«На ипподроме в 1:30. Сидите на трибунах напротив финишной линии. Я сам вас найду. Наш друг хочет встретиться с вами. И. Э. Б.»

Королева всегда поражал московской ипподром, который скорее походил на музей, чем на место проведения спортивных состязаний. Величественное белое здание с колоннами выглядело как пережиток прошлого и больше подходило для царевичей, чем для пролетариев. Вход напоминал триумфальную арку, на которую водрузили бронзовую колесницу. Все это выглядело явно антисоветски, несмотря на большой плакат, призывающий граждан перевыполнять пятилетний план. Возможно, именно из-за помпезности здания после революции здесь долгие годы не проводились бега. По-видимому, руководство страны не считало проведение такого буржуазного развлечения, как скачки, приоритетным в то время, когда город голодал, армия то отступала, то наступала, а битвы выигрывались и проигрывались. Но война закончилась, наступил мир, и ипподром снова открыли. Москвичи по-прежнему любили азартные игры, правда, сюда теперь ходила публика не в шляпах, а в кепках.

Семенов притормозил неподалеку от входа, но на безопасном расстоянии от праздношатающихся и зевак, и спросил у Королева:

— Не очень далеко?

— Нормально.

Королев огляделся по сторонам, проверил обойму в «вальтере», она была полной. На всякий случай. Семенов сделал то же самое. Как всегда, от запаха ружейного масла у Королева мурашки побежали по спине. Он не думал, что придется воспользоваться оружием, но лучше подготовиться, как инструктировал Попов.

— Держись в стороне. Если понадобится помощь, я достану носовой платок. Но даже в этом случае я не хочу, чтобы ты подскакивал один. Вокруг будут наши ребята в форме, поэтому сразу бери кого-нибудь из них. Я не думаю, что Коля придет на встречу один.

Семенов смотрел на белый носовой платок Королева, как будто пытался запомнить его.

— Вы не заметите меня, Алексей Дмитриевич, а я, клянусь комсомолом, не буду выпускать вас из виду.

— Вот и отлично. Только не надо идти следом за мной.

Королев выбрался из машины и направился к главному входу, ощущая приятную, надежную тяжесть «вальтера» подмышкой. Он уплатил пятьдесят копеек билетеру и попал в довольно мрачный вестибюль, высокие стены которого были украшены величественными мозаиками, воспевающими кавалерийскую славу. Правда, под двадцатилетним слоем грязи и пыли они потемнели и потускнели.

Вот кавалеристы на лошадях с раздутыми ноздрями и обнаженными зубами. А там колонна конной артиллерии пересекает пустыню. На запыленных мозаиках лошади пахали землю, тащили оружие, участвовали в сражениях, летели галопом и преодолевали препятствия. Последний раз Королев посещал бега еще до войны и сейчас огорчился, увидев, в какое запустение пришел ипподром. Тогда это место поражало своим великолепием. Здесь прохаживались дамы, оставляя за собой тонкий шлейф изысканных парфумов, а как раз на этом месте была цветочная клумба. Теперь все обветшало. Бóльшая часть лампочек в огромной люстре перегорела, крыша протекала, а на выложенном кафелем полу остались размытые следы дождя. Во всяком случае, так предположил Королев, хотя, судя по запаху в помещении, это могли быть следы чего-то другого.

Люди смотрели на него выжидающе, многие оборачивались. Он шел, делая вид, что не замечает этого. Он не понимал, чего от него ждут. Кто-то схватил его за рукав, но он отдернул руку.

Следующее помещение было освещено лучше. Здесь стояли стеклянные будки, внутри которых сидели угрюмые женщины средних лет. Рядом худощавый мужчина на стремянке записывал ставки на доске. Здесь же был прилавок, за которым продавали еду. Королев отдал шестьдесят копеек и взамен получил бутерброд — кусок черного хлеба с тонко нарезанной колбасой. Потом он вспомнил, что последний раз курил еще в участке на Разина, купил новую пачку и, протиснувшись сквозь толпу, поднялся по растрескавшейся серой мраморной лестнице на трибуну, мимо моряка, который с завистью посмотрел на его бутерброд.

