Он резко повернул руль вправо, и в этот момент из-за деревьев вынырнули люди Хасаб Мурада. Если бы египтянин спрятал свою сотню на берегу и не дал врагам раньше времени заметить себя, они бы неминуемо оказались у него в руках. Но он, охваченный азартом гонки, подскочил к самой воде и выстрелил по лодке.
— О, Аллах! — воскликнул старик. — Чужак натравил на нас этих гиен! Мы пока не можем высадиться. Но ничего, там, дальше на берегу, лес становится совсем густым, и по этим зарослям им за нами не угнаться. Давайте, налегайте на весла; нам нужно получить преимущество во времени! Скоро мы выйдем на берег, и только они нас и видели!
Абуль-моут снова вырулил на середину реки, где его не могли достать пули солдат. В это время кто-то из хомров оглянулся назад и увидел лодку, спешившую вслед за ними.
— Смотрите, лодка, большая лодка, и в ней много людей! — испуганно закричал он. — Они преследует теперь нас и по воде, и по суше!
Абуль-моут обернулся и в течение нескольких секунд наблюдал за плоскодонкой ниам-ниам, а потом мрачно выругался:
— Ах, провались они ко всем чертям! Они гребут быстро и сцапают нас, если мы будем плыть в том же направлении!
— Тогда мы будем защищаться!
— Идиот! Что это даст, когда их вчетверо больше, чем нас? Сейчас речь идет о том, чтобы спасти свои шкуры, и поэтому никакого сражения не будет. Попробуем повернуть налево. Если мы поторопимся и сумеем достичь правого берега раньше их, считайте, что мы от них избавились.
— А что будет с нашей лодкой?
— Можешь не сомневаться, они, конечно, не оставят ее на берегу специально для нас.
— Но тогда как мы переберемся через реку? Ведь если мы хотим к Абдулмоуту, нам нужно будет вернуться назад, на левый берег!
— Мы построим плот. Но сейчас вас это не должно заботить. Главное гребите, сильнее гребите, даже если сотрете руки до крови! Если они нас догонят, мы погибли, но горе этим псам, если нам удастся уйти! Клянусь, они нечеловеческими мучениями заплатят мне за сегодняшние унижения.
В этот момент хомры увидели, что ниам-ниам уже миновали камыши. Страх придал беглецам силы, и их лодка, как птица, полетела по реке, которая, к счастью для них, была в этом месте не особенно широкой. Правый берег был все ближе и ближе, вот, наконец, они достигли его и, прихватив свои пожитки, выскочили на сушу. Разумеется, они не стали тратить времени на то, чтобы привязывать свое суденышко, и его снова вынесло на середину течения.
Все время, пока длилась погоня, маленький словак стоял посреди лодки со своим огромным ружьем в руке и без устали подгонял гребцов. Теперь он прервал поток своего красноречия и разочарованно протянул:
— Они от вас все-таки убежали. Видите, вон они прыгают на сушу! Но пристрелить одного из них я еще успею.
— Оставь это! — возразил Сын Тайны. — Ты ведь не можешь хладнокровно прицелиться.
— Я целюсь очень хорошо, — отчеканил Отец Одиннадцати Волосинок. — Сейчас я покончу с этим парнем!
Он поднял свое тяжелое ружье и прицелился в Абуль-моута, который вот-вот должен был исчезнуть за кустом. Все гребцы подались к левому борту, чтобы увидеть, как Отец Смерти упадет. Вследствие этого лодка покачнулась, словак потерял равновесие, и ружье выстрелило, наградив, по обыкновению, своего хозяина весьма солидной отдачей, от которой он подлетел вверх, описал в воздухе красивую дугу и шлепнулся за борт.
К счастью, один из пятерых солдат успел подхватить на лету «слоноубийцу» и тем уберег его от неизбежной гибели. Другой крепко уцепился за мелькнувшую над лодкой фалду красного мундира, и подоспевшие ниам-ниам помогли ему втащить малыша обратно в лодку.
Сын Тайны без улыбки оглядел сиротливую фигуру Отца Одиннадцати Волосинок, с которого ручьями стекала вода, и невозмутимо заметил:
— Я же говорил, что ты в него не попадешь.
— Я бы попал, если бы вы не качнули лодку, — запальчиво возразил словак, отряхиваясь. — Из-за вас я запросто мог утонуть или угодить в пасть крокодилам! Ну, что будем делать теперь? Продолжим преследование по суше?
— Нет, это все равно было бы бесполезно. Мы выловим его лодку и вернемся назад.
— Значит, мы упустили его навсегда!
