Ты, сказал он чаще. Или Источнику. Или Зоне. Всем им вместе и каждому по отдельности. Если они существовали по отдельности, в чём Юра сомневался… Я теперь знаю, кто ты есть. Может быть, ещё не совсем точно, но знаю. Немного приведу память в порядок — и буду знать лучше. Потом придумаю слова, чтобы объяснить другим. А там посмотрим. Может, ты нечеловечески мудра. Может, глупа и глумлива. Я не держу на тебя зла. Добра тоже не держу.
И — слушай. Мне от тебя ничего особенного не надо. Просто дай мне силы выдержать всё то, что ты на меня нагрузила. Хорошо? Просто дай мне силы и любви. Это всё, что я хочу, не больше и не меньше.
И имей в виду. Я ведь могу и вернуться. Мне всё равно, пусть тебе и полмиллиарда лет, и ты просто не можешь знать, что такое смерть… но я-то знаю. И запросто поделюсь этим знанием. Ясно? Он вывинтил запал из одной гранаты и бросил её как мог далеко. Это тебе на память. Сунул руки в карманы шинели, потоптался ещё немного, как бы ожидая немедленного ответа, и пошел к не такой уж маленькой толпе, что терпеливо ожидала его. На ходу достал кисет с гармониками, вынул одну, поднёс к губам. Полуприкрыв глаза, извлёк какой-то первый попавшийся звук.
Сразу зарябило от обилия стен и перегородок.
По наитию он свернул направо, налево, двигаясь медленно чтобы ведомые не пропали. Эля бегом догнала его, пошла рядом. Он подмигнул ей и даже попытался сыграть что-то осмысленное. Конечно, не получилось.
Бездумно он шёл шаг за шагом и час за часом, буквально по нитке перебирая пространство. Выход есть, он где-то здесь, рядом. Дырявый это знал. Он-то шастал туда-обратно, как по собственной квартире. Юра это знал как факт, но не знал, каким способом тот находил дыру в пространстве. Может, по запаху.
Зря я его убил. Надо было связать. Или не зря? Сталкер Дырявый, Лев Савельевич, падла. Химик-фармаколог. Что Зона с людьми делает…
Несколько раз Юра падал, цепляясь ногой за ногу, теряя координацию. Неплохо было бы чем-то подкрепиться, но никакого продовольствия уже ни у кого не осталось. Голода он не чувствовал, напротив, возникло отвращение к еде, сама мысль о еде была тошнотворна. Но силы надо было где-то брать…
И вдруг, когда надежда уже почти погасла, слабо-слабо видимая, на самой границе восприятия, появилась светящаяся дорожка под ногами. Юра к тому времени успел по-настоящему испугаться, что нервное истощение после чудовищной стимуляции продлится много дней, а то и останется навсегда — если, конечно, мы тут все не подохнем с голоду; потом испуг прошёл, а отчаяние он пока ещё мог держать на дистанции. И вот, и вот, и вот… Дорожка то круто, то полого забирала влево, мерцала, пропадала, появлялась. Она была. И это главное.
Со стороны могло, наверное, показаться, что взрослые люди играют в паровозики, двигаясь гуськом по кругу. Вернее, по сходящейся спирали. Юра снова, в тысячный раз — уже без сил — заиграл. Призрачные зеленоватые стены, сводчатый потолок…
Дверь. Овальная дыра двери.
34
…Вторая очередь прошла ниже, но все уже, слава богу, лежали. Сейчас начнут орать, подумал Юра. Он, изо всех сил стараясь не высовываться, шарил биноклем по-над краем лощинки, которая так удачно подвернулась, но ничего подозрительного увидеть не мог. Откуда же он лупит?..
Потом он сообразил взглянуть на ПДА. Ему всё с приседаниями вернули — и приборы, и патроны, и гранаты, — только выведи, батюшко… Он вывел. Прямо под пулемёт.
Но вроде бы никого не задело.
Блин.
Экранчик ПДА был буквально испещрён пометками аномалий. Мы вот здесь, а дальше… ой. Просто ой.
Зато поблизости не было ни одной нераспознанной (а значит, вражеской) отметки других людей и вообще никакой органики, и была лишь одна зелёненькая — «свой» — метрах в двухстах… вон в том направлении. Так, смотрим.
Ни черта не видно. Два кривых деревца, заросли ивняка, ручей.
Тогда Юра стал по ПДА вызывать этого «своего».
— Отметка Б-406, Б-406, я — Б-618, Б-618, видишь меня?
Молчание.
