– Здесь нет коридора. Комнаты соединены напрямую. – Он открыл дверь, чтобы она увидела его комнату и камердинера, вешавшего в шкаф сюртук хозяина.

– Это мистер Драммонд. Он мой камердинер уже… Сколько лет, Драммонд?

– Я удостоен этой чести уже двенадцать лет, сэр. С тех пор как вы еще учились в университете. – Камердинер был явно тронут вниманием Хоксуэлла.

– В то время у него с самого утра было много работы. Не так ли, Драммонд? Не то что последние несколько лет.

– Да, сэр. Для вас есть почта. Я собирался переслать ее вам в Суррей.

Хоксуэлл занялся письмами, а Верити вернулась в свою комнату и обнаружила, что и ее ждет почта.

Одрианна сообщала, что они с лордом Себастьяном тоже вернулись в Лондон. Верити вздохнула с облегчением: одна из ее подруг будет рядом.

Обмакнув перо в чернила, Хоксуэлл подписал целую кипу бумаг, которую положил перед ним Торнаппл. Каждая закорючка его подписи означала контроль над богатством Верити.

Поверенный был воплощением профессиональной невозмутимости. Однако когда была подписана последняя страница, он снял очки и внимательно посмотрел на Хоксуэлла.

– Я надеюсь, что вы примете мой совет насчет наследства, которое получила ваша жена, лорд Хоксуэлл.

– Разумеется.

– Это промышленное предприятие. Оно более подвержено колебаниям в сфере экономики, чем богатство, полученное от владения землей. Потенциал гораздо больше, но и риск тоже. Наследство леди Хоксуэлл приносит большой доход, а с упразднением опеки прибыль от производства за тот период, когда она была несовершеннолетней, значительно увеличилась. Хотя нет гарантий дальнейшей прибыли.

– Я полагаю, что потребность в металле будет расти, а не снижаться. Хотя нет гарантий, нет и причины думать, что начнется спад.

– В этом вы ошибаетесь. Спад уже близок. Завод надежен, но и он страдает от послевоенной депрессии в экономике. Кроме того, ежегодно более половины прибыли дает механическая обработка металла. Благодаря изобретенному Джошуа новому методу у завода пока есть преимущество. Вы, наверное, знаете, что он не запатентовал свое изобретение, потому что это означало, что придется раскрыть принцип самого метода, а Джошуа никому не доверял и опасался, что его могут украсть. Однако если бы он стал известен, преимущество в значительной степени уменьшилось бы.

– А если метод вовсе будет утерян?

– Тогда у завода не окажется никакого преимущества.

Эта зависимость не ускользнула от внимания Хоксуэлла. Он начал взвешивать все «за» и «против» с того самого момента, как Верити рассказала ему о заводе.

– Леди Хоксуэлл чувствует себя хорошо? Никаких последствий ее приключений? – спросил Торнаппл как бы между прочим.

На самом деле ему, как и всем, это было очень интересно. Отличие состояло в том, что он был знаком с отцом Верити и, как ее попечитель, действительно за нее беспокоился.

– Приключения ничуть на нее не повлияли, потому что их и приключениями-то не назовешь. Она все это время жила недалеко от Лондона в доме одной вдовы, которую она считает своим близким другом.

Торнаппл откинулся на спинку стула.

– Должен признаться, что я рад это слышать. Я так обрадовался, когда она, живая и здоровая, вошла в библиотеку. Моя реакция, возможно, могла показаться грубой, но на самом деле… – Не закончив фразу, он начал собирать бумаги.

– А на самом деле?

– На самом деле я думал, что она умерла. Разве не все мы так считали?

– Все, кроме ее кузена.

– Ее смерть была не в интересах Бертрама Томпсона. Он не кровный родственник и не унаследовал бы ее долю. Вижу, вы удивлены. Вы об этом не знали?

– Нет, не знал.

– Он был сыном от первого брака жены ее дяди. Бертрам думал, что может унаследовать большую часть производства, но могло получиться так, что не получил бы ничего.

– Отец ведь оставил Верити гораздо большую часть.

