Клуф услышал позади себя несколько щелчков. Он побледнел. В своей жизни офицера этот звук он слышал почти каждый день. Это был щелчок снятого предохранителя.

Он выронил пистолет из дрожащих пальцев и повернулся. На него были направлены несколько винтовок. Он увидел суровые лица солдат первой роты.

Африканер облизнул внезапно пересохшие губы.

— Это что — расстрел, майор?

Тейлор почти весело покачал головой. Он не сомневался, что если бы верх одержал капитан, то здесь бы точно произошел расстрел на месте.

— Это всего лишь конвой. Мы собираемся кое-что предпринять, Андрис. Вы и кое-кто из ваших единомышленников отправитесь в тюрьму. А избранные народом городские власти будут выпущены на свободу, с тем чтобы сформировать новое правительство республики.

— Что? Эту кучку заговорщиков?

— Да, капитан Клуф, совершенно верно. И эта «кучка заговорщиков», и моя «кучка заговорщиков», и другие «заговорщики» намерены вернуть эту страну к какому-то подобию здравомыслия, и начнем мы с Кейптауна.

Обращаясь к конвоирам, Тейлор коротко бросил:

— Уведите его.

Когда Клуфа увели, майор приказал Хастингсу и его командирам взводов привести третью роту частями, повзводно. Ее личный состав либо примкнет к мятежным войскам, либо пойдет под арест. В двух офицерах третьей роты он был уверен, да и третий мог тоже встать на их сторону.

И уж тогда, имея две верных стрелковых роты, они разберутся, какие части и подразделения военного гарнизона и местной полиции поддержат их в борьбе против диктатора, засевшего в Претории.

Он вздохнул и посмотрел на часы. Уже половина второго, а ему до вечера надо многое успеть.

Из Кейптауна поступали донесения, одно хуже другого. Радиостанции не выходят в эфир. Связи с международным аэропортом нет. Телефонные линии молчат. То и дело сообщалось о том, что перерезана очередная нить связи и вышли из-под их контроля новые рычаги управления.

Зал был полон должностных лиц правительства и полицейских чинов. На стене висели карты Кейптауна и Капской провинции, на которых разноцветными кружками были очерчены границы районов, охваченных мятежом. На одном краю стола сидели Форстер и его гражданские министры, а военные советники во главе с несколько растерянным генералом де Ветом гадали, как распорядиться теми немногочисленными силами, которые пока находились под их контролем.

Было ясно, что эти силы стремительно тают. Официально на сторону мятежников перешел только один батальон — 16-й пехотный, но донесения командиров двух других батальонов, дислоцированных в окрестностях Кейптауна, говорили о том, что и их солдаты «недостаточно благонадежны». В свое время в Кейптауне были сформированы бурские отряды самообороны, но и они, похоже, все больше симпатизировали мятежникам.

Правительственные силы оставались лишь вокруг Столовой горы — вершины высотой в три тысячи футов, которая доминировала над городом и южной частью полуострова. Изрытая катакомбами и бункерами, Столовая гора всегда считалась главным оборонительным рубежом южноафриканских войск в случае нападения на Кейптаун. Сейчас на этой высоте занимали позиции пехотные роты.

Слушая нескончаемый поток дурных новостей, Мариус ван дер Хейден молитвенно сложил перед собой руки. Он силился отвлечься от страшных мыслей. Бросив взгляд на дальний конец стола, он увидел Карла Форстера — абсолютно белого и неподвижного. Его глаза, когда-то такие выразительно-холодные и ясные, были теперь окаймлены красными кругами — свидетельством многих бессонных ночей.

Ван дер Хейден нахмурился. За те дни, что люди за пределами его непосредственного окружения стали подвергать сомнению его полномочия, Форстер все больше и больше уходил в себя — как будто он мог спрятаться от той каши, которую сам заварил. Это был плохой признак.

Когда референт, делавший безрадостное сообщение, закончил и удалился, Форстер ожил и спросил:

— Ну что, генерал? Сможем мы удержать город?

Де Вет судорожно сглотнул.

