— Комната Коула справа по фасаду. Рядом ванная. — Он обозначил дверь в коридор. — Потом идет гостиная.

Андрей, Михаил и Яков вглядывались в сизые линии на снегу.

— А по задней стене? — намекнул Андрей.

— Справа наша спальня. При ней своя ванная, в которую из коридора не попадешь. Дальше мой кабинет, позади гостиной.

— Кухня, я так понимаю, слева, если стоять лицом к дому? А за ней что? — допытывался Андрей.

— Постирочная и еще один санузел.

«Сколько же у них ванных и туалетов!» За десять лет в Штатах Андрей так и не привык к тому, что в доме бывает много санузлов. В детстве им с матерью приходилось отстаивать очередь в уборную наравне еще с шестью семьями.

— Нарисуйте расположение окон.

Броди нарисовал.

— Есть ли позади дома что-нибудь такое, на что можно встать и заглянуть в окно? Сориентироваться, что происходит внутри.

Броди ткнул в пятачок посередине задней части дома.

— Мощеное патио под навесом. Там у нас стоит гриль-барбекю и кованый стол со стульями. Стул можно спокойно подтащить к окну и с него заглянуть.

— Хорошо. Теперь обозначьте наружные двери.

Броди подчинился.

— Ваши бойцы ведь не станут брать дом штурмом? Если начнется стрельба, Мередит с Коулом…

— Не волнуйтесь. Они профессионалы. В белый свет палить не будут, сперва убедятся, что перед ними именно преступник. И потом, даже в этом случае без крайней необходимости стрельбу не начнут.

— Если с женой и сыном что-то случится… Что он натворил, этот человек?

— Ограбил винный магазин.

— И у него есть оружие?!

— Тише, мистер Броди, пожалуйста. Да, мы подозреваем, что он вооружен.

Броди застонал.

— Если бы я не сорвался… как я мог уйти, оставив их одних… — Внезапно он выпрямился, осененный неожиданной мыслью. — Что, если попробовать поговорить с ним, пока все не пошло прахом?

— Без телефона это сложновато. Зато есть другая возможность…

Броди подался к Андрею.

— Какая?

— Рискованная.

— Говорите!

— Может быть, я ошибся, — начал Андрей.

— Ошиблись? В чем?

— Когда не пускал вас внутрь.

Броди в недоумении помотал головой.

— Вы же сами сказали, что внутри от меня пользы никакой, только лишнего заложника беглецу добавлю.

— Сказал. До того, как мы узнали про вырубленные телефоны. Надо вступить с преступником в переговоры, а с вашей помощью это сделать лучше всего. Вы можете подойти к дому, не вызывая подозрений. Ваша жена объяснит, кто вы такой, и грабитель ни за что не догадается, что вас подослали мы. Детектив Харди выдаст вам мини-микрофон и наушник.

— Наушник?

— Ну да, втыкается в ухо и работает как приемник. Благодаря микрофону мы услышим, что вы будете говорить, а если повезет, то и слова преступника. А в наушник я буду давать вам указания.

— Насчет чего?

— На что обратить внимание. Он наверняка успел понаделать там ловушек и баррикад. А для вас вполне логично будет выразить удивление вслух, когда заметите что-то необычное. Или задать вопрос — ничего странного. Тогда бойцам будет ясно, чего ожидать, когда они проникнут внутрь.

— Внутрь? — Броди снова заволновался. — То есть они вышибут двери и…

— Возможно, до такого не дойдет. — Андрей развел руки в успокаивающем жесте. — Вы же умный человек. Вдруг вам удастся уговорить его отпустить вас и ваших родных.

Броди какое-то время переваривал сказанное.

— Да, — произнес он с надеждой. — Я попробую заставить его прислушаться к голосу разума.

— Именно.

— А если он не внемлет?

— Всегда есть запасной план. Если он все-таки вас троих не отпустит, я сам смогу с ним пообщаться через микрофон с наушником.

Броди разрывался на части.

— Вы правда считаете, что получится?

— Подозреваемого много раз арестовывали за кражи, однако он ни разу никого не застрелил. Вряд ли он настолько повредился головой, что вдруг решил пойти на мокрое дело. Поэтому у нас все шансы справиться успешно. Вопрос ставится так: готовы ли вы сделать все от вас зависящее, чтобы спасти жену и сына?

