— Вы имеете в виду, мой фюрер…

— Надо закончить войну с Францией, Манштейн, — Андрей резко оборвал генерала и добавил, смягчив голос: — Вот тогда мы с вами и поговорим о перспективах!

Гауптман фон Люк в который раз удивился невероятной везучести своего генерала, перешедшую и на дивизию. Мосты через Сомму достались немцам в целости и сохранности — французы либо не удосужились взорвать, либо попросту не успели, настолько был внезапен и страшен для них рывок вперед вражеских панцеров.

Танковая дивизия наступала в привычном порядке — впереди, под прикрытием бронемашин, неслись мотоциклисты разведывательного батальона, за ними танковый полк, а следом пехота на грузовиках и артиллерия.

Движение шло по равнине, и Люк видел, как почти рядом по главным дорогам отступали разбитые французские части 10-й армии, безнадежно пытаясь прорваться через запрудившие магистрали толпы беженцев с немудреным житейским скарбом на повозках и колясках.

И вот сейчас произошла первая остановка — батальон Люка был встречен пулеметным огнем и реденькими шрапнелями. Пришлось спешиться и вызвать на помощь танки с мотопехотой, так как обойти французские позиции оказалось невозможным. В азарте капитан со своими разведчиками вломился прямо в «линию Вейгана».

Жиденькие окопчики с траншеями не произвели впечатления на мотоциклистов, но атаковали немцы осторожно, продвигаясь вперед перебежками и дожидаясь танков. Люк завалился рядом с солдатами в ложбине, постоянно ругаясь — настроение у него несколько испортилось, а теперь придется сидеть в этой яме под обстрелом с добрых полчаса.

— Господин капитан, ваш завтрак!

Люк повернулся и не поверил собственным глазам. Один из его связных, ефрейтор Фриче, в гражданской жизни управляющий гостиницей в Сааре, подполз к нему и протянул поднос с бутербродами. Больше всего поражала украшавшая их зелень петрушки и бумажная салфетка.

— Да вы просто безумец! Конечно, есть хочется, но сейчас у меня другие заботы — поважнее завтрака.

— Я понимаю, но голодные командиры становятся нервными. А я чувствую свою ответственность за состояние вашего здоровья.

С этими словами ефрейтор был таков — оставив полдюжины бутербродов, тут же пополз обратно, не обращая внимания на рвущиеся на поле боя французские снаряды.

— Угощайтесь, парни!

Люк взял один бутерброд, щедро предложив другие мотоциклистам. Те их быстро разобрали, иногда ломая пополам, по-братски, чтобы всем досталось, восторженно качая головами.

Капитан поймал их взоры и тут же сделал в памяти зарубку. После боя он подаст рапорт на награждение отважного ефрейтора Железным крестом 2-го класса. И если он об этом забудет, то такую рассеянность мотоциклисты никогда не забудут и ему уже не простят.

Андрей отложил в сторону сводки и задумался. В свое время его сильно озадачил один факт — расходы СССР на оборону в предвоенные годы составляли четверть бюджета. И можно было верить, раз само правительство сквозь зубы это признало. Но, скорее всего, всей правды не сказало, ибо, кроме прямых статей, есть еще косвенные затраты, или те, которые не идут открытой строкой, допустим, деятельность спецслужб, занимающихся разведкой супостата.

Так вот — расходы Германии на войну в процентном исчислении составляли меньше этой суммы, причем все траты немцы скрупулезно учитывали. Две кампании провели, боеприпасов гору истратили, пенсии семьям погибших офицеров и солдат определили, и отнюдь не нищенские, а траты намного меньше. Парадокс?!

Но это не все — промышленность работает в режиме мирного времени, в одну смену. Массу всякого добра гонят на экспорт — торговый баланс сводится почти без дефицита. И не халтуру там, а традиционное немецкое качество. И еще одно сильно удивило — танковое производство в общей смете всех военных расходов едва составляло два процента. Чуть больше сотни бронированных машин в месяц. И полста тысяч автомашин ежемесячно выдают всякие там БМВ или «Мерседесы». СССР, как он помнил из диаграммы в атласе, произведет сто тысяч автомобилей, но за весь год.

