовной связи, ни даже обычной. Я все еще девственница.
Он был рад это услышать. Но другой мужчина все же мог существовать. Это было самым логичным объяснением, но разговор об этом разумнее было бы пока отложить.
– А как насчет вас, лорд Хоксуэлл? Раз уж мы затронули эту тему… позвольте узнать, каково было состояние вашей нравственности в мое отсутствие?
Она опять его удивила. В ее глазах блеснула насмешка.
– Я читала все газеты и все бульварные листки, – сказала она. – Моя близость к Лондону позволяла мне получать информацию о происходящем в высшем обществе. Если мы сравним наши добродетели, то согласитесь, что у вас почти нет права ставить под сомнение мое целомудрие.
Как, черт возьми, получилось, что он оказался побежденным?
– Я думал, что вы умерли. Вы знали, что я жив.
Она опустила глаза.
– Ни один суд не признал меня умершей, так что я считалась пропавшей. Я говорю лишь о том, что мне известны все ваши любовные связи. Мне в общем-то это безразлично, но я надеюсь, что вы не настолько лицемерны, чтобы продолжать разговор на эту щекотливую тему.
Он попытался подавить свое раздражение, вызванное тем, что она уже дважды взяла над ним верх в вопросе, в котором у нее не должно было быть ни единого козыря.
Однако раздражение одержало победу. Он скрестил руки на груди и пригвоздил ее взглядом.
– Так вы собираетесь рассказать мне, зачем все это сделали? Думаю, что я имею право знать.
Ее хладнокровие, кажется, дало трещину. В глазах блеснули слезы. Но по выражению ее лица было видно, что она ничуть не раскаивается и не испытывает страха. К тому же она встала, будто решив, что должна стоять с ним на равных, а не смотреть снизу вверх.
– Я скрылась, потому что больше не была нужна для осуществления вашего с Бертрамом грандиозного плана. За эти два года каждый получил все, что хотел, как и ожидалось от этого брака. Вы получили деньги, Бертрам продолжал контролировать бизнес моего отца, а Нэнси обзавелась связями, о которых мечтала. Вам был нужен этот брак, а была ли я жива все это время, не имело никакого значения.
Отразившееся на ее лице самодовольное удовлетворение чуть было не вывело его из себя.
– Все получилось не так, как вы думаете, Верити, уверяю вас. Закон в подобных ситуациях гораздо сложнее, чем вы предположили.
Это заявление так ее поразило, что она даже слегка покачнулась. Отлично.
– Что вы этим хотите сказать?
– Ничего на самом деле не получилось. Все находится в подвешенном состоянии. Равно как и я, черт побери.
– Вы хотите сказать, что не получили ничего? Не получили доступа к фондам моего наследства? Никаких доходов за эти два года?
– Ни единого пенса.
По ее лицу пробежала тень беспокойства.
– То, что вы меня нашли, для вас еще большее несчастье, чем я думала. Если все это время вам было отказано даже в малой части моего наследства, боюсь, что вы никогда не согласитесь быть благоразумным.
– Я весьма благоразумен. А также очень терпелив. Большинство мужей отреагировали бы совсем по-другому.
Она напряглась, словно это была угроза, хотя в его намерения не входило запугивание. Было похоже, что она ожидает удара. Это оскорбило его и вызвало еще большее раздражение.
– Я имела в виду, что вы вряд ли согласитесь выслушать мой весьма благоразумный план наших будущих действий, – сказала она, видимо, тщательно подбирая слова.