Исаак дотянулся до ее руки и крепко схватил ее.

— Ракель, дитя мое, ты вся дрожишь. Что случилось? Что-то напугало тебя?

Ей хотелось закричать: «Да, отец, да, я испугана, потому что все в этом мире неправильно». Но здесь, в солнечном свете тихого Дня субботнего, она чувствовала себя сконфуженной из-за этого своего страха, столь неразумного и беспричинного.

— Нет, отец, — сказала она. — Но, стоя здесь, я начала думать о бедном Томасе, и… — Слезы снова подступили к глазам, и она не могла продолжать.

— Конечно, моя дорогая. А теперь давай поговорим, пока мы идем вместе.

Исаак тихо свистнул. Появился молодой парень и отпер ворота. Лекарь бросил несколько монет в протянутую ладонь, и они вышли в город.

Они оплатили сбор, тихо прошли через северные ворота и пересекли мост через Галлигантс, прежде чем Ракель посмела заговорить.

— Как ты объяснил мое исчезновение? — наконец спросила она.

— Я ничего и не объяснял, моя дорогая. Из-за тех ужасных событий у тебя начался небольшой жар. Я дал тебе сильную снотворную микстуру и сказал, что было бы опасно тревожить тебя до утра.

— Отец, ты удивительно умный. И любишь рисковать.

У Исаака имелись свои причины выйти за пределы города до захода солнца. Они с Юсуфом довели Ракель по мосту и по дороге вдоль реки до женского монастыря.

— До свидания, моя дорогая, — сказал он. — Помни, однако, что ты должна вернуться домой очень рано утром, до того, как проснется твоя мать. Я пошлю за тобой Юсуфа. И запахнись поплотнее, когда пойдешь через город.

— Да, отец, — кротко сказала Ракель.

— Постарайся утешить донью Исабель. В этом ты преуспеешь больше, чем я. Но если ее общее состояние ухудшится — если она залихорадит, будет кружиться голова или возникнет боль, — сразу пошли за мной. Я буду в арабских банях. Вы должны принять решение до сумерек; после этого может быть слишком поздно.

— Почему в банях, отец? Йохан болен? И почему так поздно?

— Т-ссс, моя дорогая. У меня есть и свои дела. Возьми корзину. Возможно, она тебе понадобится.

— Эй, Йохан, — негромко позвал Исаак в дверях бань.

— Мастер Исаак, — сказал Йохан. — Вы наконец пришли. С мальчиком, — добавил он озадаченно.

— Он мои глаза, Йохан. Но он маленький и не займет много места. Все готово?

— Да, мастер, — сказал хранитель. — Все, как вы сказали.

— Отведи меня туда, где я могу подождать.

Йохан взял лекаря за руку и повел его к боковому алькову.

— Здесь, — сказал он. За комодом. Я держу тут простыни после того, как они высохнут. — Он задумался на мгновение. — Я прячусь там, когда хочу поспать. Никто никогда не мог тут меня обнаружить. — Он потянул его вперед, а затем легко подтолкнул вниз. — Вот табурет, на котором можно посидеть, мастер Исаак.

— Меня можно заметить, парень?

— Нет, господин, — ответил Юсуф. — Только маленький кусочек вашей туники. Позвольте мне отодвинуть ее. Вот так. Теперь вас не видно.

— Спасибо, Йохан. Юсуф выйдет наружу и будет ждать, когда кто-то подойдет. Когда он свистнет, ты должен выйти и запереть дверь, как обычно. Скажешь что-нибудь прохожему, чтобы он запомнил, как ты запираешь дверь, а затем иди домой и оставайся там.

— Разве я не могу пойти к Родриго на ужин? Я всегда хожу к Родриго после того, как запираю бани.

— Это еще лучше. Пойди к Родриго сегодня вечером, как обычно. Делай все то, что делаешь обычно, а затем иди домой и ложись спать. Юсуф!

— Да, господин. — легкие шаги Юсуфа прошуршали по камням и легким эхом отозвались в высоте зала.

Донесся низкий жалобный свист. Исааку он показался похожим на печальный крик странной вечерней птицы, занесенной сильным ветром из далекой страны и затерявшейся в холмах Каталонии. Большой Йохан собрал пожитки и вышел.

— Пере, — сказал он кривоногому человеку, ведущему ослицу, нагруженную дровами.

