Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Пока Нина планировала их будущую жизнь, жених сидел рядом и любовался ею. Вот оно, так близко: высокая девичья грудь, тонкая талия, полные красивые ноги и тяжелые бедра здоровой самки. Ни много, ни мало. Как раз то, что в искусстве называется каноном. Не женщина, а богиня. Нежная шея в вырезе белой блузки и такая холеная, почти прозрачная кожа, которую так хорошо целовать. Да, лучшего не найдешь. И все это теперь его. И он опять чувствовал себя любимцем богов.

– Теперь третье, – продолжала богиня. – Я не хочу быть просто домашней хозяйкой. Я хочу еще поучиться и поработать. Поэтому я не хотела бы сразу иметь детей. Ну, скажем, первые три года. Как насчет этого?

Любимец богов пожал плечами:

– О таких подробностях я, признаться, не думал. Обычно женщины первые хотят детей. А мне в общем не к спеху.

– Вот и прекрасно. Тогда подождем лучше годика четыре-пять. Ведь у большинства людей дети получаются просто потому, что они не, знают, как этого избежать. Но мы-то люди культурные.

– Хорошо, – сказал любимец богов. – Теперь у меня один вопрос. Через неделю я должен улетать. Как ты?

– Так быстро я не могу. Сначала мне нужно вылечить папку. Иначе он тут один с ума сойдет. Потом мне нужно еще разделаться с работой. Я приеду позже.

– Но тогда нам нужно зарегистрироваться.

– Зачем? Мы сделаем это в нашем посольстве в Вене. Это будет даже оригинальней. Но, имей в виду, пока мы не зарегистрируемся и пока ты не устроишь квартиру, как полагается, жить я с тобой не буду. Ведь княгиня Лиза с мужем тоже в Вене. На первое время я остановлюсь у них.

– 0-ох, – вздохнул любимец богов. – Опять эта чертова княгиня Лиза.

Потом они стали обсуждать, как будет выглядеть их будущая квартира. Вдруг богиня встрепенулась:

– Да, самое главное чуть не забыла. Я еще хотела бы изучить другую специальность.

– Какую?

– Искусственное осеменение…

– Что-о-о?

– Что же тут такого особенного, – мягко улыбнулась богиня. – Это теперь очень модно – искусственное осеменение животных.

– Так ты что, хочешь стать зоотехником?

Нина только приоткрыла ротик, чтобы ответить, как дверь распахнулась, – и на пороге появился Акакий Петрович. Все это время он подслушивал под дверью и теперь решил, что этот разговор пора прервать.

– Нина, тебя мама зовет, – сказал он.

Выпроводив дочь, Акакий Петрович посмотрел на своего будущего зятя меланхолическими глазами и, как печальный Пьерро, просительно потянул его за рукав:

– Борис Алексаныч, и моя жена, и я сам, не говоря уже о Нине, все мы вас очень любим. Но… не забирайте от нас Нину…

– Акакий Петрович, но ведь она уже не ребенок.

– Да, но для нас она еще ребенок… Единственный ребенок… Единственное содержание жизни. У вас еще вся жизнь впереди, а нам, старикам, немного осталось. Подождите еще годик… Только один маленький годик…

Под носом у Акакия Петровича поблескивало что-то вроде слез.

– Мне трудно вам что-нибудь обещать, – сказал Борис.

– Потом, поверьте мне, вы еще не знаете Нину… Она не такая, как другие… Вам будет с ней очень и очень трудно…

Борис молчал, а Акакий Петрович, чуть не плача, уговаривал:

– Я боюсь, что Нина будет с вами очень несчастна… И вы будете с ней только несчастны… Как бы вам это сказать… Она совсем не то, что вы видите… Она человек совсем другого типа… Она… как бы вам это сказать…

В этот момент дверь опять с треском распахнулась – и в комнату влетела Нина:

– Довольно вам тут сплетничать. Пошли ужинать! За ужином папа съел двойную порцию своих пилюль против меланхолии. Мама с папой не разговаривала и глотала аспирин. За столом царило неловкое молчание, словно в воздухе висела какая-то тайна. И весь ужин немножко смахивал на тайную вечерю.

Узнав, что Борис женится на Нине, комиссар дома чудес долго тряс ему руку:

– Ну, поздравляю! И красавица, и умница, и из хорошей семьи. – В глазах парт-Мефистофеля светилась честная радость. – Тебе очень и очень повезло. Желаю тебе с Ниной счастья!

