Петро нехорошо посмотрел и Заяц тут же заткнулся. Петро умеет нехорошо смотреть.
- Я могу доказать.
Пресс плавно снял с головы налобный фонарик и нажал зеленую клавишу на миниатюрном корпусе. Сверху приподнялась круглая крышка-экранчик не больше, чем у сотового телефона. Порезанные, огрубевшие пальцы едва слушались, и он чуть не уронил приборчик на бетонный пол. В последний момент успел подхватить за один из жгутов.
- Смотрите… - пригласил, поковырявшись с настройками, Пресс.
Все сгрудились в кучу. Любопытствовал даже Вечный, поглядывая из-за широкого плеча здоровяка. Экран показывал «молоко», изредка пробиваемое крупной рябью.
- Я же говорил - бред, - победно махнул рукой, отстраняясь, Заяц.
Но тут оператор отошел в сторону. На экране появились силуэты сосен, кромка поля, а белое пятно так и осталось на месте. Мало того, из хрипящего динамика было слышно, как оператор разговаривает с белесой пустотой, а она… Она ему отвечала.
«…колько стоит… жизнь, стринге…» - послышалось Рябому.
Говорят, что зародышу в утробе матери очень комфортно. Он беззаботно плавает в этом приятном теплом пространстве и наслаждается жизнью. Ему ничего не нужно. Ничто не тревожит. Но приходит день, когда подросший младенец встречается с миром. И первая реакция - надрывный и страшный рев. А что еще остается делать, когда тебя лишают счастья?
Разум Смертина прятался где-то в самой глубине телесной оболочки. Ему, так же как и зародышу, было хорошо, спокойно и уютно. Все вокруг покрывала плотная прозрачная пелена. Тело работало в автономном режиме. Еда, сон, движение вперед. Он даже со своими собеседниками общался автоматически, не слыша их, одновременно плавая в своих липких мыслях. Страха не было. Сожаления тоже. Не было даже элементарного интереса к жизни. Он забыл, зачем пришел в Зону и не знал, хочет ли отсюда уйти. Ему было все равно. На грани бреда и понимания своего «я», появлялись образы. Некоторые - очень яркие, насыщенные красками, другие - серые и убогие. Он терялся в них, плелся, будто через лабиринт, но выхода не находил. Алексей осязал окружающее, воспринимал, усваивал. Он все слышал и все видел, но при этом уходил глубже в себя. Теперь реальность была для него другой. Смертин мог подолгу смотреть, как красиво сгибаются пальцы на руке, как при этом морщинится кожа и проявляются костяшки пальцев. Как фантастически и невероятно это устроено.
«Сколько стоит твоя жизнь?»
Будучи совсем молодым и глупым, Алексей наивно полагал, что жизнь бесценна. Закинув на плечо камеру, он понял, что ценой могут стать клочок земли или даже кусок хлеба. А в последнее время Смертин все четче осознавал, что жизнь - всего лишь роскошь. Как дорогая сигара или глоток пятидесятилетнего коньяка. Дана не всем, и при том быстро кончается.
Этим утром он встал другим. Скорлупа треснула, и мир вновь обрушился всей тяжестью, сдавливая зудом немытой кожи, болью в покалеченных ногах, дергающим воспалением верхней десны. Навалилось все и сразу. В голову будто ворвался свежий ветер. Единственное, что Алексей почувствовал в первые секунды возвращения - жестокое разочарование. Он не хотел обратно. В мир, сотканный из грубой силы и страданий. Но невидимая рука отвесила оплеуху и поставила перед фактом.
В первую очередь Смертин, залез в рюкзак и достал камеру. Одному богу известно, как он умудрился ее сохранить в этой безумной круговерти. Дико хотелось помыться. Спали все, кроме Петро. Здоровяк развалился на куче тряпья и аккуратно ковырял кончиком ножа в патроне дырку.
- Что делаешь? - спросил, потягиваясь, стрингер.
- Оберег. Это же принадлежало Семецкому, - Петро ловко просунул в отверстие специально заготовленную тесемку, связал узлом концы и повесил на шею.
- А здесь нигде нельзя искупаться?
- Только в речке. Отсюда недалеко.
- А мне показалось, что от моста прилично, - заметил Смертин.
- Она к селу поворот делает.
- Проводишь?
Здоровяк замялся. Но потом принял решение и кивнул, правда, без особого энтузиазма. Алексей протянул ему дробовик:
- Возьми пока.
Рябой продрал глаза, непонимающе на них посмотрел и увалился спать дальше.
- Люк плотнее закройте, - буркнул он напоследок.
