— Вон оно что! И что же вы опять задумали?

— Да ведь я вам уже говорил! Мы постараемся вызволить моего брата и Охотника на слонов. Если нам это удастся, мы тогда отберем у Абуль-моута последний козырь, и тогда нам больше не нужно будет с ним церемониться.

— Тысяча чертей! Вы что, серьезно?

— Ну конечно!

— Я вас верно понял? Вы хотите, чтоб мы этот балаган с переодеваниями устроили?

— Я, по крайней мере, полон решимости осуществить свою идею. Но я ни в коем случае не хочу вас уговаривать, потому что дело, которое мне предстоит, действительно очень опасно, и вы…

— Да бросьте вы, наконец, свои экивоки и говорите без дураков! — перебил его Отец Аиста. — То, что можете вы, и мне по плечу, а брата вашего я так люблю, что ради него я уж охотно поучаствую в такой карнавальной шутке!

— Но это совсем не шутка! Если нас схватят, то все будет кончено, и не только для нас, но и для всех тех, кого мы собираемся спасти!

— Ну это понять и у меня башки хватит, и я уж считаю это вполне уважительной причиной для того, чтобы нам не попадаться! Теперь меня занимает только одно — как и когда мы все это проделаем. Я так разумею, не раньше нынешнего вечера?

— Да. Наш план можно выполнить только в темноте.

— А ну, как до этого времени что-нибудь приключится?

— Не думаю. Абуль-моут не станет первым предпринимать какие-либо действия, а, наоборот, скорее всего, будет рад, что мы до поры до времени оставили его в покое.

— Ну, в таком случае, вопрос «когда» отпадает, и остается только «как». Мы, стало быть, должны превратиться в негров?

— Да.

— Сказать по совести, не очень-то мне это нравится!

— Почему же?

— Да по целому ряду причин. Перво-наперво, как мне с такой длиннющей бородой стать похожим на негра? Даже если я ее в самый что ни на есть вороний цвет выкрашу, мне все равно никто не поверит! И потом, если мы будем неграми, мы только в ту часть ущелья пробраться сможем, куда эти разбойники всех рабов согнали. Но наших-то друзей старикашка Абу, как пить дать, где-то около себя держит! Не лучше ли будет, если мы рожи-то наши в коричневый цвет покрасим, да оденемся так, чтобы нас за ловцов рабов принять было можно?

— В этом случае нас тоже можно будет легко узнать по нашим бородам. Нет, так мы делать не станем. Возле похищенных рабов нам, конечно, делать нечего, потому что и среди людей Абуль-моута достаточно чернокожих. И вообще, нам лучше не показываться никому на глаза. Мы постараемся пробраться в их лагерь бесшумно, как подкрадываются индейцы. Так что черный цвет нам нужен не столько, чтобы нас приняли за негров, сколько для того, чтобы нас труднее было заметить в темноте.

— Ну, что ж, вы меня убедили! Что и говорить, вы опытнее да и половчее меня будете, так что делайте как знаете, я уж помогу вам чем могу. Но где же мы черную краску-то достанем? Будем жечь дерево, чтоб уголь получился?

— Уголь плохо пристает к коже. Стоит нам случайно к чему-нибудь прикоснуться, и он сразу смажется, а белые пятна на коже будут светиться в темноте и легко нас выдадут. Но у нас ведь есть жирное мясо слонов и сало гиппопотамов. Из них мы можем получить сколько угодно сажи.

Весь этот разговор велся на немецком языке, поэтому никто из присутствующих не понимал его, кроме словака, который, конечно, не мог удержаться, чтобы не сказать:

— И я хотел бы намазать сажу на лицо, мое, чтобы я стал негр, черный, и мы идти тоже выручать обоих друзей, захваченных!

— Ты тоже хочешь? — рассмеялся Шварц. — Да, ты как раз будешь подходящий парень для этого!

— Да, я буду парень подходящий, — не почувствовав иронии, согласился Отец Листьев. — Я не боялся никого!

— В этом я не сомневаюсь, но для того, чтобы выполнить задуманное нами дело, одной смелости маловато. Каждого человека, который попадется нам навстречу, надо будет одним ударом сбить с ног, причем сделать это следует так, чтобы он не успел произнести ни звука и сразу лишился сознания. Но и это еще не все. Нужно уметь еще многое, очень многое из того, чего ты, к сожалению, не умеешь!

