— Буду в четверг на следующей неделе. До этого — только вечером в воскресенье. Все проблемы — в рабочем порядке. Со звонками тот же нулевой режим. Никаких переговоров — ни обычных, ни сотовых. Я пока еще не чувствую желания, пообщаться с нашей службой внутренней безопасности.

Подрядчик внимательно всмотрелся в его длинное лицо, в крупные мутноватые глаза, прикрытые голыми веками, скользнул взглядом по непропорционально мощной, как у акромегала, челюсти.

Трикоз отстегнул ремень и, не прощаясь, полез из машины. На мгновение его лоб окатило багровым отблеском неона.

Когда он уже собирался захлопнуть дверцу, его спутник вдруг резко наклонился вправо и проговорил:

— Мне нравится работать с вами, Сергей Романович. Мы могли бы и дальше оставаться деловыми партнерами. Подумайте об этом.

… Когда Бурцев отъехал, слишком резко притопив педаль газа и едва успев увернуться от неожиданно возникшего из темноты большого серого «фольксвагена», перед глазами у него все еще стояло лицо следователя, поразительно похожее на маску личинки большой стрекозы, именуемой «коромысло».

Пучеглазое, с остро выпирающими скулами, в странном освещении у входа в кафе оно казалось измазанным липкой красной помадой.

Белоглазая хищная тварь… Голые рефлексы. Умеет только одно — заключить жертву и присосаться. Где-то он читал, что если бы нимфа стрекозы имела размеры комнатной собачки, на земле не было бы хищника страшнее. Если бы да кабы. У личинки короткая жизнь, очень короткая. Интересно, сам следователь догадывается об этом? Предчувствует, чем закончится его недолгое процветание?

Если нет, то уже и не успеет. Дураки погибают первыми. Не слабые, а дураки.

В сущности, он, Бурцев, должен быть благодарен своему заказчику. Не будь Трикоз так беспечен в обращении с документами, еще не известно, как повернулось бы дело. Услуга за услугу, и следователь получит отсрочку. На неделю, две, а может быть, и на месяц… Если бы не протокол, все могло бы завершиться для него гораздо раньше. Например, сегодня вечером. Непостижимая игра обстоятельств…

Он повел плечами, чувствуя, как похрустывают суставы, вывернул руль влево, затем еще раз влево, сворачивая к проспекту. Ориентиром служила гостиница «Националь», точнее, казино «Три семерки». Где-то в тех краях, плюс-минус квартал.

Было уже около восьми, когда он разыскал в глубине микрорайона шестнадцатиэтажку, номер которой значился в протоколе. Подъезд к ней был не слишком удобным, зато прямо напротив единственного парадного располагалась просторная асфальтированная стоянка, почти пустая в это время.

Припарковавшись так, чтобы подъезд оставался в поле зрения, он заглушил двигатель, сунул руки в карманы полушубка и приготовился ждать. Пока еще у него не было никакого определенного плана, но так случалось часто. Немного терпения — и обстоятельства сами подскажут, как действовать.

Машина еще не остыла, когда дверь подъезда распахнулась и на пороге показался пожилой сутулый мужчина в бушлате и сапогах с коротко обрезанными голенищами. Закурив, он помахал рукавом, отгоняя дым, и хозяйским глазом окинул стоянку. Заметив вновь прибывший «пежо», бушлат расправил желтые усы, важно раздул щеки и стал приближаться, вглядываясь через стекло, есть ли кто в салоне автомобиля.

Оказавшись рядом, бушлат постучал толстым пальцем с обломанным ногтем в форточку бокового стекла, а когда водитель не пошевелился, настойчиво повторил жест.

«Охрана, — подумал Бурцев. — Подъезд и стоянка охраняются», — и потянул к себе рычажок двери.

— Чего? — недружелюбно спросил он. — В чем дело?

— Извиняюсь, — проговорил бушлат. — Я тут смотрю — вроде бы не свой.

Так и есть. На ночь будете оставлять?

— В каком смысле? — уже миролюбивее переспросил Бурцев, не высовываясь из салона. Лезть на рожон не следовало, как и не следовало лишний раз мелькать.

— Вы про машину, что ли?

— Ну, — буркнул охранник. Ветер высекал из его окурка длинные искры. — У нас стоянка платная. Пятерка, если до восьми утра. В восемь пересменка.

