— Оставь их! Ты же сам говоришь, что это нас не касается.

— Я сказал это, но… но… Гром и молния! Кажется, я все же ошибался! Я узнаю эти два нуквера. Они принадлежат моему заклятому врагу Хасаб Мураду из Магунды. Не понимаю, как он, ловец рабов, мог оказаться вместе с солдатами вице-короля? Должно быть, они поймали его во время похода за рабами и отобрали у него нукверы. Люди Хасаб Мурада прекрасно меня знают, и они с радостью выдадут меня!

— Тогда спрячься скорее!

— Это бесполезно: офицер наверняка поднимется к нам на борт и все обыщет. Я буду лгать, пока это будет возможно, а потом нам придется защищаться. Надо подготовиться к бою. Посмотрите, вон дахабия! Она хочет встать слева от нас, а оба нуквера бросили якоря сзади. Значит, путь к левому берегу пока свободен. Черт побери, у нас, как назло, почти совсем нет огнестрельного оружия и пороха! Ладно, скажите нуэрам, чтобы были наготове. С этим офицером я сам буду говорить.

Дахабия была уже у самого левого борта сандала, она бросила якорь примерно в сорока шагах от него и потом прошла немного назад, насколько позволяла якорная цепь. Таким образом, она оказалась на полкорпуса позади сандала, и с нее теперь было удобно обстреливать палубы обоих кораблей. Итак, позиция судов была следующей: впереди, зарывшись носом в заросли камыша, стоял сандал, рядом с ним нуквер меньших размеров. Справа и чуть сзади остановилась дахабия, а за этими тремя кораблями на расстоянии ружейного выстрела бросили якоря оба нуквера из Магунды.

Шварц спрятался за пушку, так как не хотел, чтобы Абуль-моут увидел его раньше времени. Говорить с ловцами рабов должен был офицер из Фашоды, командовавший отрядом мидура. Он подошел к капитану, который все еще стоял возле штурвала и громко крикнул, обращаясь к людям на сандале:

— Кто вы такие? Кто хозяин этих двух кораблей?

— Я, — ответил Абуль-моут, с удовлетворением отметив про себя, что все его нуэры уже готовы к бою.

— Кто ты и чем занимаешься? — продолжал расспросы капитан.

— Меня зовут Юсуф Хелам, я купец.

— Чем ты торгуешь?

— Всевозможными товарами.

— Откуда ты едешь?

— Из Вау [151].

— И куда направляешься?

— Вверх по течению, чтобы продавать и менять свой товар у племен, что живут на реке.

— Эй, человек, я думаю, что ты обманываешь меня!

— Аллах пусть улучшит твой слух! Я сказал тебе правду, и если ты услышал что-то другое, в этом виноваты твои уши, которые слышат не то, что им говорят!

— Ты напрасно смеешься: я тебя знаю!

— А вот я вижу тебя впервые.

— Ты Абуль-моут, работорговец.

— Тогда пусть Аллах просветит твои глаза, потому что они видят вещи и людей, которых здесь нет!

— С моими глазами все в порядке, и они видят тех пятерых, что стоят позади тебя. Разве они не хомры и разве не к этому же народу принадлежит Абуль-моут?

— Нет. Они тоже торговцы из Вау. Они перевозят свои товары на моих кораблях.

— Это ложь. Я знаю и их, и тебя. Мидур Фашоды Али-эфенди Абу Хамса Мийа поручил мне найти и доставить вас к нему.

— Так выполняйте свое поручение и ищите тех, кто ему нужен, только это не мы.

— Не вы? Значит, вы — не те, кто на Источнике Льва, западнее Фашоды, напал на приезжего эфенди, чтобы убить его?

— О, Аллах! Дело обстоит плохо, — прошептал своим хомрам Абуль-моут. — Кажется, боя нам не миновать. Смотрите же, сражайтесь отважно! — И, обращаясь к капитану, он громко ответил: — Мы никогда не были в той местности и не имели дел ни с каким эфенди!

— Как? И со мной тоже нет? — спросил Шварц, выпрямляясь во весь рост и делая шаг вперед.

Абуль-моут побледнел, и с его губ сорвалось яростное проклятие. Он ожидал всего, чего угодно, но увидеть этого эфенди здесь, так далеко от Источника Льва!.. Старик действительно растерялся, что случалось с ним нечасто, и замолчал, лихорадочно соображая, говорить ли ему правду или продолжать отпираться.