— О, я мочь все и каждое! Я прошу разрешить мне делать тоже пролезание, интересное!

— Не обижайся, но я вынужден отклонить твою просьбу. Ты поставишь на карту не только свою жизнь, но и нашу.

— Я ничего не буду ставить на карту, выигрышную! Я хотеть…

— Довольно! — перебил его Шварц. — Я говорю нет, нет и еще раз нет!

Словак разочарованно отвернулся. Увидев его огорченное лицо, друзья поинтересовались, что сказал ему немец. Когда Сын Тайны узнал, что задумали Шварц и Пфотенхауер, он тоже захотел принять участие в вылазке: ведь речь шла о спасении его отца. Однако, как и Отец Листьев, он получил отказ.

Приближалось время обеда, и Шварц поручил словаку подняться с несколькими солдатами наверх и принести оттуда сала для приготовления сажи. Легким кивком Стефан пригласил Сына Тайны и Хаджи следовать за ним.

Пропустив солдат немного вперед, чтобы они не могли услышать их разговор, Отец Одиннадцати Волосинок сказал:

— Почему мы тоже не можем переодеться неграми? Ведь Охотник на слонов — твой отец. Кто же, как не ты, должен его освободить?

Если легкомысленный Отец Листьев решился пойти против воли Шварца лишь из желания испытать новые приключения, то Абд-эс-Сирра заставила присоединиться к нему только сыновняя любовь. Что же касается Хаджи, то он везде и всюду готов был следовать за своим другом, поэтому новая выдумка словака сразу получила его горячее одобрение. Заручившись согласием обоих. Отец Одиннадцати Волосинок продолжал:

— Итак, нам ничего не мешает тоже сделать из сала сажу и превратиться в негров. Мы подождем ухода Отца Аиста и Отца Четырех Глаз, а потом начернимся с ног до головы и последуем за ними.

— Но где мы будем приготовлять эту сажу? — спросил рассудительный, как всегда, Сын Тайны. — Нужно найти такое место, где никто не смог бы застать нас за этим занятием.

— Совсем необязательно, — возразил словак. — Оба господина, конечно, не станут сами возиться с сажей, а я уж позабочусь о том, чтобы они поручили это дело мне. Тогда я приготовлю ее столько, чтобы осталось и на нашу долю. Мы тоже герои и не хотим сидеть рядом с врагами сложа руки.

— Нет, мы вовсе не герои, — возразил Сын Тайны, — и мы не идем ни в какое сравнение с обоими эфенди. Но мой отец схвачен, он находится в смертельной опасности, и долг повелевает мне быть рядом с ним. Вы поможете мне его освободить, но ни один человек не должен узнать о нашем плане.

Всю дальнейшую дорогу сообщники продолжали обсуждать задуманную ими авантюру, и к тому времени, как они поднялись наверх, в головах у них созрел подлинный заговор против их предводителей.

На опушке леса лежали завернутые в пальмовые циновки припасы, часть из которых взяли сейчас трое друзей и солдаты. Они захватили также выдолбленную тыкву, в которой собирались жечь сало. Как только мясо прибыло вниз, солдаты развели большой костер и занялись стряпней. Отец Одиннадцати Волосинок вызвался снабдить Шварца и Пфотенхауера сажей, что, к его величайшему удовлетворению, и было ему поручено. Он отошел в сторону и развел еще один костер, но несколько меньших размеров, чем первый. Над костром он повесил длинную ветку с нанизанными на нее кусочками сала, а тыкву приладил внизу таким образом, чтобы вытопленный жир стекал прямо в нее. Когда все сало растаяло, словак снял тыкву с огня и положил ее на траву, затем воткнул вокруг нее в землю несколько сучьев, расстелил сверху одну из циновок и поджег жир. Сгорая, жир образовывал черный дым, который оседал на циновке сажей. По прошествии часа сажи набралось достаточно, чтобы намазать с ног до головы добрый десяток человек.

Тем временем Шварц ушел в лес, чтобы рассказать оставшимся там людям, какой результат имели его переговоры с Абуль-моутом, и отдать им новые распоряжения. Главным из них было следующее: что бы ни происходило внизу, не открывать огня до тех пор, пока посланец Шварца не принесет им соответствующего приказа.