Молодой воин вздрогнул, увидев вдруг прямо перед собой, на дороге, деву, красивую, словно солнце. Дева ехала на маленькой одноколке, запряженной осликом с упряжью, украшенной медными бубенцами. Ослик прядал ушами, бубенцы звенели, а дева что-то с улыбкою напевала. Напевала, пока не отпало колесо от повозки — девушка едва успела спрыгнуть. Вот те на, ну незадача! Кайша во все глаза смотрел на красивую незнакомку. Молодая, даже юная, не намного старше Кайши, лицо приятное, смуглое, а вот глаза, кажется, светлые, серо-зеленые или голубые, с башни не видно. Одета чудно, по-хазарски —тонкие шелковые шальвары, зеленые башмаки с загнутыми вверх носами, длинная, застегивающаяся спереди на пуговицы рубаха— халат называется. Волосы не поймешь какие — медно-рыжие, Кайша таких в жизни не видел.

Отряхнувшись от пыли — всё ж таки не удержалась на ногах, упала, когда с повозки прыгала, .— девушка погладила ослика и, подойдя к валявшемуся в дорожной пыли колесу, пнула его ногой. Кайша ухмыльнулся — тут уж пинай, не пинай, само не сделается. Вздохнув, незнакомка осмотрелась, присела у колеса — полы халата погрузились в пыль. Заметив это, девушка быстро вскочила, подбежала к накренившейся повозке и… проворно расстегнув пуговицы, сбросила с себя халат. Кайша аж покраснел — фигурка у девицы была что надо! Талия тонкая, осиная, в пупке что-то блестит — жемчуг? лал? — грудь прикрыта широкой золоченой лентой, а шальвары сидят настолько низко, что вот еще бы пониже, и… Повернувшись к башне спиной, девчонка нагнулась к колесу — шальвары едва не спали. Кайша утер слюну. Подняв колесо, красавица кое-как подкатила его к повозке и обернулась, устало вытерев со лба пот.

— Эй, воин!

Кайша не сразу понял, что обращаются к нему. А когда понял, высунулся с башни, хоть это и строго-настрого запрещено было.

—Чего тебе?

— Взгляни направо, не едет ли кто? — попросила дева. Говорила она хоть и на славянском наречии, но как-то странно, тягуче— «взгля-а-а-ни», «на-аправо-о».

— Нет, похоже, никого, — сообщил воин.

— Жаль. — Девушка искренне огорчилась. Уселась на край рва, сверкнув пупком, снова взглянула на Кайшу: — А ты давно тут стоишь?

— Да давненько.

— И часто кто-нибудь проезжает?

— Бывает, ты подожди.

— Придется, — улыбнулась дева.

Кайша огляделся по сторонам. Ну вот, ездили же возы, а сейчас… Ага, вроде бы за ближним холмом поднялась желтая дорожная пыль.

— Вроде бы едет кто-то.

— Вот и хорошо, — снова заулыбалась девица. — Может быть, помогут… Ой! — Она вдруг испуганно передернула плечами. — А если это разбойники, ты позовешь помощь?

— Обязательно! — рассмеялся отрок, глядя, как из-за поворота выворачивает очередной обоз.

Девчонка быстро накинула халат, застегнула… И вмиг договорилась с чернявым мужиком, видимо старшим обоза. Протянув ему несколько серебряных монет, что-то сказала. Обозник кивнул — возницы слезли с телег и сноровисто поставили колесо на место.

Ну, вот и все, грустно подумал Кайша.

Усевшись в повозку, девчонка неожиданно обернулась.

— Как звать тебя, воин?

— Кайша.

— Я перед тобою в долгу, Кайша… Знаешь что, приходи сегодня, как сменишься, на постоялый двор Костадиноса Левита, это на Подоле, знаешь?

— 3-знаю, — заикаясь от волнения, вымолвил Кайша. — А м-можно я не один приду, с другом?

— Приходи с другом, — засмеялась дева. — Спросишь Пердикку, это я. У нас будет веселое представление: песни, музыка, танцы.

— А, так ты из скоморохов, — догадался гридь. Пердикка отмахнулась.

— Не совсем так. Я танцовщица и… в общем, увидишь. Так придешь?

— Конечно.

Постоялый двор ромея Костадиноса друзья — Кайша и Хотовид — отыскали быстро и вот теперь наслаждались танцем.

Голая красавица Пердикка танцевала так самозабвенно, что невольно хотелось сбросить одежду и присоединиться к ней, забыв всякий стыд. Друзья смущенно переглядывались и даже забыли о том, что могут встретить знакомых, которые, уж конечно, не преминут сообщить о том, что видели, воеводе.

Наконец бубны смолкли. Угасла мелодия свирели, и танцовщица, бессильно распластавшись на полу, вскочила, поклонилась до земли и быстро исчезла за занавесью под бурные крики зрителей.

— Здорово, — прошептал Хотовид. — Ну и девка. Ты где с ней познакомился, Кайша?

— Говорю же, сегодня на башне!

— Везет тебе. Мне так вообще ничего хорошего не попадается.

