— И правильно. Там же настоящий тролль живёт, — фыркнул Рольф.
— И что? Дело это было давно, и с тех пор с ним много чего могло приключиться. Пойми ты, осёл упрямый, во фьорд красной скалы возвращаться нельзя. Это слишком опасно. А вот в Каменном тролле поселиться нам… Хотя… — прервавшись на полуслове, Вадим круто развернулся и стремительно зашагал к оживленно говорившим друг с другом ярлу и кормчему.
— Значит, так. Приходим домой, берём горшки с огнём и идём к Каменному троллю, — сказал он не терпящим возражения тоном, едва подойдя к ним.
— Зачем? — растерянно спросил Свейн, опешив от такого напора.
— Мы должны найти это чудовище и уничтожить его. А потом занять фьорд. Именно этот фьорд должен стать нашим новым домом.
— Но зачем? В смысле почему? — спросил Юрген.
— Это будет самым большим доказательством нашей силы и удачи. Только представь. Много лет весь Нордхейм боится этого места, обходя его десятой дорогой, а потом приходим мы и просто селимся там, предварительно вышибив мозги каменному троллю. Как думаешь, сколько ярлов после этого захотят иметь дело с Рыжим?
— Ты хоть понимаешь, что задумал? — растерянно спросил кормчий. — Каменного тролля убить, это тебе не бритта клеймить. У него шкура как из камня сделана. Ни один меч, ни одна секира не берёт.
— Потому я и говорю, что нам нужен «греческий огонь», — усмехнулся Вадим.
— И чем он тебе поможет? — не понял Свейн.
— Ты когда-нибудь видел, что бывает, если на раскалённый камень попадает холодная вода?
— Ну видел, сначала появляется много пара, а потом камень трескается. Ох, вот ты о чём, — неожиданно сообразив, что хочет сказать найдёныш, охнул Свейн.
— Верно, если его раньше не разорвёт взрывами. У нас есть метатель и горшки с огнём. Подманим его поближе к воде и закидаем «греческим огнём». А если не поможет, окатим водой. Так или иначе, он сдохнет.
— А ведь может получиться, — задумчиво протянул кормчий.
— И ты туда же? — удивлённо воззрился на него Свейн, одаривая побратима взглядом а-ля «и ты, Брут».
— Погоди ногами топать, — отмахнулся Юрген. — Парень дело говорит. Если сумеем победить тролля, с нами не то что Рыжий, сам Одноглазый считаться будет.
— Никогда не думал, что безумием заразиться можно, — покачал головой ярл.
— Это не безумие, Свейн. Это вполне выполнимый план. Это можно сделать. Ведь никто раньше не пытался сражаться с троллем таким оружием, — убежденно сказал Вадим.
— Это верно. До «греческого огня» ещё никто из наших ярлов не додумался, — кивнул Свейн. — Но не станут ли они потом говорить, что тролль был убит не в честном бою?
— Врага убивают оружием, — пожал плечами Вадим. — «Греческий огонь» — это оружие. Так в чём разница? Зарубить его секирой или сжечь огнём? Ведь главное — победить.
— Свейн, давай не будем спорить. Парень подсказал нам правильный выход, так зачем упираться? — сказал кормчий, поглаживая бороду.
— Тем более что во фьорде красной скалы жить опасно, — добавил Вадим.
— Почему? — спросил Свейн.
— Чума. Мор может начаться снова, если кто-то осмелится потревожить ваших погибших родственников, — тихо пояснил Вадим.
— Разве это возможно? — насторожился Юрген.
— К сожалению, да.
— Но ведь мы сожгли тела.
— Там нужно было сжечь всё. Всё, к чему они прикасались и чем пользовались. Только так можно спастись от чумы.
— Ладно. Придём в бухту, а там посмотрим, — ответил Свейн, ничего не обещая.
Понимая, что большего от него сейчас не добиться, Вадим вернулся на своё место. Присев на банку, он принялся наблюдать, как побратимы тут же принялись спорить. Внимательно наблюдавший за ним Рольф, задумчиво почесал в затылке и спросил:
— Получилось?
— Что именно? — не понял Вадим.
Сумел уговорить старого лиса сделать так, как тебе нужно?
— Мне? Нет, брат, это нужно всем нам, — покачал головой Вадим.
— Может, расскажешь?
— Я предложил Свейну пришибить тролля и занять его фьорд, — коротко поведал Вадим.