— Я так не думаю. Этот человек сейчас вне себя от ярости и хочет отомстить. Он наверняка отправится теперь к своим в Омбулу, чтобы потом натравить их на нас. Но смотрите, к нам несет их лодку. Поймаем-ка ее!
Оставшиеся на кораблях Абуль-моута нуэры были в ярости от того, что их предводитель предательски бросил их в минуту опасности. Теперь гнев победителей должен был всецело обрушиться на них, и, посчитав, что лучше не усугублять ненависть врагов дальнейшим сопротивлением, они решили сдаться. Другого выхода у них не было: после бегства Абуль-моута люди Шварца с удвоенным вниманием стали следить за обоими кораблями. Наученный горьким опытом, немец даже отрядил к каналу среди тростников специальную сторожевую шлюпку, так что и этот последний путь к спасению был для нуэров отрезан.
Практически сразу после того, как Абуль-моут покинул корабль, выстрелы с обеих сторон полностью прекратились. Наступило краткое затишье. Шварц не предпринимал никаких действия, ожидая возвращения посланной в погоню лодки, а нуэры, встревоженные молчанием противника, не отважились выйти из своих укрытий. Однако постепенно их страх несколько улегся, и самые отважные стали осторожно выглядывать из-за бортов сандала и нуквера. Никакой реакции противника на это не последовало, и через некоторое время осмелевшие нуэры сгрудились на палубах двух кораблей.
Шварц приказал капитану не открывать огня до тех пор, пока нуэры не начнут стрелять, а сам поднялся наверх и присел возле вращающейся пушки. К нему подошел Пфотенхауер, которому не терпелось поделиться впечатлениями о схватке, так быстро завершившейся благодаря наличию большой пушки.
— Думаете, они снова начнут палить? — спросил он Шварца.
— Вряд ли. Это было бы слишком глупо с их стороны. Они не могут не осознавать, что мы превосходим их и в вооружении, и в численности. А после того, как их покинул Абуль-моут, они остались без главаря.
— У них уж имеется свой вожак!
— Ба! Он не посмеет нам сопротивляться, поскольку прекрасно понимает, что это выйдет ему боком. Наши солдаты показали им, как хорошо они умеют обращаться со своими ружьями. Кстати, я должен вас поздравить и выразить вам свое восхищение!
— С какой это радости?
— Ну как же! Вы так здорово стреляли! Я видел, вы ни на минуту не покидали линии огня.
— Да уж, стрелял-то я, что и говорить, здорово. Но вы, может быть, углядели, в кого и куда?
— Нет.
— Ну, так я уж вам скажу. Целился-то я все время в прическу повыше головы. Я решил, что нельзя ж стрелять прямо в человека, а эти их прически… Вы бы видели! — Серый рассмеялся, а потом продолжал: — Ну да, у вас уж было столько хлопот с этой пушкой, что вам в сторону некогда было глянуть. Но, может, вы все же заметили эти их высокие вихры? Знаете, как они их сооружают?
— Нет, — улыбнулся Шварц. — У меня не нашлось времени провести столь серьезное исследование образа жизни и нравов этого небольшого народа. Пришлось удовлетвориться поверхностными наблюдениями.
— Ну, они уж отращивают длинные волосья, зачесывают их наверх и смазывают эдаким тестом из пепла и коровьего помета. Эта смесь должна защищать их от кое-каких насекомых, которые очень любят селиться в их шевелюрах. Когда она застывает, прическа превращается в высокую и твердую башню, которая так прочно сидит на голове, что кажется ее частью. Ежели эту башню прострелить, нуэр от удара сваливается на пол и думает, что пуля ему прямо в голову угодила. По крайности, из тех, что я уложил, никто больше не встал. Может, им прическа так дорога, как сам череп, и они не желают показываться на глаза, чтобы враги не могли опять надругаться над этим распрекрасным украшением.
— Да, это действительно забавно. Впрочем, я совершенно с вами согласен, когда вы говорите, что человека можно убить только в случае самой крайней необходимости. Мне и самому очень не хотелось использовать пушку, но нужно было показать Абуль-моуту, что ему не следует с нами шутить. Если бы я этого не сделал, бой длился бы намного дольше, и с нашей стороны могло бы оказаться больше жертв. А если уж приходится выбирать, то, по-моему, пусть лучше погибнут три работорговца, чем хотя бы один из наших солдат. Конечно, если бы я мог предположить, что Абуль-моут найдет способ бежать, я пристрелил бы его и хомров в самом начале. Тогда бы и схватки никакой, скорее всего, не было, потому что нуэры наверняка так перепугались бы, что тут же решили бы сдаться.
