— А рация…

— Если мы выйдем на связь отсюда, нас сразу засекут. Если возьмем ее с собой, они поймут, что «мерседес» ушел на дно без нас. Так ведь?

— Примерно так.

— Так что пойдем на компромисс. Мы вынесем ее отсюда, но сразу после связи в безопасном месте вернем.

— Что вы имеете в виду под «безопасным местом»? — прямодушно спросил Шэффер. — В целой Баварии для нас не найдется такого места.

— Одно есть, в двадцати метрах отсюда. — Он кинул Шэфферу связку отмычек. — Тебе никогда не приходилось бывать в баварском дамском туалете?

Шэффер поймал связку, посмотрел Смиту прямо в лицо, качнул головой и вышел. Светя перед собой фонариком, он шел вдоль путей, пока луч фонаря не осветил дверь с надписью «Damen». Шэффер пожал плечами и принялся подбирать отмычку.

Медленно, натужно вагончик фуникулера одолел последние метры подъема, вошел под крышу верхней станции, судорожно дернулся и остановился. Дверь открылась, и пассажиры вышли. Они проследовали через станцию, встроенную в северо–западную часть фундамента замка, по тоннелю с тяжелыми железными дверями, охраняемыми часовыми. Выйдя из верхних ворот, они оказались у двора замка, вход в который закрывали массивные чугунные ворота, где стояли вооруженные до зубов солдаты с доберман–пинчерами. Во дворе было светло как днем — свет падал из незанавешенных окон. Посередине двора разместился геликоптер, доставивший утром в Шлосс Адлер рейхсмаршала Роземейера. Пилот или механик под брезентовой накидкой, только мешавшей ему, потому что снег уже кончился, копался в моторе, светя себе небольшой, но мощной дуговой лампой. Мэри обернулась к фон Браухичу, все еще по–хозяйски державшему ее за плечо, и жалобно улыбнулась.

— Сколько тут солдат! Вообще, кругом одни мужчины, а женщин совсем не видно. А если мне захочется совершить побег из этого мужского царства?

— Легче легкого. — И фон Браухич одарил ее очаровательнейшей из своих улыбок. — Вы прыгаете из окна спальни, летите сто метров вниз — и вот она, свобода!

Дамская комната на вокзале оказалась довольно непрезентабельным уголком, бедно обставленным грубо сколоченным столом, жесткими скамьями и стульями на выщербленном полу. Превзойти его по части аскетичности могло бы только подобное учреждение в Англии. В черной железной печке угасал огонь.

Смит уселся на столик, поставил перед собой рацию, вынул из кармана шифровальную книжку и листок бумаги. Он проверил текст, выпрямился и протянул книжку Шэфферу.

— Сожги! Каждую страницу отдельно.

— Каждую отдельно? Всю книжку. А она нам больше не понадобится?

Смит отрицательно покачал головой и взялся за настройку рации.

В штабе разработки операций в Уайтхолле было гораздо теплее. Сосновые поленья весело трещали в огромном камине. Двое мужчин, сидевших по обеим его сторонам, выглядели далеко не такими молодцами, как двое тех, что сидели в эту минуту возле затухающих угольков в Баварских Альпах. Адмирал Ролленд и полковник Уайет–Тернер откровенно клевали носами. Но как только раздался сигнал вызова из большого передатчика, возле которого дежурил гражданский радист, сон как рукой сняло. Они переглянулись и вскочили с мест.

— Бродсворд вызывает Дэнни Боя. — Голос звучал тихо, но отчетливо. — Бродсворд вызывает Дэнни Боя. Слышите меня? Прием.

Радист проговорил в микрофон:

— Слышу вас. Прием.

— Готовы? Прием.

Ролленд и Уайет–Тернер стояли за плечом радиста, который быстро наносил на бумагу бессвязные буквенные сочетания. Через несколько секунд текст был расшифрован: «Торренс–Смиз убит, Томас, Кристиансен и Каррачола арестованы».

Пробежав глазами текст, Ролленд и Уайет–Тернер как по команде взглянули друг на друга с одним и тем же мрачным выражением лиц. А карандаш радиста выводил на бумаге дальнейший текст: «Неприятель считает, что Шэффер и я мертвы. Рассчитываем, войти внутрь в течение часа. Подготовьте транспорт через девяносто минут. Прием»

Адмирал Ролленд выхватил микрофон у радиста.

— Бродсворд! Бродсворд! Вы знаете, кто я, Бродсворд?

— Я знаю, кто вы сэр. Прием.