Безоружный Смертин шел впереди. Здоровяк прикрывал. Алексей сначала свернул к телу Потапа. Если честно, то он надеялся переодеться.
От трупа практически ничего не осталось. Штаны и легкую камуфляжную куртку в клочья разодрали псевдопсы, пытаясь добраться до мяса. Стрингер подобрал только забрызганный кровью плащ.
Речка и вправду оказалась недалеко. Алексей залез не раздеваясь. Только отдал караулившему на берегу Петро «Пчелу». Сначала он застирал от пятен плащ, затем окунулся сам, усердно скребя ногтями голову и плечи. Ледяная вода вгрызлась в мышцы, поэтому надолго купальщик не задержался. Побултыхался немного на мелководье и вылез. Стало легче.
Только в голове будто засел маленький сгусток. Что-то инородное и мерзкое. Ощущения были странные.
«Снежная королева, часть вторая», - подумал Смертин и обрадовался, что возвращается элементарное чувство юмора. Ему вдруг дико захотелось работать.
Уже через полчаса они сидели в погребе. Группа проснулась. Рябой спорил с Вечным.
- Я тебе говорю, что надо к бару пробиваться, - наседал старикашка.
Сталкер отрицательно мотал головой, размашисто жестикулируя. Изрытое оспинами лицо раскраснелось:
- Не дойдем. Лучше вернуться.
- Через Иванычев лес сократим, - не унимался Вечный, - Вы как хотите, а я в бар.
Рябой зло топнул ногой и сел завтракать.
- Без стволов через лес? - прошамкал он с набитым ртом, - Лучше сразу застрелиться.
Заяц молча уплетал тушенку. За ночь он, казалось, совсем осунулся и еще больше похудел. Скорее всего, не сомкнул глаз, погруженный в собственные переживания. После просмотра видео желторотик весь вечер не проронил ни слова.
Старик на своем настоял. И теперь они прорывались по широкой, разрезанной сеткой оврагов, пустоши к видневшейся на горизонте кромке леса. Кое-где можно было петлять высокими насыпями, но зачастую приходилось лазить и по дну глиняных провалов. Местами они густо поросли камышом. Некоторые вообще превратились в небольшие болотца, щедро собрав дождевую воду. Заданный Вечным темп выдерживали в группе не все.
Рябой материл себя за сговорчивость. Старик, конечно, опытный сталкер, но идея казалось авантюрной. К счастью, вся живность куда-то пропала. Пресс не расставался с камерой. Ружье было у Петро. Рябому такой подход к делу не слишком понравился. Все-таки он негласно ведущий. Но хозяин - барин.
Ведущим быть всегда удобно и безопасно. Только он назначает тех, кому идти первым, а кому замыкать. Только он выбирает маршрут. Его авторитетное мнение ставит точку в любом споре.
- Впереди - жарка! - крикнул здоровяк.
Зря он так. Ее и без того отлично видно по ровному выжженному между двух чахлых берез кругу. А вот гомон мог кого-нибудь привлечь. С одними пистолетами не повоюешь.
Небо заволокли свинцовые тучи. Только дождя не хватало! Тогда они точно завязнут в этой глине по уши.
Все чаще глаза мозолили гниющие БТРы, БМП и «Кировцы». На фоне изрытой глубокими ямами местности техника смотрелась диковато. Когда-то здесь произошла большая стычка.
После первого выброса, от которого, собственно, и появилась Зона, со стороны ЧАЭС хлынули полчища мутантов. Откуда они появились, до сих пор так никто и не узнал. Может из параллельного измерения, а может и из недр самой станции. Именно на этом поле им дали единственный серьезный отпор. Причиной тому были видневшиеся справа корпуса НИИ «Прибор». Институт в пригородах Чернобыля был построен через десять лет после аварии. Внутри располагались засекреченные лаборатории по производству и испытаниям различного рода прибамбасов к вооружению. По крайней мере, такова официальная информация. После распада Союза, Россия добилась признания этой территории, как военной базы. Сюда даже пригнали часть контингентов из бывших советских республик. На одного ученого приходилось по десятку солдат. Видать разработки были действительно не шуточные, раз институт не зацепила перестроечная разруха. Он функционировал на полную мощность вплоть до первого выброса. И целых четыре дня после. Ни о какой эвакуации персонала речи не было. Вояки бились до последнего. Они выгнали в поле целую дивизию бронетехники, а на последок давили мутантов приписанными к институту «Кировцами». Старожилы рассказывали, что все это время над корпусами не умолкал рокот грузовых вертолетов, вывозивших опытные образцы.