Как хорошо снова оказаться на свежем воздухе, пусть даже крыша трибуны протекает! Королев с облегчением вздохнул. Все трибуны были заняты, несколько тысяч москвичей втиснулись туда и что-то кричали. Шум нарастал с каждой секундой. Он посмотрел на дорожки и увидел группу наездников. Они виртуозно делали свое дело и, казалось, не замечали ни пасмурного неба, ни моросящего дождя, ни разлетающейся во все стороны грязи. Рев становился все громче. Три лошади вырвались вперед, и по трибунам прокатилась волна криков.

Заезд был окончен. Зрители стали расходиться. Одни размахивали счастливыми выигрышными билетами, другие отправлялись искать утешения в водке. Королев поднялся на второй ряд и выбрал место напротив финишной линии, как и просил Бабель. Он поудобнее устроился на сиденье, доел бутерброд и закурил, с удовольствием вдыхая табачный дым. Уютно завернувшись в свое влажное, но теплое пальто, он сидел, разглядывая толпу.

Вдруг рядом кто-то присел. Это был Бабель, который довольно улыбался.

— Вы не заметили, откуда я пришел.

— А я вас и не искал, — соврал Королев. — Я решил, что вам будет проще найти меня, чем мне вас.

— Можно попросить у вас одну? — спросил Бабель, показывая на папиросу.

— Конечно. — И Королев протянул ему пачку. — Рассказывайте, как все прошло.

— Неплохо. Кажется, я хорошо справился с обязанностями сводника. Похоже, вы оба искали встречи друг с другом. Ему о вас все известно.

— Известно обо мне? — переспросил Королев, озадаченный тем, зачем такому авторитету, как Коля Граф, интересоваться подробностями бренной жизни такого простого следователя, как он.

— Похоже, да.

— А о Тесаке ему тоже известно? И что я веду это дело?

— Ну, он знает, что Тесак убит. Сейчас расскажу все по порядку. Я увидел его возле парадного кольца и приподнял шляпу. Он подозвал меня. Я сказал, что хочу переговорить с ним. Он ответил, что тоже хотел переброситься со мной парой слов. Тогда я сказал, что у меня есть для него предложение, на что он ответил: «Интересно, может, я догадаюсь, что это за предложение?» После этого я сказал, что один мент хочет с ним встретиться. Коля спросил: «Это Королев, что ли, твой сосед?» Я опешил, а Коля ухмыльнулся. Он дал понять, что знает о каждом моем чихе. Должен сказать, это привело меня в замешательство.

— Я думаю, — сухо ответил Королев.

— В общем, я спросил у Коли, знает ли он, как умер Тесак, и у него был такой вид, будто он не только в курсе этого, но и собирается найти тех, кто это сделал, и включить ответку. Я сказал, что вы хотите задать ему несколько вопросов, готовы обменяться информацией и можете устроить выдачу тела. И что все будет чисто, слово чести. После этих слов он так на меня посмотрел, что у меня сердце ушло в пятки. Он задумался, насколько может мне доверять, и описал в красках, что будет со мной, если вдруг что-то пойдет не так. В его глазах было такое… И только спустя два часа, в течение которых он смотрел на меня, как удав на кролика, Коля спросил, где и когда вы можете встретиться. Я сказал, что вы готовы встретиться тогда и там, где он захочет, чтобы он чувствовал себя в безопасности. На это Коля рассмеялся и сказал: «Передай ему, что я всегда чувствую себя безопасности. Сегодня. В час тридцать. Здесь. Тогда и поговорим». Вот и все.

— Вы отлично справились, Исаак Эммануилович.

— Пожалуйста, зовите меня просто Исаак. По правде говоря, мне все это очень нравится. У вас есть план?

— Сначала посмотрим, придет ли он на встречу, а там будем действовать как получится.

Они сидели, курили и наблюдали, как зрители возвращаются на свои места. Сейчас должен был начаться заезд рысистых лошадей. Наездники в низких двухколесных беговых качалках появились на дорожках и начали готовиться к старту.

Бабель указал на наездника с красной звездой на белых бриджах.

— Этот заезд должен выиграть Иванов. Сила пролетариата — фаворит в этом заезде. Я не вижу ей конкурентов. Правда, ставки не очень хорошие.