— Боюсь, что нет, господин президент. По крайней мере, не с теми войсками, что у нас сейчас есть.

— А других у нас нет?

Де Вет нехотя помотал головой.

— Нет, господин президент. Все наши силы заняты в Намибии, в провинции Наталь и других горячих точках.

— Тогда, возможно, пора подумать о выводе войск из Намибии, генерал? — Фредерик Пинаар еще не растерял форстеровской уверенности в себе и говорил вполне твердо. К тому же министр пропаганды всегда недолюбливал де Вета и не одобрял его идей.

— Это будет катастрофа! — Де Вет обращался напрямую к Форстеру. — Разведка докладывает, что в ближайшие дни Куба предпримет новое массированное наступление. Ослабить сейчас нашу оборону значит поступить против всякой военной логики!

— Что вы в таком случае предлагаете, генерал? Сидеть здесь сложа руки и наблюдать, как страна разваливается у нас на глазах? Это, по-вашему, соответствует военной логике?

Ядовитая реплика Пинаара заставила де Вета залиться краской.

— Никак нет, министр. — Де Вет шумно выдохнул и вновь обратил лицо к молчаливому, задумчивому Карлу Форстеру. — Я предлагаю повременить, вот и все. Давайте дождемся кубинского наступления, измотаем их в бесплодных атаках на наши окопы и минные поля, а затем погоним назад до Виндхука. Тогда мы сможем без риска вывести войска из Намибии и разобраться с мятежниками!

Ван дер Хейден согласился про себя. Как ни удивительно, но на этот раз де Вет говорит дело. Форстер сделал нетерпеливый жест.

— Отлично, де Вет. — Он посмотрел на генерала. — Но не подведите меня, как это случилось за последнее время со многими. Я не прошу ни измены, ни глупости.

Де Вет побледнел и что-то пробормотал в ответ.

Форстер окинул взглядом остальных министров, устало переводя глаза с одного лица на другое, пока не остановился на ван дер Хейдене.

— Мариус?

— Да, господин президент?

— Вы уже задержали эту американскую свинью?

Министр правопорядка почувствовал, как внутри у него все оборвалось. По соображениям личного порядка он не форсировал расследование дела Шерфилда. На допросе его люди выудили из Мюллера показания о шантажировавшей его молодой женщине, говорившей на африкаанс. А перед этим как раз исчезла Эмили — ее нет ни на ферме, ни у друзей в Кейптауне. Сопоставив эти факты, ван дер Хейден получил результат… Его красивая, но глупая дочь оказалась втянута в историю с этим американским репортером. Ради нее он утаил от следователей несколько верных ниточек — в надежде, что к тому моменту, как он будет вынужден перейти к активным действиям, она успеет скрыться из ЮАР. Теперь, похоже, время истекло.

Он покачал головой.

— Пока нет, господин президент. Но мы уже вышли на его след. Я ожидаю его ареста со дня на день.

— Хорошо. — Форстер потер подбородок. — А когда он будет у нас, я надеюсь, ваши люди смогут «убедить» его отречься от своей глупой истории?

Ван дер Хейден вновь осторожно кивнул. В конце концов, этот Шерфилд всего лишь журналист. Несколько часов изощренной пытки сделают его мягким как воск.

— Отлично, Мариус. — Форстер одарил улыбкой остатки своего ненадежного окружения. — Ну вот, друзья мои. Мы скоро услышим от этого американца, что вся его сенсация была не более чем коммунистическим заговором с целью посеять смуту в нашей прекрасной отчизне. И с этого дня все наши мелкие неприятности начнут сходить на нет подобно кошмарному сну, каковым они, собственно, и являются. Наши заблудшие братья из Оранжевой провинции и Трансвааля будут молить нас о прощении. — Улыбающееся лицо Форстера вдруг исказилось. — А жалкие эмигранты и каффиры Наталя будут горько сожалеть о том дне, когда они смели поднять против нас голову!

Ван дер Хейден и остальные не поверили своим ушам. Неужели президент и вправду верит, что события можно так легко повернуть вспять? Пламя мятежа полыхает уже по всей Южной Африке, и словами его не погасишь.