— Почему? — удивилась Алекс.

— Потому что тут так было принято — во всяком случае, до войны.

— Нам повезло. Я знаю местного раввина. — Сара привела Алекс ко входу в Еврейский центр. — Именно поэтому мне удалось договориться, чтобы нас приняли побыстрее. В марте он провел мой свадебный обряд.

— Так вы еврейка? — уточнила Алекс.

— Да. — Сара указала на большую синагогу справа. — Поэтому я и решила встретиться с вами. Когда вы упомянули фамилию Коган, я подумала, что это, должно быть, еврейская семья.

Она подвела Алекс к металлоискателю у главного входа. Охранник попросил Алекс выложить все металлические вещи.

— К сожалению, нам теперь — после 11 сентября — постоянно приходится прибегать к подобным мерам. Примета времени, в котором мы живем.

Алекс заглянула во двор и заметила, что звезда Давида использована в каждой декоративной детали, включая орнамент на потолке — неоготической аркаде. В центре двора была устроена маленькая насыпь из камней.

— Это памятник погибшим, — объяснила Сара. — А это, — указала она на потускневшую бронзовую табличку слева, — мемориальная доска.

Она провела пальцами по словам: «EHÁZ MÁRTÍRJAI — 1941–1945, EMLÉKEZZÜNK».

— Видите? — Сара прикоснулась к буквам. — EMLÉKзначит «память».

Она бросила на Алекс полный печали взгляд.

— Тут написано, что мемориал воздвигнут в память погибших здесь мучеников.

Сара указала на перечень имен внизу доски.

— Здесь сказано: «Об этом нельзя забывать».

Алекс просмотрела список имен: Грюн Янош, Горовиц Ференц, Малеш Шимон. Ни одного Когана.

Они получили разрешение войти, и Сара провела Алекс по длинному лестничному пролету в большую, отделанную деревом комнату, выходящую окнами во двор. Она попросила Алекс подождать за столом у входа и пошла изложить их дело человеку, сидящему за столом у окна. На вид ему было лет восемьдесят, он был в вылинявшей голубой шерстяной кофте на пуговицах. На его галстуке Алекс заметила какие-то странные символы: треугольник с латинской буквой «Н» вверху и двумя латинскими буквами «Е» по бокам. Треугольник напоминал пирамиду на однодолларовой банкноте США. Даже человеческий глаз на вершине.

Алекс терпеливо ждала, пока Сара несколько минут разговаривала с этим мужчиной. Свет, падающий из окна за его спиной, освещал их лица. Сара говорила медленно, несколько раз четко произнеся слова «Коган» и «Аладар».

Алекс вспомнила предостережение Антонии: «Если не получите необходимую информацию в Еврейском центре, не найдете ее больше нигде».

Старик начал перерывать гору бумаг на своем столе. Через несколько минут подошла Сара и объяснила, что происходит.

— Он сказал, что сделает для меня исключение и постарается найти сведения сегодня. Но он работает лишь до обеда. Потом его рабочий день заканчивается. А завтра контора закрыта.

Алекс посмотрела на часы. Было уже одиннадцать.

Сара взяла свидетельство о смерти и вернулась за стол к старику. Он внимательно изучил документ, как будто впервые видел нечто подобное. Несколько минут спустя он потянулся и достал с деревянной полки книгу в кожаном переплете и углубился в записи, просматривая их одну за другой. Сара склонилась над его плечом, помогая разбирать рукописный текст.

Подошла еще одна пожилая женщина в очках с толстыми стеклами и в длинном черном платье. Положив на стол несколько папок, она вернулась за свой стол. Стук тяжелых башмаков по деревянному полу был единственным звуком, нарушавшим тишину комнаты.

Система, которая использовалась в Центре, заметила Алекс, не менялась с девятнадцатого века. Никаких компьютеров, никаких баз данных, ни общего списка, ни ссылок, даже указателя не было. Лишь огромная рукописная книга, заполненная в хронологическом порядке, — отдельный том на каждый год и отдельный раздел на каждую букву алфавита.

Алекс в нервном ожидании наблюдала, как старик просматривает каждую страницу. Время от времени он поднимал глаза и отвлекался. Тогда Саре приходилось мягко возвращать его к тому месту, на котором он остановился.

Примерно после часа работы Сара вновь подошла к Алекс.

