Верити открыла глаза. Она знает ответ. И он не так уж плох. Страсть – это, конечно, возбуждает, но она и разрушительна. И она умирает, если ее все время не подпитывать.
Проверив перепоясавшие ее веревки, она начала спускаться. Это заняло больше четырех минут. Дерево было высокое, а она стала гораздо крупнее, чем в детстве, да и давно не практиковалась. В следующий раз все пойдет быстрее. Она выбросит из окна свой чемодан, спустится вниз по дереву и убежит. А бегать она умела очень хорошо.
Опустив ногу, Верити нащупала нижнюю ветку, с которой можно сойти на землю.
Она уже ступила на ветку и начала спускаться, когда у ствола вдруг выросли пальцы и схватили ее за ногу.
Она посмотрела вниз и, несмотря на темноту, увидела пару синих глаз, глядевших на нее снизу, и рукава белой рубашки.
– Вы не рассчитали, Верити. Вы могли упасть, – услышала она голос Хоксуэлла.
– Я собиралась спрыгнуть, – солгала она. Она и вправду не рассчитала, но падение было бы не таким уж серьезным.
Он поставил ее ногу себе на плечо, потом обнял за талию и опустил на землю.
– Вам повезло, что я оказался здесь вовремя. – Склонив голову набок, он оглядел ее наряд. – У вас красивые ноги. Я пришел в ужас, увидев одну, которая болталась у меня над головой. Что это на вас – панталоны или кальсоны?
Нагнувшись, она стала развязывать веревку, которая подхватывала пеньюар между ног.
– Ни то и ни другое. Спасибо за помощь. Можете продолжить вашу прогулку.
– Я не тороплюсь.
Один узел никак не развязывался. Она нервно тянула за него, чувствуя себя все более неловко.
– Вам следует уйти. Я не рассчитывала на то, что меня кто-нибудь может увидеть. Не смущайте меня, это неприлично.
– Я ваш муж, Верити. Если бы я увидел вас совершенно голой, это все равно было бы прилично.
Она замерла. Ее охватило какое-то странное и неожиданное ощущение, похожее на то, которое она испытывала, когда он ее целовал.
Однако пеньюар все еще был обвязан веревками под коленями и вокруг бедер, и она понимала, что выглядит глупо.
– Мне надо идти. Узел не развязывается, и мне надо пойти в свою комнату, чтобы…
– Вы с таким трудом выбрались, что было бы жаль так скоро возвращаться. Пойдемте со мной.
Он взял ее за руку и вывел из тени дерева на лунный свет, почти так же как совсем недавно затащил ее за кусты рододендрона.
Опустившись на одно колено, он поставил на другое ее ногу и начал развязывать узел, низко опустив голову. Ее голая нога была видна от колена до ступни.
– Пожалуйста, не беспокойтесь. Я могу это сделать у себя, – сказала она. Ей не нравилось чувствовать его руки так близко от своего тела. Его лицо тоже находилось в опасной близости.
– Я настаиваю. Вам не мешает узнать, как полезны иногда могут быть мужья.
Пришлось терпеть. Он возился довольно долго – узел действительно затянулся. Но наконец она почувствовала, как веревка ослабла.
Однако он не пошевелился, не опустил ее ногу на землю, чтобы пеньюар мог ее скрыть.
Не отрывая от нее взгляда, он провел одной рукой по ее ноге до колена, а другой держал ступню, так что она не могла даже пошевелить ею. Он был такого высокого роста, что, даже стоя на коленях, легко заглянул ей в глаза. По выражению его лица она поняла, что эта неожиданная встреча не сулит им обоим ничего хорошего.
Она не знала, как оградить себя от исходившей от него мужской силы. Внутренний голос предостерегал ее, но она ничего не могла поделать с тем, как реагировало ее тело на его прикосновения. Ей даже стало немного страшно.
Однако он неожиданно отпустил ее ногу и встал.
– Если вы намерены лазить по деревьям, надо будет приобрести для вас подходящую одежду. Хотя этот пеньюар выглядит на вас очень соблазнительно.
