С самого утра и вот уже до полудня Хельги вместе с Ярилом занимались финансовыми подсчетами — сводили дебет с кредитом в заметно опустевшей казне. Оба нервничали — денежные дела, они всегда самые трудные.

— Думаю, на дорогие ткани и посуду нужно налоги поднять, княже, — горячился Ярил. — Пусть уж купцы цену гнут — кто покупал всю эту роскошь, у тех богатства и на новые цены хватит. А если на жито поднимем да на овес — тут и до голодного бунта недолго.

— Да не будет никакого бунта, — невесело усмехнулся Хельги» — Просто разбредутся смерды по лесам, сами спрячутся и зерно спрячут.

— А оно нам надо?

— Вот именно.

— Еще пошлины на хазарский скот поднять…

— Это можно. Хазары и без того на нас озлоблены, за радимичей, северян, вятичей.

— Ох, боюсь, не пошли бы войной, княже!

— Не пойдут. Мы пока на них печенегов натравим… есть у меня там знакомства, завтра же посольство пошлю.

— Печенегам тоже малая вера.

— До осени они хазар подержат, а зимой те и сами не нападут. А вот весной, как снега стают… тут мы по Хазарии и ударим! Нечего нашу кровь пить.

— Ну и задумки у тебя, князь. На годы вперед видишь, недаром Вещий!

Скрипнув дверью, заглянул управитель-рядович.

— Помощник начальника ладейной стражи Стемид у крыльца челом бьет, княже!

— И чего ему надобно? — недовольно поднял глаза Хельги.

— Греческого огня просит, траву с кустами у воинской пристани пожечь, чтоб лазутчики не подобрались.

— Вот как? — Князь перевел удивленный взгляд на Ярила. — Слыхал?

— Так и дать ему этот огонь, — усмехнулся тот. — Для дела ведь.

— Ну, пес с ним, и в самом деле — пусть уж лучше перебдят, чем недобдят. — Хельги обернулся к рядовичу: — Выдай пару горшков из амбара, чай, хватит им пары… Траву ведь жечь, не ладьи!

Довольный Стемид, аккуратно замотав горшки в старый плащ, быстро пошел к пристани. А ближе к ночи хитрый варяг уже поджидал в условленном месте — у заводи на Глубочице — старого волхва Лютонега.

— Вижу, вижу. — Волхв явился на встречу во-время и с удовольствием наблюдал встающее от реки зарево, — Исполнил ты мою просьбишку, Стемиде, вот тебе и награда. — Он отсчитал серебро и удалился, позвав кого-то с собой из кустов.

Стемид лишь хмыкнул — все правильно, осторожничал волхв, прихватил с собой охрану. Но ведь и на старуху бывает проруха, тем более на какого-то |там волхва!

Со всей осторожностью — травинка не шелохнулась — пошли вслед за Лютонегом пущенные Стемидом молодые дружинники— «детские». Босиком, чтоб не стучать постолами, не скрипеть лаптями, в неприметных пестрядинных рубахах, простоволосые, ни дать ни взять обыкновенные ребята — подмастерья иль служки корчемные. Безусые все — молоко на губах не обсохло, — однако у каждого за пазухой острый кривой нож-кончар. А уж пользоваться им эти ребята умели. Что и испытали на себе и старый волхв Лютонег, и его ничего не подозревающая охрана. Просто пробежались мимо ребятки, в пряталки – догонялки играючи, чирк по шее ножичком незаметно — и нет никого в живых, ни волхва, ни охраны. Осмотревшись, ребята спрятали убитых в траве, подождали ехавшую сзади повозку и, проворно покидав в нее трупы, увезли к глубокому оврагу, что меж Копыревым концом и Градцем. Так хитрый варяг Стемид заработал изрядную толику серебра, а готовившийся к северному походу княжеский флот был спасен от поджога. А окажись Стемид менее хитрым или более боязливым? А не поверь ему волхв Лютонег на свою седую дурную голову? Вполне могли и сгореть ладейки, пусть не все, пусть часть, а задержали бы поход, отложили. Ведь не о них сейчас болела голова князя — о финансах. А думать сразу обо всем — это богом надо быть, не человеком. Но Хельги – князь, Олег Вещий, богом не был, был человеком, правда, не совсем обычным. Но, как свойственно всем людям, и он допускал ошибки.