— Все зависящее? Да ведь это из-за меня они там в заложниках! Если бы я не напился и не слетел с катушек, мы сейчас радовались бы жизни в гостях.

Андрей сочувственно положил руку Броди на плечо.

— Тогда, наверное, самое время все исправить.

— Так вот, Петр, сразу после Рождества Хасан с женой и новорожденным сыном вылетают частным самолетом обратно на Ближний Восток.

Однако в качестве подарка супруге — прощальная роскошь, так сказать, перед нелегкими испытаниями — Хасан забронировал для всей семьи четыре дня в роскошном номере гостиницы на Плазе в Санта-Фе. За малышом присматривают три телохранителя и няня. С ними супруге, наверное, будет не так страшно оставить сына и отправиться разглядывать традиционное праздничное убранство, которым славится город.

Санта-Фе — столица штата Нью-Мексико. В сочельник, в восемь вечера, Хасана с женой повезут на прием в особняке губернатора — пятнадцать кварталов от Плазы. Там перед многочисленными телекамерами он произнесет вдохновенную речь о своих стремлениях на Ближнем Востоке.

Хасан, хоть и мусульманин, избрал именно сочельник для того, чтобы призвать к взаимопониманию и терпимости. Его небывалое красноречие воплотится в рассказе о ребенке мира — да, это его сын, но он символизирует всех детей Палестины. Хасан поведает человечеству, что увозит своего первенца обратно на Ближний Восток — в знак надежды на будущее всех детей региона. Он будет доказывать, что, если народ двух стран действительно любит своих детей, люди добьются прочного перемирия.

Но видишь ли, Петр, Хасан совершенно не учитывает, что в отличие от преданных телохранителей няня подкуплена противниками — теми самыми, которые ни на йоту в перемирии не заинтересованы. Их цель — остаться в кровавом бизнесе подольше, поскольку деньги там крутятся баснословные, ни тебе, ни мне воображения не хватит представить.

Завтра вечером в восемь ноль пять няня отомкнет замки на двух дверях апартаментов. К косяку каждой двери она приклеит полоску липкой ленты, чтобы язычки замков не смогли войти в пазы. Пока Хасан с женой будут на приеме у губернатора, мы войдем в номер, застрелим охрану и схватим ребенка.

Каган подтянулся и встал, ухватившись за край кухонного стола.

— Коул, давай я тебя сменю.

Он отпил еще смеси, приготовленной Мередит, ощущая во рту солено-сладкий привкус. Уже почти остывшая жидкость заструилась по пищеводу. На этот раз желудок принял питье безропотно, не сжимаясь в приступе тошноты.

«Только дай мне сил продержаться», — просил он, сам не понимая, к кому обращает просьбу.

Через темную гостиную Каган подобрался к стоящему напротив окна кожаному креслу. Оттуда выскользнула тоненькая фигурка Коула; Каган, скрипнув кожаными подушками, опустился на его место. Пистолет он уложил на колени и, чувствуя его надежную тяжесть, уставился в темноту за окном.

Немного света давала гирлянда над венком на входной двери. За двумя голыми деревьями едва виднелась койотовая изгородь, ее вертикальные кедровые сучья чернели на фоне снега, однако улица позади почти не просматривалась. Пейзаж как будто сошел с экрана телевизора в комнате Коула, где Бинг Кросби пел «Белое Рождество» — пушистый снег, романтика… если бы не таящаяся в ночной тьме опасность.

Каган вдруг осознал, что мальчик никуда не ушел, так и стоит рядом с креслом. «Испугался пистолета и не может пошевелиться от страха?»

— Мне надо… — стыдливо пролепетал Коул. — Можно, я схожу…

У Кагана отлегло от сердца — значит, это не паника при виде пистолета.

— Лучше в тот туалет, который рядом с постирочной. В коридоре везде ловушки, до других ванных будет сложнее добраться. — Каган сам не помнил, когда в последний раз облегчал мочевой пузырь. Но в туалет не хотелось, и это его беспокоило: получается, обезвоживание от потери крови сильнее, чем он думал. — Потом возвращайся сюда, ладно?