Услышав его слова, Рольф несколько секунд удивлённо таращился на него, растерянно хлопая глазами, а потом вдруг громко расхохотался. Понимая, что вызвало такой приступ веселья, Вадим загадочно усмехнулся в ответ и, откинувшись на борт, принялся ждать, когда гигант успокоится.
Вытирая набежавшие слёзы, Рольф продолжал хохотать. Наконец, немного успокоившись, он покачал головой и сквозь утихающий смех выдавил:
— Да, брат, ты не мелочишься. Ты хоть представляешь, что такое убить каменного тролля?
— То же самое мне говорили Свейн и Юрген. А теперь вон стоят и спорят, как лучше сделать, — усмехнулся Вадим. — Ты воин, и должен сразу всё понять. Я скажу только два слова: «греческий огонь».
— Ты предлагаешь сжечь его? — удивлённо спросил Рольф, моментально став серьёзным. — Сильный жар. Пламя. Это может сработать.
— Вот именно. Это может сработать, — кивнул Вадим.
Вывалив в помойную яму рыбьи потроха и отходы с кухни, Налунга тяжело вздохнула и, задумчиво посмотрев на свинцовые волны, подумала: «Неужели так будет всю мою жизнь? Это же несправедливо!».
— А справедливо было продавать в рабство людей сотнями, разлучать детей с родителями, мужей с жёнами? Каждому воздаётся по его делам. Кому-то за краем, а кому-то и при жизни, — вдруг услышала она в ответ и, выронив помойную бадью, едва не грохнулась в обморок от испуга.
Её удержала только боль. Тяжёлая бадья, упав, больно стукнула её по ноге, заставив взвизгнуть, и, забыв про испуг, запрыгать на одной ноге, держась руками за другую.
— А хвасталась, что колдунья. Любого одним взглядом убить можешь, — насмешливо произнёс всё тот же голос. — Бабы так и останутся бабами, что королевы, что колдуньи. Сядь и перестань губами шлёпать. Мне поговорить с тобой надо.
— Кто ты? — растерянно охнула рабыня, послушно плюхаясь на песок.
— Забыла уже, как звала меня?
— Так я же приказ хозяина исполняла, — испуганно пролепетала Налунга, едва не хлопаясь в обморок снова.
— Знаю. В общем, так. Ты должна внимательно следить за тем, что твой хозяин ест или пьёт. Каждый кусок, каждый глоток отслеживать. Сделаешь всё как надо, прикажу ему отпустить тебя. Нет — пожалеешь, что на свет родилась.
— А какой именно хозяин? Их тут много, — пролепетала рабыня.
— Тот, для которого ты затевала гадание. Ты всё поняла?
— Да. Но как я это сделаю? Меня к нему даже на бросок копья не подпускают, — вздохнула Налунга.
— Придумаешь что-нибудь. Ты, в конце концов, баба или чучело, веником набитое? — с мрачной иронией ответил голос. — И помни, что бы ни случилось, он должен остаться в живых. От этого и твоя жизнь зависит.
Голос исчез, а рабыня вместо ответа истово кивнула, словно собеседник мог её видеть.
— Ты чего тут расселась, рабыня? — услышала она над ухом женский голос и взвизгнула от неожиданности.
— Да что с тобой такое, женщина? Ты то киваешь, уставившись в одну точку, а то визжишь, словно свинья недорезанная. Совсем ума лишилась?
Взяв себя в руки, Налунга обернулась и, увидев свою бывшую охранницу Мгалату, облегчённо выдохнула:
— Простите, госпожа. Я просто задумалась.
— Задумалась? О чём это? Вспоминала, как приказывала казнить моих подруг? — жёстко усмехнулась воительница.
— Ты никогда не простишь мне этого? — спросила Налунга, опуская голову.
— Простить?! — зло оскалилась Мгалата. — Ты убила лучших. В своей глупости ты погубила цвет нашего народа. Просто так, ради своего чёрного колдовства. А теперь ты смеешь говорить мне о прощении?
— Я не прошу у тебя прощения, Мгалата. Если хочешь, можешь убить меня. Но теперь это ничего не исправит. Ты уже не вернёшь своих подруг, но погубишь ещё одного человека.
— О чём ты? Говори, рабыня, — моментально насторожившись, потребовала воительница.
В этот момент она напоминала молодую пантеру, вышедшую на охоту. Сильная, гибкая и такая же смертельно опасная. Пережив зиму в этих ледяных, продуваемых всеми ветрами скалах, она и её подруги стали ещё сильнее, хотя очень тосковали по родным местам. Девушкам не хватало солнца.