За день до отлета Борис заехал в дом под золотым петушком. Он хотел посоветоваться с Максимом, но тот был в отъезде. За окном свистел ветер и стучал ветками деревьев в витражи с темными ликами святых. На полках молчаливо поблескивали книги, где красный папа собирал свою мудрость и где хранились ключи счастья и несчастья, ума и безумия, жизни и смерти. Те ключи, которые называют Богом и дьяволом.

Борис вспомнил свою первую встречу с Максимом, когда он собирался писать книгу о гомо совьетикус и когда они спорили о книге философа Дени де Ружмона «Роль дьявола». Он взял с полки этот новейший справочник по сатановедению и невольно опять почувствовал себя как Фома Неверный.

«Дьявол опасен не тогда, когда он показывается и пугает нас, а только тогда, когда мы не способны увидеть его, – фантазировал философ. – Дьявол не умеет любить и не любит тех, кто любит… Там, где любовь фальцифицируется, вы узнаете его по его плодам».

Фома Неверный перелистнул несколько страниц.

«Здесь встречаются все экстремы – ненависть и нежность, радость и печаль, мудрость и безумие, жизнь и смерть… Крайняя неустойчивость положений и суждений… Ад страсти, которая не имеет другой цели, кроме несчастья… Дьявол – это никто и ничто, которое рождает лишь ничто».

«Ох, эти мне философы, – подумал Фома Неверный.-Вместо того чтобы сказать просто и ясно, накрутят такого, по ту сторону добра и зла, что и сам черт не разберется». И он опять полез по книгам, где спорили папа Иннокентий Восьмой и папа Фрейд.

Кот Васька прыгнул на стол и улегся погреться под лампой. Виляя хвостом, пришла немецкая овчарка и сочувственно лизнула ему руку. Около полуночи Фома Неверный захлопнул книги и погладил собаку по голове:

– Ну что ж, Рексик, посмотрим, кто из них прав – папа Иннокентий или папа Фрейд…

Провожая Бориса в аэропорт, Нина сидела в такси и сосредоточенно крутила свое обручальное колечко.

– Когда же ты приедешь? – спросил он.

– Вот только вылечу папку, – она погладила его по руке, – и сразу приеду.

Потом она подумала немножко и шепнула:

– Если будет невтерпеж, можешь мне даже изменять. Но только телом. А душа чтоб моя была. Видишь, какая я либеральная?

Когда дали сигнал на посадку и пассажиры стали выходить к самолету, Нина прижалась к Борису и протянула губы для прощального поцелуя. В глазах девушки стояли крупные чистые слезы. В первый раз за все время Нина плакала. Кругом торопливо сновали люди. На взлетной дорожке ревели моторы самолета.

– Жди меня, – шептала она сквозь слезы, – Обязательно приеду… На девяносто девять процентов…

После отъезда Бориса Руднева председателем дома чудес стал его заместитель Мушер Дундук. Если сам Мушер был человеком довольно простым, то зато его жена Диана была женщиной довольно сложной. Как говорится, дамой с фокусами.

Вся беда в том, что у Дианы был избыток энергии. До замужества, когда Диана была шансонетной певичкой, она распыляла эту энергию на сцене – бегала там в полуголом виде, махала ручками и дрыгала ножками. А после замужества от избытка энергии она устраивала сцены своему мужу. Недаром наши деды говорили, что жениться на шансонетках – это гиблое дело, будет у тебя не жизнь, а сплошной кордебалет. И вот такой-то кордебалет получился у Мушера.

Роста Диана была небольшого, но с формами хорошего гимнаста. Волосы черные и жесткие, как конская грива. Глаза темные и с этакой искоркой. Кожа смуглая, как у цыганки, и с такими конопушками, словно она загорала через решето. Но в общем личико вполне симпатичное.

Только вот нижняя челюсть и зубы были у Дианы в точности, как у щуки. И в жизни она тоже была очень-таки зубастая и языкастая. Поэтому когда чудики из дома чудес познакомились с ее характером, то сразу прозвали ее Фуфу. И так все к этому привыкли, что потом даже и сам Мушер называл ее Фуфочкой.

Помимо длинного и острого языка Фуфу обладала довольно острым умом и какой-то вечной неудовлетворенностью. Поэтому она никогда не довольствовалась тем, что имеет, и всегда мечтала о большой карьере; Когда Мушер стал председателем дома чудес, Фуфу довольно потирала руки:

64
{"b":"14470","o":1}