Он обошел вокруг нее, словно для того чтобы получше рассмотреть. Она, в свою очередь, разглядела, как одет он. На нем были лишь брюки и белая рубашка с расстегнутым воротом. Оказавшись у нее за спиной, он потрогал длинную косу, которую она заплела после того, как Сьюзан расчесала ей волосы.
А потом предложил ей руку.
– Пойдемте со мной.
Она понимала, что не следует этого делать. Но у нее вряд ли был выбор, ведь он наверняка не допускал даже мысли, что решение может быть за ней.
– Вы проверяли, сможете ли спуститься вниз по дереву, если решите бежать. Я угадал?
Хоксуэлл был почти уверен в ответе, но все же спросил. Разговор мог бы отвлечь его от размышлений о том, что сейчас ночь, что они одни, и…
В нем говорила кровь, а это так часто оборачивается для мужчин неприятностями. Даже если она понимает, что сейчас между ними происходит, в чем он совсем не был уверен, она будет это отрицать. Но почему? Почему это вдруг стало для него таким важным? Достаточно того, что он в первый раз задумался над тем, как непростительно беспечен и легкомыслен был два года назад, хотя дело касалось ее будущего и его собственного.
– Мне кажется, вы должны заботиться о своей чести, а не пытаться читать нравоучения мне.
– Вы напоминаете мне о чести только для того, чтобы избежать ответа на мой вопрос. У вас нет причин сомневаться. Если бы я захотел, я бы не только погладил вашу ногу. Но я ведь этого не сделал, не так ли?
Смелое заявление. Ее лицо было повернуто к нему в профиль, а взгляд устремлен на дорожку, по которой они шли. Он с трудом удержался, чтобы не остановить ее, не обнять и не заставить посмотреть на него.
– Когда мы разговаривали с вами в Камберуорте, вы сказали, что если бы я попытался узнать вас лучше, то понял бы, почему вы противились замужеству, – сказал он. – Поскольку считается, что за эти дни мы должны с вами познакомиться поближе, может, вы объясните это сейчас?
– Мы оба знаем, что я никогда не буду принята в свете. Это не мой мир. Вам известно, насколько я в этом права. Этот мир и ваш титул были, конечно, привлекательны, но когда я была честна сама с собой, я признавала, что реальность никогда не будет соответствовать моей мечте.
Другими словами, она пришла к выводу, что он не даст ей ничего, поскольку его положение в обществе было единственной валютой, которой он мог с ней расплатиться.
То, с каким пренебрежением она отмела его титул, было для него непривычным и задело не на шутку. Но все же он догадался, что она просто решила его успокоить.
– Сомневаюсь, что те преграды, которые вам придется преодолеть на пути в общество, имеют для вас значение. Многие женщины, конечно, потребовали бы, чтобы общество приняло их безоговорочно, но не вы. Здесь что-то другое.
– И гораздо большее. Самое важное – это то, что мой кузен Бертрам силой заставил меня согласиться на этот брак, а также причина, по которой он это сделал.
Наконец они дошли до сути.
– В чем же она?
– Мой отец не хотел, чтобы я вышла замуж за такого человека, как вы. Он надеялся, что мой муж использует мое наследство, чтобы приумножить дела компании и осуществить его мечту.
– Я еще не встречал такого отца, который не хотел бы, чтобы его дети поднялись выше его по социальной лестнице. Возможно, он был бы в восторге, если бы вы стали графиней.
– Если бы вы его знали, вы бы поняли, как это смешно. Он учил меня, что гильотина была подходящим концом для всех тех аристократов во Франции, а нам тоже пригодилась бы парочка таких приспособлений. Он никогда не завещал бы мне контрольный пакет акций своей компании, если бы думал, что я могу выйти замуж за человека, с презрением относящегося к деловой сфере жизни и думающего только об удовольствиях.
Было хорошо известно, что отец Верити не был приверженцем традиций. Однако человека, который изобрел новый метод обработки металла, можно было извинить за его веру в то, что старому миру пригодились бы кое-какие изобретения.
Джошуа Томпсона вряд ли можно было считать радикалом, не говоря уже о том, что он не был одним из революционеров, призывавших уничтожить дворянство. Во всяком случае, он либо делился своими мыслями только с близкими людьми, либо Верити все преувеличивает, преследуя собственные цели.