— Уходите. Бродсворд. Уходите немедленно. Спасайтесь. Прием.

— Вы… должно быть… шутите. — Эти слова были произнесены медленно, с долгими паузами.

— Вы меня слышали? — Ролленд проговорил это особо отчетливо. — Вы меня слышали? Это приказ, Бродсворд.

— Мэри уже там. Конец связи.

Передатчик умолк.

— Он прекратил передачу, сэр, — тихо сказал радист.

— Прекратил, — автоматически повторил Ролленд. — Боже мой — прекратил.

Уайет–Тернер вернулся к камину и опустился в кресло. Он будто сделался меньше ростом.

— Это моя вина, — едва слышно прошептал полковник, невидяще посмотрев на адмирала Ролленда, севшего напротив. — Я один во всем виноват.

— Мы сделали то, что должны были сделать. Мы оба виноваты, полковник, к тому же идея была моя. — Он перевел глаза на огонь. — И за это мне отвечать особо.

— Это самый тяжелый день в моей жизни, — угрюмо проговорил Уайет–Тернер. — Хуже не придумаешь. Я, наверное, стал слишком стар.

— Все мы, наверное, стали слишком старыми. — Правым указательным пальцем Ролленд начал загибать пальцы левой руки. — Кабинет начальника штаба, Портсмут. Сработала сигнализация. Ничего не пропало. Раз.

— Ничего, — устало подтвердил Уайет–Тернер. — Но явно сняты фотокопии.

— Второе. Саутгемптон. Пропала схема передвижения кораблей. Третье. Плимут. Сигнализация в штаб–квартире ВМС не работает. И мы не знаем, что это означает.

— Можно догадаться.

— Догадаться можно. Дувр. Исчезает план гавани Малберри. Ошибка? Халатность? Неизвестно. Пятое. Пропал сержант охраны штаба в Бредли. Это может означать, что угодно.

— Да, что угодно. Там хранились схемы всех береговых передвижений войск по плану операции «Оверлорд».

— И, наконец, последнее. Получены донесения из Франции, Бельгии, Нидерландов. Четыре явно ложные. Три остальных невозможно проверить…

Они надолго замолчали. Прервал паузу Уайет–Тернер.

— Если раньше могли быть какие–то сомнения, теперь они рассеялись. — Он сказал это, на поднимая глаз от огня. — Немцы всюду насовали своих людей, а у нас на континенте почти никого не осталось. И вот теперь пришла очередь Смита и его группы.

— Смита и его группы, — эхом отозвался Ролленд. — Смита и его группы. Их можно уже списать.

Уайет–Тернер спросил, понизив голос так, чтобы не услышал радист:

— И операцию «Оверлорд», сэр?

— И операцию «Оверлорд» тоже, — пробормотал Ролленд.

— Разведка — главное в современной войне, — горько изрек Уаиет–Тернер. — Я, кажется, не первый провозгласил эту истину?

— Без разведки как без рук. — Адмирал Ролленд нажал кнопку селектора. — Подайте мою машину. Вы со мной, полковник? На аэродром?

— И гораздо дальше. Если позволите, сэр.

— Мы ведь все обсудили, — пожал плечами адмирал. — Хотите кончить самоубийством?

Уайет–Тернер достал из шкафа автомат «стен» и, повернувшись к Ролленду, улыбнулся:

— Нет. Но готов встретиться с неприятелем, сэр.

— Что ж, если так хотите… — без улыбки ответил адмирал.

— Слыхал, что сказал этот парень? — Смит выключил передатчик и стрельнул глазами в Шэффера. — Можем выйти из игры.

— Сейчас? Сейчас смываться? — зло переспросил Шэффер. — Разве не понятно, что, если мы смоемся, через несколько часов они доберутся до Мэри? — Он многозначительно помолчал, словно убеждаясь, что Смит постиг смысл сказанного, и закончил: — А как только они возьмут ее, через десять минут у них в руках будет Хайди.

— Ну, ты даешь, лейтенант, — попробовал урезонить его Смит, — ты всего–то пять минут и видел, ее.

— Ну и что? А сколько Антоний разговаривал с Клеопатрой? А Парис с Еленой? А Ромео? — Он запнулся и с вызовом выпалил: — И мне плевать, что она иностранка, из вражеской страны.

— Она родилась и выросла в Бирмингеме, — устало проговорил Смит.

— Англичанка?

— Пошли, — скомандовал Смит. — Давай отнесем рацию. С минуты на минуту могут заявиться посетители.