– Семьдесят пять процентов. Бертрам Томпсон получил двадцать пять. Его отчим, Джеремая, помогал создавать эту компанию, но его половина отошла к Джошуа, когда Джеремая умер. Возможно, Бертрам рассчитывал вернуть себе эту половину после того, как умер и Джошуа, и был недоволен, узнав, как обстоят дела на самом деле.

Торнаппл аккуратно сложил бумаги в две стопки.

– В соответствии с завещанием Джошуа завод должен остаться у его дочери и перейти к ее наследникам. Я думаю, что в Йоркшире могут проживать какие-то дальние родственники. Бертраму не понравилось бы, если бы появились эти незнакомые люди и отодвинули его в сторону. Осмелюсь предположить, он и через семь лет продолжал бы настаивать на том, что, за отсутствием трупа, Верити следует считать живой.

Попрощавшись с Торнапплом, Хоксуэлл забрал документы и положил в седельную сумку.

Обдумывая по дороге то, что ему рассказал Торнаппл, он понял, почему Бертрама устраивала неопределенность – по крайней мере последние два года. Он считал, что завод вне опасности, только пока жива Верити. Потому что только Верити знала об изобретении своего отца.

– Я считаю, что ее надо построить прямо здесь, – сказала Дафна, остановившись на дорожке в задней части сада. – Если тебе нужна подходящая оранжерея, она должна быть здесь, где достаточно света.

– Думаю, она права, – согласилась Селия. – И тебе придется руководить строительством. Это не должна быть обычная теплица, если она призвана украсить сад графа.

Верити оглядела место, которое порекомендовала Дафна. Где бы ни стояла и какой бы ни была красивой, оранжерея все равно окажется скромной по меркам «Редчайших цветов». Но она же не будет выращивать растения на продажу.

– Ты уверена, что Хоксуэлл не будет возражать? – спросила Одрианна.

– Ты же не захочешь его рассердить? – добавила Дафна.

– Я же сказала вам, что это была его идея, – ответила Верити. – Он отдал мне оба сада, и я могу распоряжаться ими по своему усмотрению.

– Ты говоришь так, будто намерена оставаться здесь долго, чтобы проследить за всем, – сказала Дафна. – Ты смирилась со своим браком?

– Дафна, по-моему, ты вмешиваешься не в свое дело, – со смешком отругала ее Селия. – Но, прошу тебя, Верити, продолжай.

Верити состроила гримасу.

– Я собираюсь оставаться здесь довольно долго. Я смирилась с мыслью, что не получу аннулирования, если Хоксуэлл не поддержит мое прошение, а я не представлю неопровержимых доказательств принуждения. Ни того ни другого не произойдет, так что я остаюсь здесь.

Стоявшая рядом Селия обняла ее.

– Я знаю, что это не то место, где ты хотела бы быть. Но по сравнению со многими другими оно не такое уж и плохое.

Брак с графом и огромное богатство не самое худшее, что может быть. Вот что на самом деле подумала практичная и умудренная жизненным опытом Селия.

– Это верно, и я не так упряма, чтобы чувствовать себя несчастной при данных обстоятельствах. Особенно потому, что они неизбежны. Я даже нахожу в них удовольствие.

Они вернулись на террасу и стали обсуждать планировку сада, как она отсюда виделась. Селия нарисовала картину того, что будет видно из окон дома.

– Мне бы хотелось иметь извилистую дорожку, которая проходила бы мимо ряда небольших садовых домиков, – объяснила Верити. – Тогда оранжерея будет как бы еще одним домиком.

Селия нарисовала и это.

– Ты сама все раскрасишь, – сказала она. – Я сделаю несколько копий для разных времен года.

– Сделай одну, – сказала Дафна, – а другие сделает Кэтрин. Она талантливая художница, Верити. Перед тем как мы уедем из города, мне надо купить ей краски.

– Она все еще у вас?

– Да, – ответила Селия. – И я думаю, что она еще долго у нас пробудет.

Верити и Одрианна обменялись взглядами. Во время одной из своих бесед обе признались, что им стало все труднее соблюдать основное правило и не проявлять любопытство.

– Я думаю, она такая же, как мы. Она не опасна, – рискнула заметить Одрианна. – У Себастьяна всегда были сомнения на этот счет.