— Б-406, Б-406, я — Б-618, Б-618, это ты, зараза, по мне садишь очередями?..
— Вижу. Вижу тебя, Б-618, ты кто?
— Курсант Шихметов, бюро «Волкодав».
— Юрка? Ты как сюда мог попасть?
— А ты кто?
— Настя Малая.
— Да чёрт!.. Настя, какого хрена ты в меня шмаляешь? У меня тут семнадцать человек гражданских, а вокруг поле аномалий…
— Вообще не двигайтесь, Юра. Замрите. Там поле аномалий.
— Я уже увидел. Все лежат. Ты почему в нас стреляешь?
— Я думала, это банда. Банда ушла в аномалии. Я одна, Юра. Наши будут только через час.
— Банда? Какая банда?
— Человек восемь. Они где-то там, Юра. Будь осторожен.
— Я осторожен, Настя. Почему ты одна?
— Потому что. Все погибли. Тут брод был заминирован. По сторонам «карусели», а посередине фугас. Я одна.
— Сейчас я медленно встану, ты меня увидишь.
— Да.
— У тебя есть вешки?
— Уже нет.
— Понял. А ты ходить можешь?
— Нет, Юра. Я без ноги. Я под наркотиком, Юра, потому и… Извини.
— Понял. Настя, ты жди. Я сейчас медленно иду к тебе.
Юра отключил связь и вывел ПДА в режим наивысшего разрешения. Так он давал все возможные препятствия на расстоянии только до тридцати метров, зато с очень высокой точностью.
Сосредоточились.
Гаек нет. Ну да ладно. Зато есть патроны.
— Вы двое, — позвал он Серёгиных бойцов, одного звали Матвей, другого Максим, но запомнить, кто есть кто, Юра не мог, да особенно и не стремился. — Ты, толстый. И ты, Эля. Сейчас мы идём очень-очень медленно, и вы ступаете за мной след в след. Эля, вот тебе примерно две сотни, — он ссыпал в оттопыренные карманы куртки макаровские патроны из разорванных пачек, — будешь каждый шаг бросать по одному себе под ноги. Дамы, пойдёте тогда, когда я дам отмашку, понятно? Чётко по дорожке из патронов. По одной. Торопиться некуда. Тоже понятно? На самых ответственных местах буду оставлять по одному из мужиков в качестве вешек. Вешки, всех пропустите, пойдёте последними. Тоже понятно? Ну и отлично. Тогда движемся в таком порядке: я первый, Эля за мной — отстаёт на шаг, дальше толстый, дальше Максим, последний Матвей. Всё всем ясно?
Ясно было всем.
— Ну, тогда…
Юра ещё раз сверился с ПДА, потом поднёс к губам гармонику и заиграл. Тут же реальность как бы подёрнулась зеленоватой рябью, и совсем рядом — протянуть руку — он увидел шипы. Чуть ближе, чем обещал ПДА.
— Шаг в шаг, — напомнил он.
«Тигр» с вывороченным задним мостом застрял на подъёме из русла ручья. Настя, вся в крови, страшно бледная, с ввалившимися глазами, сидела в турели. Двери машины были распахнуты все, с переднего сиденья свешивался мёртвый боец, и еще кто-то неподвижно раскинулся на заднем.
Юра обернулся. Отсюда он видел всех. Женщины стояли неподвижно и смотрели в его сторону. Он махнул рукой. Там они, наверное, всё уже между собой решили, потому что безо всякого промедления одна отделилась от группы и, глядя под ноги, двинулась к первой «вешке» — Матвею.
Хорошо.
— Настя, — позвал Юра. Встретился с непонимающим и враждебным взглядом.
О чёрт.
— Эля, давай её вынем. Только осторожно. Залезай на машину.
— Ага…
Сам Юра забрался в салон. Убитый на заднем сиденье был Сашей Назаренко. Да что же у них тут такое происходит…
Насте оторвало левую ступню. На голень она смогла наложить жгут, а нормально перебинтовать культю сил не хватило, и тяжёлый ком бинтов отвалился при первом прикосновении. Ну и ладно, с этим повременим.
Извини, Сашка… Юра отодвинул труп, чтобы встать самому.
— Эля, приподними её за плечи… так, всё, я взял. Отпускай.
Настя оказалась на Юриных руках; он присел и смог перехватить её удобнее; рука упала ему за спину, а лицо оказалось к лицу. Медленно, по сантиметру, пятясь, он стал выбираться из машины.
— О, Юра, — сказала Настя плывущим голосом. — Это ты? Как ты сюда попал?