— Мы уже на апреле. К сожалению, нам не известно, в каком месяце родился господин Коган. Оказывается, в 1899-м был бум рождаемости в еврейских семьях Будапешта.

— А почему вы ищете в книге за 1899 год? — спросила Алекс.

Сара удивилась.

— Потому что в свидетельстве о смерти сказано, что он умер в 1945 году в возрасте сорока шести лет. — Она прищурилась. — Если из 1945 вычесть сорок шесть, получится 1899. Правильно?

— Нет. Не обязательно, — возразила Алекс. — Аладар Коган умер двадцать второго января. В документе сказано, что ему было сорок шесть на момент смерти, но шансы того, что он родился в 1899 году, невелики — если только он не родился до двадцать второго января. А вы уже просмотрели записи за январь. Дело вот в чем. — Алекс встала. — Если он не родился раньше двадцать второго января, значит, он еще не отмечал своего дня рождения в 1945-м. Правильно? Следовательно, когда он его отметил бы, ему бы исполнилось уже сорок семь. В 1945-м ему было бы сорок семь, а не сорок шесть. А из 1945 вычесть 47 получается 1898.

Алекс указала на старика, листающего книгу записей о рождении за 1899 год.

— Он смотрит не в той книге! — Алекс поняла, что почти перешла на крик.

Она огляделась и увидела, что старик и его помощница потрясенно уставились на нее. Несомненно, она нарушила еще одно неписаное правило: «Не критикуй систему». Да поняли ли они ее вообще? Она повторила сказанное. Те двое смотрели на нее во все глаза.

Алекс знала, что права. Цифры не лгут. Она поднялась. Что толку сидеть сложа руки и терпеливо ждать?

Она подошла к календарю, висящему на стене рядом со столом старика. Он недоверчиво наблюдал за ней.

— Január. Это месяц его смерти. Верно? — Алекс указала на первый месяц.

Старик молчал.

Потом она указала на другие месяцы.

— Аладар Коган наверняка родился в один из этих месяцев. Значит, в этой книге его нет. — Она показала на книгу в руках старика. — Если позволите…

Алекс подошла к полке и вытащила том за 1898 год.

Она принесла ее старику и положила перед ним на стол.

— Надо вот здесь искать.

Он не пошевелился.

— Вы не возражаете, если я посмотрю?

Алекс открыла книгу и стала пробегать глазами по спискам, медленно переворачивая страницы. Все записи были сделаны от руки. В глаза бросилось несколько фамилий: Коганович, Кравиц, Кроненберг, — но ни одного Когана.

Сара вызвалась помочь Алекс в поисках. Когда они уже просмотрели треть книги, Сара воскликнула: «Itt van!» [44]Она указала на фамилию в конце страницы. Алекс наклонилась и увидела имя «Аладар Коган», нацарапанное черными чернилами.

Сердце у нее чуть не выпрыгнуло из груди. Далее за ним следовали несколько слов на венгерском и две маленькие звезды Давида. Рядом с каждой звездочкой стоял номер.

— Что тут написано? — спросила она у Сары.

— Тут написано, что его отец был профессором и звали его Рихард. А мать — Патрицией.

— А что означают эти две маленькие звездочки? — допытывалась Алекс.

— Не знаю.

Сара поднесла книгу старику и потратила несколько драгоценных минут на то, чтобы его успокоить. Наконец старик вернулся за стол и прочел запись. Спустя несколько секунд он что-то прошептал Саре. Она обернулась к Алекс, чтобы перевести.

— Первая звезда означает, что его мать была иудейкой. Это важно, поскольку именно по матери определяется принадлежность к еврейскому народу.

— А вторая звезда? Это вероисповедание отца?

— Нет. Вероисповедание отца не имеет значения. Вторая звезда указывает на то, что Аладар Коган женился на иудейке. Это важно, поскольку тогда дети тоже считаются евреями.

— Значит, у него были дети?

— Не знаю. Сейчас спрошу. — Сара перевела вопрос Алекс старику. — Он говорит, что единственный способ ответить на ваш вопрос — просмотреть одна за другой все записи о регистрации новорожденных. Но поскольку нам не известен год рождения детей Коганов, это займет несколько дней. Он сказал, что если оставить ему фамилию семьи, которую вы ищете, то в конце месяца он, как обычно, проведет поиск. Они ищут всех, кого попросят.