— Йохан. Ты работаешь в субботу допоздна.

— Как и ты, Пере.

— Если есть свет, чтобы можно было работать, так Пере работает. Дворцовым кухням нужно много дров. Сегодня гам много важной работы.

Йохан кивнул и закрыл дверь в бани на ключ. Ключ был надежно прикреплен к цепи, которую он обмотал вокруг пояса.

— Ты не останешься, чтобы поучаствовать в событиях? — спросил Пере, небрежным жестом указывая на бани.

— Я запираю дверь, и она останется запертой, — сказал Йохан, подходя к человеку с ослицей. Стоя рядом, он возвышался над ними обоими.

— Ты мудрый человек, — сказал Пере. — Такие дела не приносят ничего, кроме горя. Ты еще слишком молод, чтобы помнить восстание пастухов, — заметил он, — Они спустились с гор, выкрикивая боевой клич. Это было похоже на армию варваров. Они убивали прокаженных, врывались в церкви, разрушали святыни. И все во имя Господа. Большую часть из них перевешали. Я видел это, когда был мальчишкой. — Ослица споткнулась. — Давай, Маргарита, — сказал он ослице. — Мы уже почти на месте. Подожди минутку, Йохан, друг, я разгружу дрова, перетащу груз во дворец, и мы опрокинем у Родриго пару стаканчиков. Я хочу быть где-нибудь в общественном месте сегодня вечером, спокойно выпивая, когда начнутся неприятности.

Без слов Йохан развязал ремни, взвалил две вязанки дров на плечи, как будто они были большими связками тряпок, и подождал своего приятеля. Вместе они двинулись в сторону дворца епископа, относя дрова, чтобы повара епископа могли поддерживать огонь в очагах, готовя обед для его величества.

— Господин? — негромко позвал Юсуф. Даже тихий голос отразился эхом от стен бань. — Вы где?

— Я там, где ты оставил меня, Юсуф, — произнес Исаак. — Что ты делаешь внутри? Я же сказал тебе оставаться снаружи. Эти люди не будут нам рады.

— Я не мог оставить вас одного. Они слишком опасны, господин.

Первые члены Братства Меча Архангела прибыли незадолго до того, как исчезли последние кроваво-красные лучи вечернего солнца. Они стояли с наружной стороны двери, смеясь, разговаривая и не делая никаких попыток укрыться от посторонних взглядов. Через некоторое время один из них попробовал открыть дверь и громко выругался.

— Этот недотепа хранитель закрыл дверь на ключ.

— Я узнаю голос Санча, конюха, — прошептал Исаак.

— У меня есть ключ, — сказал другой голос.

— А это Раймунт, писец, который, похоже, сделал себе ключ от бань.

— Вот это колдовство и открывает дверь, — удовлетворенно пробормотал лекарь.

— Волшебство?

— Они сказали Йохану, что используют колдовство, чтобы открыть дверь, — а заодно и выследить его, если он откажется оставить ее открытой. — Ключ заскрипел в замке, и дверь открылась, впуская маленькую толпу, скопившуюся снаружи. — Теперь мы не должны больше говорить, — прошептал он, — можно будет говорить, только когда их будет достаточно много, чтобы заглушить звук наших голосов.

Юсуф беззвучно присел в углу около Исаака.

Первыми, насколько мог судить Исаак, вошли пятеро мужчин. Санч, Раймунт, Мартин и двое с незнакомыми голосами. Голос одного был глубоким и уверенным, а другого — высоким и взволнованным.

— Сколько человек придет? — спросил взволнованный голос.

— Тридцать, я полагаю, — сказал Санч. — Я посчитал всех, с кем договорился. Возможно, еще один или два. Этого достаточно?

— Пока да, — произнес уверенный голос. — Здесь больше и не поместится. Если каждый человек приведет еще одного на площадь, то нас будет вполне достаточно. Нас ждет подкрепление. Они присоединятся к нам, как только мы ворвемся в двери дворца.

— Как мы войдем туда? — спросил Санч.

— Не беспокойтесь об этом, — продолжил уверенный голос. — Многие во дворце не слишком любят епископа и потому сочувствуют нам.

— У кого капюшоны? — спросил взволнованный голос. Он явно был человеком, привыкшим вдаваться в детали, определяющим моменты, в которых могут возникнуть трудности.