Больше всего ее поражал вид из окон задней части дома, каждое из которых выходило на океан. Девушка обратила особое внимание на древесные полы. Дэрмот объяснил, что они выложены из старинной древесины, и это подтверждал необычный оттенок поверхности пола, который под щедрым слоем лака приобрел самобытный колорит.

Комнаты, отделка которых была завершена, уже обставлялись мебелью, в них было проведено электричество. Изысканно подобранные абажуры, люстры и светильники довершали стилистическую идею интерьера. Кое-где на стенах висели картины. Внутреннее убранство готовой части дома поражало своей продуманной элегантностью. В представлении Килин его атмосфера никак не вязалась с грубым и задиристым характером хозяина.

И все же это был именно его дом...

Впрочем, сам он утверждал, что строит его для дочери, которая внешне так похожа на отца. Те же шоколадные пышные волосы, искристые карие глаза... Даже смех девочки так похож на отцовский, только слышать его можно гораздо чаще.

Килин подняла глаза на одно из живописных полотен, висевших на стене в искусно подобранной раме. Затем посмотрела на вид, простиравшийся за окном. Ее лицо вдруг изменилось, отчего Терри взволнованно произнесла:

— Килин, что случилось?

Килин шепотом спросила у девочки:

— Тереза, ты знаешь, откуда эта картина?

— Папа, это ведь та самая картина, которая все время висела в дедушкином доме, не так ли? В коридоре на втором этаже...

— Да, — подтвердил Гаррет. — Это был свадебный подарок. Дэрмот получил его в день женитьбы на моей матери. Я это хорошо помню, потому что картину доставили при мне. Мама была в шоке. До того момента ей не доводилось владеть оригинальным образцом изобразительного искусства.

Килин неотрывно изучала картину. Ей не нужно было проверять подпись на ней, она уже знала наверняка, кто являлся автором этого впечатляющего полотна.

Гаррет, которому раньше не приходило в голову поинтересоваться этим обстоятельством, сейчас начал догадываться, что так привлекло внимание Килин. Он понизил голос и продолжил:

— Это вид нашего острова. Картину писали недалеко от маяка, как мне кажется. Дэрмот утверждает, что для создания пейзажа можно было бы выбрать место поудобнее. Но в этом интерьере и с этим видом из окна она смотрится идеально... Его написала твоя мама, я правильно понимаю?

Килин кивнула в ответ. Она подошла ближе к картине и вгляделась в то место, где обычно мама ставила свою подпись.

— Странно, — произнесла Килин. — Картина не подписана. Но это, безусловно, ее работа. Тут не может быть никаких сомнений.

— Ты знаешь все ее работы?

— Я знаю ее технику. Такова моя профессия. Я эксперт. И обязана по едва уловимым признакам идентифицировать авторство подлинников.

— Я не знал.

— Не хотел знать. Тебе нравилось думать, что избалованная дочь известной художницы занята только тем, что прожигает жизнь и плачется в жилетку. Тот факт, что у меня есть профессия, повредил бы твоему саркастическому отношению ко мне.

— Никто не говорил о твоей избалованности, — попытался возразить Гаррет. — Значит, ты сама зарабатываешь на жизнь... — задумчиво произнес он.

— Да. Я так решила. Я с рождения обретаюсь в художественной среде. Уже в детстве мне преподали искусствоведческие азы друзья и коллеги моей матери. Вот я и рассудила, что это именно то, чем стоит заниматься, чтобы обеспечить себя хлебом насущным...

— Тогда, конечно, тебе нечего делать на этом острове, — подытожил Гаррет.

— Я не помешана на своей профессии, но это, безусловно, одна из причин, — сдержанно согласилась Килин. Она едко усмехнулась, глядя на Гаррета, затем вернулась к картине и отметила: — Совершенно очевидно, что это одна из ранних работ моей матери. Но одно из последних пейзажных полотен. Могу так же добавить, что вы являетесь счастливыми обладателями исключительной по своим качествам работы. Показательно, что для свадебного подарка, предназначавшегося Дэрмоту, она выбрала именно этот пейзаж. Это полотно — лучшее из всех, что вышли из-под ее кисти. Теперь, когда матери не стало, даже, несмотря на отсутствие оригинальной подписи автора, на специальном аукционе картину можно будет продать за огромную сумму, — тоном искусствоведа объявила Килин.