Весть о пропаже девицы Радославы из «Любимкиной корчмы» быстро распространилась по всему Копыреву концу. Приходили соседи, предлагали помощь. Вятша с Твором и двумя мужиками-вдачами прошли весь ручей, обшарили овраг и заросшее густым березняком приовражье — нет ничего.

— Ограбили сестрицу мою, убили! — плача, закрывал руками глаза Твор, а Вятша лишь перекатывал желваками.

Твор вспоминал, как жили они с Радославой у радимичей, у тетки Хотобуды, — неласкова была тетка, прижимиста, доброго слова не слыхали от нее принятые в племя приблуды, Твора так и вообще частенько поколачивала тетка, Радославу таскала за волосы. И пожаловаться было некому — приблуды, нездешние, родившиеся у самой Десны, в роду соболя. Род соболи в назидание другим крепко погромили хазары, напали внезапно, сожгли селения, увели с собой скот и людей, многих убили. Радослава — тогда еще маленькая — схватила под мышку совсем уж несмышленого Твора, спряталась в круглой печке, а когда вылезла, вокруг уже все догорало и повсюду валялись черные, обугленные трупы. Нельзя было даже разобрать, где тут матушка, отца-то давненько еще — сразу после рождения Твора — задрал в лесу медведь-шатун. Поплакав, Радослава взяла братца за руку, да и пошла в лес, куда глаза глядели. Волков да медведей не боялась. Разве они, звери дикие, хазар страшнее? Август на дворе был, конец лета, хватало в лесу и грибов, и ягод, и орехов, тем и питались. Поначалу-то ничего было, тепло, жарко даже — солнышко припекало, жарило, так что и для ночи оставался еще изрядный запасец тепла. Покрутились ребята по тропкам-дорожкам, то к одному селению подходили, то к другому — везде одни пепелища. Так и пошли глубже в лес и совсем уж загрустили, как задождило, потянулись на юг первые журавлиные клинья. Радослава с ужасом смотрела на затянутое тучами небо и думала — как же они дальше будут? Тут и вышла на них охотничья ватага. Люди оказались своими, радимичами, привели в селенье, накормили, обогрели, немного погодя приняли в род, подселив к приемной матушке Хотобуде. Та хоть поначалу и злилась, но со временем к приблудам привыкла, да и здоровье уже не то было, чтоб кого-то там бить. В общем, притерпелись, притерлись друг к другу, так вот и жили. Не особо-то счастливо, но ничего… Правда, местные ребята с Твором так и не подружились, дразнились все, обзывали приблудой.

— Ой, где ж ты, моя сестрица? — вздохнул Твор. — Поди, и в живых уж тебя нету?

— Не блажи, — сурово покачал головой Вятша. — Незачем убивать татям девку, да и ценностей особых при ней не было. Скорее всего — украли ее, уж больно красива, вот и приглянулась кому-то.

— Украли?! — встрепенулся Твор.

— Если в Киеве она или рядом где, тогда отыщется, — не слушая отрока, рассуждал Вятша. — Найдется рано или поздно, не дура ведь, подаст весточку. А вот ежели ромеям или багдадцам продали — дело плохо. До Багдада, до Царьграда, до Басры дотянись-ка попробуй! Правда, ее еще вывезти надо…

Вернувшийся со службы Ярил, узнав о пропаже девушки, ничуть не удивился, лишь мотнул головой.

— Еще одна, значит.

— Как это — «еще одна»? — хором спросили Вятша и Твор.

— На Подоле в усадьбах двух малых отроков не досчитались, одного Гостеней зовут, другого, кажется, Пирагастом. Еще кое-где ребята пропали. Да, мыслю, не все еще и пожаловались, не успели.

— Значит, ромеи? — поднял глаза Вятша. Ярил задумался.

— Может быть, хотя и немного сейчас ромейских купцов в городе… Могут и варяжские гости паскудничать, с этих станется, да и хватает их в городе, купцов ладожских. Эх, был бы Харинтий Гусь в Киеве, через него бы дознались.

— Так проверить всех!

— Проверить… — Ярил вздохнул, — Проверим, конечно, да на то время надобно. А завтра дружина в поход отплывает, и с нею почти все варяжские гости потянутся — безопасней с дружиной-то.