Вчера, немного поразмыслив над таким несоответствием, Андрей прямо застыл на месте. Неожиданно ему в голову пришла простая мысль: индустриализация в сталинское время имела конкретную цель — наращивание выпуска отнюдь не гражданских товаров, которые, как он помнил, все годы советской власти были в постоянном дефиците. Производство вооружения росло в циклопических объемах, особенно в тридцатые годы, когда ухитрились выпустить больше танков, чем все страны мира, вместе взятые.

И распорядился принести точные данные по промышленному производству царской России на 1913 год и всю информацию по экономике СССР, что имелась в распоряжении оперативного управления вермахта. Также быстренько составить аналитическую справку по царской России, какой бы она имела потенциал, если бы не была захлестнута в свое время революцией и Гражданской войной.

За сутки штабные крысы еле управились, и он четыре часа не отрывался от чтения, настолько его увлекло. И поразился — хваленый абвер совершенно не умел работать, в то время как отчеты промышленников и инженеров, работавших в СССР, отличались чрезвычайной точностью и дотошностью. Действительно — почти все промышленные гиганты, построенные ценой великого разорения страны с ее безумной коллективизацией и голодомором, гнали только вооружение и технику.

Уровень жизни в России, соответственно, был крайне низок. В Европе, особенно в Германии, и в большей мере за океаном, в США, производство таких товаров, как утюги, холодильники, стиральные машины, и прочей бытовой техники возрастало непрерывно. Даже сейчас, в условиях войны, немцы продолжали выпуск, причем значительный, этой гражданской продукции. Тот же «Фольксваген» взять, «народный автомобиль». Для простых работяг делался и выпускался отнюдь не в маленьких количествах.

Андрей тут же вспомнил рассказы дяди и отца — оба в один голос твердили постоянно, что магазины всякой бытовой техникой стали чуть-чуть наполняться только в конце пятидесятых, но больше в шестидесятые года. Тогда можно было даже купить «Победу» или «Москвич», а последний автомобиль сделали именно по образцу немецкого «фольки».

«Вот такие пироги с постоянной заботой партии о нуждах трудящихся. А в Москве сейчас лютые очереди, дипломаты всех стран их шагами меряют, до полукилометра получается. И это несмотря на работу НКВД. А что в провинции делается, куда глаз иностранца никогда не глянет?! Я такое даже со времен перестройки не могу припомнить. С этим надо кончать как-то, хватит над народом измываться, лучше пусть утюги делают да масло вместо танков и пушек. Как бы Сталину намекнуть, что воевать с СССР я не собираюсь, чтоб зря не опасался?!»

— «Боши» обманули, — высоченный танкист в измазанном маслом кителе гневно сощурил глаза. — А наши генералы сами себя перехитрили! С таким главным командованием победы не добьешься!

Прошла всего одна неделя, как он, полковник Шарль де Голль, получил чин бригадного генерала — но радости от столь вожделенной награды он не испытывал. И было отчего.

Несколько месяцев тому назад его назначили командиром 4-й кирасирской дивизии, которую начали формировать, но преступно медленно, с началом войны. Дивизия, сильная на бумаге, представляла собой сложный конгломерат частей различного уровня подготовки. Как он радовался, когда получил в распоряжение 3-й кирасирский полк из двух эскадронов, имевших на вооружении новенькие средние танки «Сомуа».

Каково же было его разочарование, когда выяснилось, что командиры машин, набранные, как говорят русские, «с бору по сосенке», никогда раньше не стреляли из орудий, а механики-водители имели за плечами всего по несколько часов опыта вождения этих танков.

Но дивизия пошла в бой, громыхая и лязгая броней 215 танков. И он гордился ею — самая слабая из четырех французских бронетанковых соединений, она единственная не была разбита немцами, нанеся при этом зловредным «бошам» ряд чувствительных ударов.