— Я на минуту, — успокоил Бурцев. — Тут у меня приятель жил когда-то.

Никак не вспомню номер квартиры. У вас список жильцов в подъезде имеется?

— Как фамилия? — строго спросил старик. Он назвал первую, какая пришла в голову.

— Что-то не упомню… — засомневался бушлат. — Нету у нас таких. И не было. — Он отбросил окурок. — Можете посмотреть сами. У лифта, над почтовыми ящиками.

Когда старик отчалил, он извлек из перчаточного ящика дурацкую кепку из кожзаменителя с отворотами-наушниками, поднял воротник полушубка и выбрался из машины, нащупывая в кармане очки с простыми стеклами, с которыми не расставался. Теперь его было непросто узнать. Да и полушубок он надевал только на объекте, обычно тот валялся в багажнике вместе с инструментом.

В подъезде было чуть теплее, пахло едой. Охранник сидел за барьером у зарешеченного окна, выходившего во двор, приемник бубнил восьмичасовые новости.

— Налево, где лифты, — сказал старик, когда Бурцев, не поворачиваясь, шагнул мимо.

— Спасибо, — невнятно пробубнил тот. — Я только глянуть…

Оба лифта — грузовой и пассажирский — находились внизу, и как только он обнаружил на погнутой жестянке напротив цифры 24 фамилию «Новак», ему едва удалось справиться с желанием войти в кабину и нажать кнопку шестого этажа. Это было бессмысленно, но желание оказалось действительно сильным. Фамилия была вписана недавно, поверх старой, наспех замазанной.

— Нашли? — окликнул вахтер, когда он уже направлялся к выходу.

— Нет. Что-то с номером дома, наверное. Ошибка.

— Ну не знаю… Тут других шестнадцатиэтажных близко нет. Один наш. — Он подозрительно оглядел фигуру чужака в потертом рыжем полушубке и очках в серебристой оправе.

В дверях Бурцев едва не столкнулся с рослым худощавым парнем в короткой черной куртке, успев заметить, как в ухе у того тускло блеснуло колечко серьги.

Сев в машину, он без суеты убрался со стоянки, объехал микрорайон и, петляя между «хрущевками», снова вкатился во двор с другой стороны.

Теперь расстояние между ним и подъездом составляло метров сто. И все еще ничего определенного. Он даже не знал, как сейчас выглядит свидетель.

Память сохранила смутный отпечаток — пожилая, рост выше среднего, довольно надменная дама с кудлатым черным псом… Строптивым скотч-терьером… Рано или поздно собаке потребуется прогулка, это ясно.

Значит — ждать…

Он прождал до половины десятого, время от времени включая отопление и изредка поглядывая на часы, пока не почувствовал, как позади него, на заднем сиденье, кто-то едва слышно пошевелился.

Осторожно скрипнула пружина сиденья, прошуршал завалявшийся клочок фольги от шоколадной обертки. Дуновение тепловатого воздуха коснулось затылка.

Этого не может быть. Нет. До сегодняшнего дня он все делал правильно, и не было никакой причины, чтобы Темный появился снова.

Но он был здесь. Бурцев почувствовал легкую судорогу в мышцах спины, а затем боль в позвоночнике. Боль стремительно поднималась вверх, словно ртуть в термометре, погружаемом в кипяток. В какое-то мгновение ему показалось, что позвонки вот-вот разлетятся в пыль, но это была только прелюдия. По сравнению с новой волной все равно что мелкая рябь в пруду.

Зрение померкло, затем в глубине мозга, в полной темноте, вдруг вспыхнула, раскололась добела и разлетелась вдребезги огненная спираль. Он резко наклонился к рулевой колонке, не почувствовав удара о пластик, и, когда загудел сигнал «пежо», обернулся.

Темный сидел на заднем сиденье, слегка откинувшись и насмешливо разглядывая лицо Бурцева, залитое кровью, вытекавшей из рассеченной брови. В салоне стоял тяжелый, дурманящий запах. Он был одет как обычно. Широкие плечи обтягивала засаленная, прожженная во многих местах армейская телогрейка, на лбу — непроницаемые темно-синие защитные очки, кожа лица бархатисто-черная, без глянца, розовели только воспаленные веки и непристойно вывороченные, всегда влажные губы.