— Я намеревался пресечь ваше общение не потому, что не доверял тебе. Просто боялся, что своим попеременным присутствием в нашей жизни ты будешь бередить во мне чувства, время которых невозвратимо ушло. Я не хотел видеть тебя, чтобы не испытывать сомнений. Надеялся, что вещи могут оставаться неизменными. И был уверен, что властен над обстоятельствами и над собственными чувствами. Я ошибался.

— А если ты ошибаешься именно теперь, когда этими путаными фразами пытаешься донести до меня мысль, которая по-прежнему остается невнятной? И как я должна принимать твои признания, особенно после нашего последнего разговора? — Килин вплотную подошла к нему.

— Я затрудняюсь сказать, как у меня вырвались те слова. Но надеюсь, что ты сможешь меня простить. Поверь, что сейчас мне не просто упрашивать тебя. Но с тех пор, как тебя встретил, я очень часто поступаю и говорю не так, как стоило бы. И только в эту минуту я полностью уверен, что все делаю правильно. Я благодарен за то, что ты согласилась выслушать меня.

— Тогда скажи без лишних слов то, ради чего ты меня остановил. Скажи сейчас, или я уйду без сожаления.

В ее мягком тоне сейчас было больше твердости, чем во всех их предшествовавших перебранках. Килин с достоинством, но и с надеждой смотрела на Гаррета. Она уже знала, чего именно он ждет от нее. Но хотела услышать это от него самого.

Он упустил те многочисленные возможности, когда можно было без ущерба для собственной гордости плавно войти в новые доверительные отношения. И теперь судьба назревающего перелома зависела только от деликатности, искренности и твердости Гаррета.

— Я был уверен, что больше в моей жизни такого не случится. А если и произойдет, то не так неожиданно, не так стремительно и непредсказуемо. Я думал, что сам смогу инициировать и направлять такие отношения. И они будут простыми и понятными. Я ошибочно полагал, что встречу женщину, с которой меня свяжут симпатия, дружеские отношения, или нас сведут общие дела и интересы... Таким все было в моих представлениях, Килин. С тобой же у меня все пошло наперекосяк. Никакого понимания, ни общих тем, ни похожих взглядов.

— Ничего общего, — подтвердила Килин.

— Да! Но разве это главное? — воскликнул Гаррет, как будто его только сейчас осенило. — Когда ты уехала, Дэрмот очень огорчился. Мы даже поссорились из-за тебя. Вернее, из-за моей собственной глупости. Он великодушно объяснил мне, что я осел. И он прав. Тебя это должно порадовать, — усмехнулся Гаррет. — На примере своей жизни Дэрмот убедил меня, что если мне встретится когда-нибудь та, с которой меня будут связывать общие житейские заботы, я все равно не перестану думать о тебе, о той единственной, с которой могло возникнуть нечто большее.

— Дэрмот так считает не напрасно. Я дочитала всю их переписку. И точно знаю, что моя мама никогда не переставала любить его. Пожалуй, только этим можно объяснить то, что позже она отклонила множество предложений о браке. Мать полностью посвятила себя живописи, в ее жизни больше не было по-настоящему глубоких отношений. Она была закрыта для них. И это грустно. Как я теперь понимаю, каждый ее день от разлуки до смерти был пронизан неизъяснимым сожалением, постоянными мыслями, что могло бы быть, не расстанься они тогда. И это подтверждает тот факт, что именно к Дэрмоту было ее последнее письмо. Но ведь у него была твоя мама и ее любовь. А моя мама смогла полностью реализовать себя в живописи, что стало бы невозможным, если бы она вышла за Дэрмота и осталась на этом острове... В сущности, не стоит об этом сожалеть.

— Не могу с тобой согласиться.

— Это не первый случай, когда мы расходимся во мнениях, — рассмеялась Килин.

— Я хочу доказать тебе свою правоту, Килин. Для этого ты должна остаться со мной. Позволь мне показать свою любовь.