— За сколько? — разгорелась Терри. — На эти деньги можно будет отправиться в путешествие по всему миру?

Килин снисходительно улыбнулась.

— Милая. На эти деньги ты сможешь десять раз объехать весь мир и при этом ни в чем себе не отказывать. Но для начала тебе нужно унаследовать это полотно. Кроме того, только будучи совершеннолетней, ты сможешь распорядиться им по своему усмотрению.

— Картина не продается! — твердо произнес Гаррет.

— Это уже меня не касается, — тихо проговорила Килин.

— Картину нам подарил Дэрмот с пожеланием, что она будет наполнять этот дом тем теплом, которое отличало его отношения с моей матерью. Денежный эквивалент ее ценности меня не интересует.

— Рада это слышать еще и потому, что не ожидала встретить такую теплую память о моей матери на этом острове, на котором ее не было более двадцати лет.

Терри обняла Килин и спросила:

— Как ты думаешь, когда она отсылала эту картину в подарок моим бабушке и дедушке, она могла предположить, что ты когда-нибудь окажешься здесь?

Килин ласково улыбнулась девочке и, подумав, ответила:

— Моя мама была необыкновенным существом и была уверена, что в человеческой власти прокладывать магические тропы судьбы. Она знала, что со смертью путь человека не пресекается... Я не знаю, о чем она думала, когда создавала этот пейзаж, когда отсылала его Дэрмоту по случаю его бракосочетания, но, безусловно, предполагала, что часть ее души всегда будет с ним. С одной стороны, этот подарок должен был стать прощальным, а с другой — осветил собой новую стезю. Теперь, как свидетельство счастливого брака, эта картина нашла место в новом доме, предназначенном для нового поколения Кинкейдов. И именно здесь мне посчастливилось увидеть одну из лучших живописных работ моей мамы, еще раз вспомнив о ее большой любви... У меня нет сомнения, что это — послание моей мамы ко мне, которое, наконец, меня нашло.

Гаррет внимательно выслушал Килин. Он мог согласиться, что это некое послание им обоим. Но каково его содержание, оставалось неясным.

— Килин! — обратился он к ней, но в эту секунду зазвонил ее сотовый телефон.

— Джексон! Рада слышать тебя! — отозвалась Килин.

Было очевидно, что девушка искренне обрадовалась неожиданному звонку. Она вышла из комнаты.

Гаррет в который раз внимательно посмотрел на пейзаж. Он слышал голос Килин, его тон постепенно изменялся, становился вкрадчивым.

— Да, я знаю, — говорила в трубку Килин. — Связь очень плохая. Это вообще мой первый телефонный разговор за все те дни, что я здесь нахожусь. И никаких сообщений я тоже не получала. Джексон, повторяю, очень плохая связь...

Гаррет невольно стал прислушиваться к ее разговору. Он почувствовал злость к внешнему миру, который напомнил Килин о себе этим неуместным звонком.

— Джексон, они могут принять это решение и без меня.

Гаррет видел ее напряженный силуэт в дверном проеме. По интонации он предположил, что она сейчас хмурится. Он даже не замечал, с каким вниманием и любопытством наблюдает за ним в эту минуту его дочь.

— Когда? Завтра?.. В какое время?.. Джексон, это излишняя предосторожность, уверяю тебя! Ладно, я поняла твои опасения. Я буду. Ручаюсь... — В этот момент Килин подняла глаза на Гаррета и поняла, что он следил за ней и слышал каждое ее слово.

— Я уезжаю сегодня вечером, — коротко уведомила его девушка, убрав телефон.

— Но это невозможно! — заявила Терри.

— Тереза! — строго осадил девочку Гаррет. — Килин должна возвращаться. У нее своя жизнь. И этого требуют дела. Я прав, Килин?

— Но... — продолжала возражать Терри, с надеждой глядя на Килин. — А как же...

Но Килин сохраняла бесстрастное молчание.