Литмир - Электронная Библиотека

Легонечко покосился налево. Там, под огромным цветастым тентом круглел наполненный чистейшей водой бассейн, и рядом с ним безмятежно развалилась в шезлонге фигуристая блондинка в белых шортиках и салатного цвета маечке, с высоким запотевшим стаканом в руке. За ее правым плечом торчал лакей, замерев, будто статуя.

Мазур ухмыльнулся про себя. В жизни Папы, кроме властолюбия и неустанной заботы о европейских счетах, была еще одна пламенная страсть – к синеглазым блондинкам фотомодельного облика. В противоположность иным коллегам по ремеслу, принуждения он не применял и скупостью не страдал, так что с личной жизнью у него складывалось наилучшим образом. Эта фемина, как быстро докопался Лаврик, прилетела сюда корреспонденткой от какого-то голландского журнала, попалась на глаза ребяткам полковника Мтанги (у него для таких дел была немаленькая спецгруппа) и оказалась девочкой практичной. Домик с бассейном, каждая собака тут знала, служил резиденцией официальным фавориткам (менявшимся, правда, раз в две-три недели) – а чуть подальше отсюда стоял еще и второй, в который Папа уводил прямо с приема приглянувшуюся красотку, чтобы показать коллекцию старинной бронзы древнего королевства Кванг. Выражаясь военным языком, скоротечный огневой контакт. Окружающие давно научились ничего не замечать. Правда, пару недель назад одна дуреха, оказавшаяся верной женой, очень быстро вылетела из домика как ошпаренная и порывалась устроить скандал, но Мтанга ее быстренько спровадил из резиденции – и, надо полагать, с извинениями напихал в сумочку неплохую компенсацию в виде радужных французских бумажек, потому что в иностранные газеты эта история так и не попала…

Поравнявшись с бассейном, Мазур приложил два пальца к козырьку фуражки. Красотка, оттопырив пухленькую нижнюю губку, надменно уставилась сквозь него, показывая всем видом, что здешний полковник для нее – не фигура. Мазур пошел дальше, ухмыляясь про себя: сплетни, похоже, не врали, и эта дуреха с трехзначным номером всерьез поверила, будто задержится здесь надолго…

Как всегда, попасть к Лаврику запросто оказалось невозможно: в прихожей встретил бесшумный лакей, как две капли воды похожий на его собственных, отправился доложить хозяину, очень быстро вернулся и с самым почтительным видом сообщил, что господина полковника просят пожаловать. Мазур, уже привыкший к этой халтурной пьесе из великосветской жизни, отдал ему фуражку и направился в кабинет.

Судя по открывшейся ему картине, Лаврик снова работал в поте лица – уж ему-то здесь приходилось вкалывать всерьез, не то что остальным. На столе у него красовался роскошный японский транзистор с выдвинутой на всю длину никелированной антенной, Лаврик не сводил с него глаз, слушая с величайшим вниманием, прижавшись грудью к краешку стола, порой делая пометки на большом листе бумаги. Глаза за стеклышками легендарного пенсне поблескивали прямо-таки хищно – знакомая картина, зовущаяся «Лаврик на тропе войны». Не глядя, он показал Мазуру свободной рукой на ближайшее кресло, сунул в рот сигарету и вновь приник к приемнику.

Мазур от нечего делать прислушался. Неизвестный оратор вещал по-французски – Мазур мог определить с дюжину европейских языков, хотя ими и не владел. Со скандинавскими он сел бы в лужу, но без всякого труда мог отличить французский от итальянского или немецкий от испанского.

Чуточку визгливый, чуточку истеричный голос то взлетал до дурной патетики, то становился тихим и доверительным. В конце концов он едва ли не во всю глотку выкрикнул короткую фразу, и настала тишина.

Шумно отодвинув кресло и отшвырнув карандаш, Лаврик лениво выругался.

– Мукузели? – спросил Мазур.

– Ага. Вещает и пророчествует, народный печальник хренов… Джину хочешь?

– Да куда ж от него тут деться… – сказал Мазур сговорчиво.

Лаврик обернулся к двери, позвал:

– Жанна!

В мгновение ока появилась почти идеальная копия Мазуровой горничной – кружевной передничек, походочка манекенщицы, улыбка на сорок четыре зуба. Лаврик что-то сказал, и она принесла из холодильника в углу (до которого было всего-то шага четыре) неизменную бутылку джина, вазочку с кубиками льда и стаканы, после чего по небрежному жесту Лаврика улетучилась.

– По-моему, это и называется – буржуазное перерождение, – сказал Мазур, бросая к себе в стакан позвякивающие кубики льда. – Мог бы и сам дошлепать, не эксплуатируя африканский пролетариат.