Девушка отрицательно помотала головой. Она хотела возразить Гаррету, но он продолжил:

— Я знаю, что у тебя есть масса обязательств за пределами этого острова. Знаю, что такой городской девочке, как ты, будет не просто принять решение остаться в этой глуши. Но я предлагаю начать с компромисса. Это то, чего я никогда никому не предлагал, Килин. Для меня не секрет, что ты уже любишь мою семью. Тебе осталось полюбить меня. Для этого я обязуюсь прекратить все препирательства с тобой. Уверен, это упростит твою задачу.

— Гаррет, любовь либо есть, либо ее нет, — с сомнением в голосе произнесла Килин.

— Но я показал себя пока что лишь с самой дурной стороны, — заверил ее Гаррет. — Теперь же позволь открыть тебе мои лучшие качества. И тогда ты сможешь судить о том, возможно ли наше общее будущее.

— Дело не только в тебе. Я ведь тоже не подарок. И, несмотря на влечение к тебе, ввязывалась в эти препирательства. Возможно, мы оба неисправимы.

— О каком влечении ты говоришь? — интимно склонился над ней Гаррет.

— Ты знаешь. — Килин улыбнулась ему. — Порой мне даже нравилось сталкиваться с тобой в споре. Такое напряжение волнует гораздо сильнее, чем понимающие взгляды и соглашательство. Но я не верю, что у таких отношений может быть будущее.

— Я тоже не очень в это верю, но мы с тобой часто ошибаемся. — Гаррет обнял ее за талию.

— Итак, мистер Кинкейд, к чему мы пришли? — Килин смело заглянула в его глаза.

— Ты остаешься, и мы проверим теорию на практике.

— Нет, — с ласковой улыбкой возразила Килин. — Я останусь, но мы ничего не станем менять. Я хочу, чтобы все шло своим чередом. И если мы сойдемся в очередном сражении, то так тому и быть...

— Ты права. Давай удивим друг друга, — согласился с ней Гаррет.

— Страшно, к чему это может нас привести!

— Я бы хотел в конечном итоге на тебе жениться.

— Это правда?

— Однажды я сделаю тебе предложение по всей форме, и ты не сможешь от него отказаться, — без колебаний заявил Гаррет.

— Не смогу? Но потом нам придется очень постараться, чтобы доказать нашим детям, что родители не были дураками, поженившись через пару недель знакомства.

— Ты уже говоришь о детях, Килин? Это обнадеживает.

— У тебя большой дом, Гаррет. Мы не позволим ему пустовать. А потом, я ничем не рискую, заговаривая о детях. У меня была возможность убедиться, что ты отличный отец, Гаррет. И доказательством тому — твоя прекрасная взрослая и самостоятельная дочь.

— Это ее я должен благодарить за то, что ты вернулась, — вспомнил Гаррет.

— Она верит в нас больше, чем мы друг в друга. Не стоит ее подводить.

Килин обхватила Гаррета за шею. Он встретил ее приоткрытые губы сочным поцелуем...

Удовлетворенный произошедшим примирением, Дэрмот с улыбкой отошел от окна.

ЭПИЛОГ

— Итак, если кто-нибудь считает, что только безумец может влюбиться с первого взгляда, пусть назовет себя. И да будет ему в наказание целый день полевых работ! А если говорить серьезно, то прелесть жизни в таком тесном и дружественном сообществе, как наш остров, таится во всеведущих взглядах и разговорчивых язычках...

— Еще немного — и мы опять поссоримся, дорогой, — осторожно предупредила Гаррета Килин.

— Я говорю лишь о самых мудрых его обитателях. Старые люди, как правило, отрицают романтику. И, быть может, они правы. Но в таком случае ошибаться куда приятнее.

Теперь, когда они переехали в новый дом Гаррета, для Терри наступили веселые времена.

Килин и Гаррет настроены были сталкиваться из-за любой мелочи. Каждый из них готов был драться до победного конца, отстаивая свое мнение, пока кто-то один не начинал загибаться от хохота.

— Ты довольна? — обычно спрашивал Килин Гаррет.

— У меня еще есть несколько аргументов про запас.

— Даю тебе минуту. Если не убедишь, делаем, как я решу.

И тогда наступали мгновения, часы и дни безмятежности...

На свадьбе присутствовали лишь самые близкие друзья. Когда все собрались в гостиной за праздничным столом, Дэрмот постучал серебряной ложечкой о стакан и призвал присутствующих к молчанию.