Собравшиеся в длинном полутемном зале люди — купцы, приказчики, воины — потихоньку покидали постоялый двор. Кто уходил в соседнее помещение, кто во двор, чтобы выпить на прощание бокал недорогого хиосского вина.

— Похоже, и нам пора, — вздохнул Хотовид. Его приятель кивнул, и парни вышли во двор, окунувшись в теплую черноту наступающей ночи.

Подойдя к воротам, Кайша почувствовал вдруг, как кто-то взял его за руку. Обернулся.

— Пердикка!

— Отойдем ненадолго, — стрельнула глазами дева. Какого они цвета, и сейчас было не разобрать — темно.

Кайша обернулся к приятелю.

— Подожди у ворот.

Сердце его билось так тревожно-томительно, как никогда еще в жизни не билось. Танцовщица отвела его в дальний угол двора, положила руки на плечи:

— Давно служишь, воин?

— Давно… — Набравшись смелости, Кайша обнял ее за тонкую девичью талию.

— А кто у вас старший? Я, кажется, его знаю.

— Ты знаешь Твора? Откуда?

— Кажется, знаю, — с нажимом повторила девушка и, прижавшись к парню всем телом, попросила: — Приведи его сюда. Завтра же.

— Но как… — Кайша замялся, а Пердикка вдруг приникла губами к его губам в жарком затяжном поцелуе… Руки молодого воина скользнули под халат…

— Приведешь? — отстранившись, томно спросила дева.

Кайша ответил, не слыша себя:

— Да…

— Тогда тебе будет награда, — проведя рукой по его лицу, смеясь, пообещала Пердикка. — А сейчас уходи. Хозяин давно ищет меня. Прощай.

— До завтра… — прошептал молодой воин, решивший, что завтра во что бы то ни стало приведет Твора на постоялый двор ромея. Раз Пердикка просила… И обещала награду! Ну, завтра он ей напомнит, осталось лишь уговорить Твора. Впрочем, чего его уговаривать? Он ведь еще не женат, кажется…

— Какая еще танцовщица? — выйдя из караульного двора, недоуменно переспросил Твор, — Откуда она меня знает?

— Не знаю, — Кайша пожал плечами. — Сказала, что ты будешь рад ее видеть.

— Ну, что ж… — Твор покачал головою. — Эх, только бы Вятша не проведал.

Они вышли к постоялому двору Костадиноса со стороны Щековицы, где было вполне безлюдно, а значит, меньше риска повстречать какого-нибудь знакомого, который, конечно уж, поинтересовался бы, с каких это пор младшие дружинники шляются по ромейским вертепам.

Пердикка встретила их у входа. Бросилась было с улыбкой и тут же остановилась, виновато хлопнув ресницами.

— Ой, прошу прощения. Кажется, я не того имела в виду.

— Жаль, — усмехнулся Твор, во все глаза разглядывая танцовщицу.

— И все равно не уходите! Оставайтесь оба — я так рада, когда людям нравятся мои танцы.

Притворяясь равнодушным, Твор пожал плечами. Ну, раз девушка просит, так и быть, можно и остаться.

— Сядем там, в уголочке. — Он неопределенно кивнул куда-то в полутьму залы.

Едва успели сесть, как зарокотали бубны, и вокруг низкого стол а ярко вспыхнули зажженные расторопными слугами свечи. Твор так и не заметил, откуда именно танцовщица ворвалась в залу, — просто пролетело мимо что-то невесомое, закутанное в длинную шелковую хламиду, вспрыгнуло на столешницу. Зрители одобрительно засвистели. Пердикка поклонилась — из-под капюшона хламиды видны были только ее глаза. Серые… нет, голубые…

Девушка махнула рукой, и где-то рядом невидимый арфист тронул пальцами струны, затем заиграла флейта. Медленная поначалу, мелодия постепенно становилась быстрее — танцовщица изогнулась, бросила конец длинного подола сидевшему у самого стола купцу. Тот потянул, и девушка закрутилась, медленно обнажая смуглое тело. Вот показались атласные плечи, маленькая грудь, живот, бедра… Разом ухнули бубны. Освободившись от одежды, Пердикка прошлась по краю столешницы на руках. Зрители взвыли в восторге. Сладострастно изогнувшись, дева вдруг исчезла за занавесью и тут же вернулась, неся перед собой небольшой сундучок, обитый медными полосами. Поставив сундучок на середину, откинула крышку, достав оттуда длинную флейту. Бубны и арфа смолкли. Танцовщица приложила флейту к губам, заиграла. И тут вдруг все собравшиеся в зале ахнули, увидев, как из сундука, покачиваясь, поднялись две треугольные змеиные головы. Гады не шипели, лишь распускали кольца, пристально глядя на флейтистку — та, оторвав от губ флейту, протянула к ним руки — змеи, словно того и ждали, обвились вокруг, поползли к шее. Поднявшись на ноги, Пердикка закружилась в танце, ловко подхватила в воздухе сорвавшихся было змей, пронеслась по краю стола, держа в руках отвратительных гадин.