– Иди ты, – сказал Лаврик, широко ухмыляясь. – Хочется же раз в жизни пожить натуральнейшим белым сахибом. Чует мое сердце, что этакая курортная благодать выпала в первый и последний раз. Потом опять придется ящериц без соли жевать…

– Уж это точно, – сказал Мазур. – Слушай, тут ко мне Мтанга только что заявился и открытым текстом предлагал…

Лаврик выслушал его, не задав ни одного вопроса. Пожал плечами:

– Вот и пойми тут, продался он американцам и грандиозную провокацию готовит или в самом деле хочет спрятать Папу на месячишко ради пущего спокойствия. Вообще-то, если он старается исключительно для себя, идея недурная. Папа во всем блеске орденов и лампасов, но с рукой на перевязи, категорически не смотрится в роли Отца Нации… А террористы, которым придется притормозить этак на месячишко, и в самом деле могут занервничать, внимание к себе привлечь…

– Слушай, – сказал Мазур, – а тебе не приходило в голову, что Мтанга сам все эти номера откалывает?

– Мотив? – моментально спросил Лаврик.

– Ну… Удобный повод закрутить гайки, назначить кого-нибудь во вредители, заговорщики и иностранные шпионы.

– Резон тут, конечно, есть, – сказал Лаврик. – Бывали прецеденты. Вот только, могу тебя заверить, ни разу после очередного покушения не случалось закручивания гаек и ни единого заговорщика не изобличали. Значит, это не инсценировки, Значит, это и в самом деле какие-то корявые придурки со стороны, – он выругался. – Вот именно, что корявые. Дешевая художественная самодеятельность, аж противно. Блевать хочется от такого непрофессионализма.

– Все равно, как-то оно… подозрительно, – пожал плечами Мазур. – Ни разу не удалось никого взять живьем, впечатление такое, будто кто-то дал приказ класть их на месте…

Лаврик прищурился:

– А у тебя сегодня был приказ класть этого придурка на месте?

– Откуда? Он выскочил, как чертик из коробочки, вот и пришлось… на месте и в темпе.

– Вот именно. Всякий раз выскакивают чертики из коробочки, и нет другого выхода, кроме как – на месте и в темпе…

– Мукузели? – вслух предположил Мазур. – Он долго ограничивался тем, что паскудил в эфире, но может же в конце концов и тихий интеллигент озвереть оттого, что все не ладится? Между прочим, порой, когда тихий интеллигент озвереет, получается жуткая кровища…

– Вроде бы не прослеживается от него тропинок в страну, – сказал Лаврик. – Я над другим голову ломаю, – он кивнул на транзистор. – Вот уже недели три, как этот сукин кот совершенно поменял пропаганду. Два года гонял заезженную пластинку: казнокрадство, кумовство, бесчисленные бабы… И не имел ни малейшего успеха. Подавляющее большинство народа философски пожимало плечами: ну и что? Так уж испокон веков повелось, что казнокрадством и кумовством грешит любой начальничек, начиная от деревенского старосты. А то, что Папа укладывает девок штабелями, в глазах любого нормального мужика ему лишний авторитет придает. Проза жизни. А вот три недели назад эмигрантик наш полностью перестроился. Твердит исключительно об одном: что Папа беззастенчиво и цинично предает родной народ, потому что пронырливые коси купили его с потрохами. А вот это уже гораздо серьезнее.

– Да, пожалуй… – сказал Мазур сквозь зубы. – Это серьезнее.

Он прекрасно помнил все, что вбили в голову на инструктажах. Страну населяли два племени – фулу (к которым принадлежал и Папа) и коси. Языки достаточно близки, чтобы объясняться с грехом пополам, некоторые ученые считают даже, что это один народ, – но сами фулу и коси категорически отказываются считать себя единым народом. Фулу составляют две трети населения, коси, соответственно, треть. Вот тут и начинаются сложности. Так уж исторически сложилось здесь (не без приложивших руку французов), что обитающие на севере фулу в подавляющем большинстве своем крестьяне, лесорубы, рабочие на шахтах и приисках. Коси, жители примыкающего к океану юга, наоборот, составляют огромный процент бизнесменов, торговцев, всевозможной образованщины. В армии и полиции преобладают фулу, среди чиновников – коси. Лютой вражды меж двумя племенами нет, войн, резни и погромов не случалось, но все равно, некая напряженность существует с давних пор. Коси втихомолку, меж своих честят фулу сиволапой, темной деревенщиной, только и способной тяпать мотыгой, таскать круглое и катать квадратное. Фулу, соответственно, недолюбливают коси как проныр и белоручек: шляпы надели, галстуки нацепили, протирают штаны в кабинетах, только и думая, как бы им облапошить простодушных фулу, живущих в гармонии с природой. Обе точки зрения подкреплены множеством анекдотов и баек. И в то же время им никуда друг от друга не деться: алмазы и марганец, деревья ценных пород, плантации кофе, какао, арахиса и риса расположены в основном на землях фулу. И потому сепаратизм тут как-то не прижился, у тех и у других хватало ума сообразить: если разделиться на два государства, получатся сплошные убытки. Правда, в последние годы иные прыткие молодые теоретики, вернувшись с дипломами европейских университетов, начинали все же потихоньку талдычить о сепаратизме – и на севере, и на юге…

10
{"b":"144783","o":1}