— Это он, — негромко сказал один из хомров, — но я думаю, что большой опасности нет. Нукверы ничего нам не сделают, потому что на них пленники из Магунды, а с дахабией мы справимся в два счета.

Эти слова вернули Абуль-моуту самоуверенность и хладнокровие, и, когда Шварц повторил свой вопрос, он угрожающе крикнул:

— Да, с тобой я имел дело — ты, пес, ты, сучий внук! А теперь ты поймешь, что значит иметь дело со мной! Отправляйся в геенну!

Он приставил приклад ружья к плечу и выстрелил. Шварц молниеносно пригнулся за пушку, и пуля просвистела мимо.

— Открыть всем огонь! — приказал Абуль-моут своим людям. — Убейте офицера!

Ловцы рабов не заставили себя долго упрашивать. Их было триста человек — двести на сандале и сто на нуквере, — и, видя на дахабии вдвое меньше солдат, они были убеждены, что легко их победят. Затрещали ружья, и целое облако стрел и метательных копий полетело в сторону дахабии. Но солдаты Шварца позаботились об укрытии. Они спрятались за мачты, ящики, коробки и другие предметы, которые были нагромождены на палубе. Только несколько человек были легко ранены.

Шварц засунул голову и руки под одеяла, которыми была замаскирована пушка, отодвинув лишь верхнее из них в сторону, направил ствол и прицелился. Краем глаза он успел заметить, что Абуль-моут ищет его, держа в руке свою двустволку, в которой оставался еще один заряд. Второй выстрел Отца Смерти должен был оказаться более верным, чем первый.

В ответ на атаку нуэров прозвучала команда капитана. Его люди тоже начали стрелять. Почти все их пули попали в цель, многие из нуэров упали, и крики боли смешались с азартными воинственными кличами.

Когда Шварц выпрямился, Абуль-моут снова прицелился и выстрелил с криком:

— Вот твоя смерть! На этот раз я попаду точно!

Но от острого, натренированного взгляда немца не ускользнуло движение старика, и он ловко увернулся во второй раз, а затем отбросил с пушки покрывало и закричал в ответ:

— Ты снова промахнулся, а я попаду, но не в тебя, потому что ты мне нужен живой!

С этими словами он запустил механизм большой пушки, и первые снаряды полетели на палубы сандала и нуквера. Попадали убитые и раненые, река огласилась криками, воем и ревом. Абуль-моут застыл неподвижно с широко раскрытыми глазами, и тут, к еще большему его изумлению и ужасу, канониры привели в действие вращающуюся пушку, а с обоих нукверов из Магунды затрещали ружейные выстрелы.

Абуль-моут моментально сообразил, что на нукверах находятся отнюдь не пленники, и в это самое мгновение, как будто для того, чтобы лишить его последних сомнений, оттуда донесся громкий, резкий голос, который Отец Смерти очень хорошо знал:

— Ах, как хорошо, прекрасно! Ай да залп, вы, герои, вы, храбрецы! Заряжайте скорее снова и покажите им еще раз! Пусть Аллах испепелит этого Абуль-моута! Стреляйте же, стреляйте, вы, трусы, лентяи, мерзавцы.

— Эш-Шаххар, Храпун! — крикнул Абуль-моут хомрам, которые столпились вокруг него. — Хасаб Мурад, сын шелудивой суки, связался с чужаком и солдатами. Стреляйте, стреляйте! Цельтесь в офицера и этого христианского пса!

Хомры последовали его приказу, но не попали ни в того, ни в другого, потому что капитан стоял за мачтой вне досягаемости пуль, а Шварц снова наклонился, чтобы зарядить пушку. Неуязвимы для вражеских пуль были и канониры у вращающейся пушки; они выпускали снаряд за снарядом, укрывшись за маскировочным домиком, который изнутри был окован прочным листовым железом.

Последствия второго залпа большой пушки были еще более разрушительными, чем в первый раз. Нуэры, которые вначале были настроены очень воинственно, отбросили прочь свои ружья и попрятались внутри кораблей. Абуль-моут понял, что сопротивляться дальше означает только впустую потратить остаток боеприпасов, и решил попытаться спастись бегством.

— Всем быстро в лодки, и гребите к берегу! — крикнул он. — Путь туда пока свободен.

Нуэры тотчас же бросились к бортам сандала и нуквера, но едва первые из них стали спускать на воду лодки, как с берега послышались выстрелы и из-за кустов высыпали люди Хасаб Мурада. Сам комендант Магунды, бежавший впереди всех, «приветственно» замахал своим ружьем и крикнул: