Незнакомец в кабинете, судя по звукам, уже не резал, а пилил что-то.
«Все, вот он, наш шанс! — решилась Мередит. — А если он говорит правду? Если там снаружи и в самом деле поджидают те, кто хочет похитить малыша? Тогда мы с Коулом попадем прямо к ним в лапы. Слишком опасно. Я не могу рисковать жизнью сына».
«Обещаю, Тед больше не поднимет на вас руку».
К необъяснимой уверенности насчет того, что незнакомец выполнит обещание, добавлялось еще кое-что. Из-за укороченной правой ноги взрослые обычно либо обращались с Коулом как с умственно отсталым, либо предпочитали вообще не замечать. А незнакомец смотрел ему в глаза и разговаривал как со взрослым. Доверил наблюдать за окном. Доверил прослушивать эфир в поисках переговоров. Это уважительное отношение убедило Мередит, что незнакомец изо всех сил постарается защитить ее сына.
* * *
Пистолетом вооружение Кагана не ограничивалось.
На край правого кармана штанов крепился едва заметный на черной ткани черный металлический зажим — от складного эмерсоновского ножа, который благодаря зажиму выхватывался в считаные секунды и раскрывался одним движением с помощью специального крючка на тыльной стороне лезвия, цеплявшегося за край кармана изнутри. Каган уже успел усвоить, насколько часто жизнь зависит от возможности вовремя выхватить и одной рукой открыть нож.
Выключив из розетки лампу на компьютерном столе, Каган принялся резать шнур. Резиновая оболочка поддалась легко, а вот медные провода сопротивлялись — пришлось налечь посильнее, уже не резать, а, скорее, пилить. На боль в раненой руке, которой он прижимал провод к столу, Каган старался не обращать внимания.
Отрезанный наконец провод он привязал к ножке стула и, протянув на уровне щиколоток через весь кабинет, прижал с противоположной стороны тяжелым коробом на нижней полке. К счастью, шнур попался темный. Если враг пролезет через окно, разглядит ловушки на столе и сумеет протиснуться, внимание его будет приковано к открытой двери в гостиную, поэтому в темноте он может и не заметить растяжку на полу.
— Мередит, вы говорили, тут есть задний двор?
Он с облегчением услышал из кухни ее голос — значит, не сбежала.
— Есть, небольшой. На такой высоте в сухом воздухе почти ничего не растет без обильного полива.
— Туда легко попасть? Есть отдельная калитка?
— Нет. Если только обойти по участку вокруг дома.
— Или перелезть через забор от соседей… — Каган уцепился за неожиданную мысль. — Может, соседи заметят непрошеных наблюдателей и вызовут полицию?
— Только не сегодня, — огорошила его Мередит. — На Рождество соседи слева уехали навестить больного родственника в Альбукерке. А справа у нас живут любители блэк-джека. Отправились праздновать в какое-нибудь индейское казино.
Каган вспомнил дорогу на Санта-Фе от большого аэропорта в Альбукерке. Индейские казино попадались, кажется, через каждые двадцать миль.
— Вряд ли, даже нарядив крупье Санта-Клаусами, владельцы игорных домов сегодня решили для разнообразия, что давать приятнее, чем получать, — пошутил Каган, надеясь таким нехитрым способом слегка успокоить Мередит. И тут неожиданно при мыслях о заднем дворе, о посадках ему вспомнилась галлюцинация, увиденная на подходе к дому.
— Мередит, мне показалось, что я видел у вас рядом с входом растущий в снегу цветок.
— Нет, вам не показалось.
— Зимой? Цветок? — Каган изображал вежливое удивление, чтобы Мередит отвлеклась от тревожных мыслей. — Как это? Почему же он не замерзает?
— Это ведь рождественская роза.
— Никогда не слышал.
Чувствуя, как ломит в висках, Каган пригнулся и, выбравшись из кабинета, повернул по коридору налево. Прокрался мимо ванной по правую сторону, затем нырнул в дверь спальни напротив комнаты Коула.
Даже в темноте ему удалось разглядеть два окна — одно прямо над кроватью, другое справа. Гардины задернуты.
С одной стороны кровати виднелись очертания наваленных грудой чемоданов.
— Собрались уезжать?
— Подальше от мужа, как только по Каньон-роуд пустят автомобили.
— Наверное, жалеете, что не успели.
— Тогда пропустила бы все рождественское веселье.
— Да уж, вечеринка у нас знатная…
Каган водрузил стул на кровать, затем поставил рядом с чемоданами тумбочку и две лампы, устраивая очередную ловушку для тех, кто решит проникнуть в комнату через окно над кроватью. Ко второму окну он подвинул высокий комод, который, частично перекрывая проем, создавал дополнительное препятствие для вторжения. Оставшуюся лампу он отключил от розетки и, перепилив шнур, привязал его одним концом к ножке тумбочки, а другим — к туалетному столику, сделав еще одну растяжку.
В ванной комнате, примыкающей к спальне, включив ночную подсветку, он обнаружил несколько аэрозолей — лак для волос и пену для бритья. Эти Каган поставил в конце коридора.
Настала очередь комнаты Коула. На экране маленького телевизора Бинг Кросби ласково мурлыкал «Белое Рождество» солдатам в гостинице, а за их спинами вместо стены открывался зимний пейзаж — мост через ручей под плавно летящим снегом. Лошадь везет сани. Все счастливы.
Каган выключил телевизор.
У Коула в комнате было только одно окно, выходящее на палисадник. Каган придвинул туда комод, однако этот оказался не таким высоким, как в спальне родителей; пришлось поставить сверху еще и телевизор.
Потом он закрепил третью растяжку и, вытащив ящики из комода, разложил их по полу. В спальне проделал то же самое. Ящики из туалетного столика распределил в беспорядке по полу в коридоре.
Пистолет снова врезался в бедро. Закончив с ящиками, Каган вернулся на кухню, где газовая горелка под нагревающейся кастрюлей давала немного света.
— Значит, говорите, рождественская роза?
Исчерпав почти все силы, Каган тяжело опустился на стул, прерывисто дыша.
— Вам плохо? — встревожилась Мередит.
— Лучше некуда, — соврал он. — Расскажите мне про эту розу.
— Вам правда интересно?
— Поверьте, было бы неинтересно, не стал бы спрашивать.
— Ну, она из породы вечнозеленых, — начала Мередит.
Каган кивнул, показывая, что слушает.
— В Европе в некоторых районах она очень хорошо растет зимой. Переносит морозы и даже зацветает под Рождество. Такие крупные белые розетки.
— Выходит, поторопился я насчет галлюцинаций.
— Про этот цветок даже легенда есть.
— Какая? Расскажите.
— Маленькая девочка увидела, как волхвы дарят младенцу Христу дары — золото, ладан и смирну.
— И? — Каган пытался занять ее мысли рассказом.
— Девочка заплакала, потому что у нее самой ничего не нашлось, чтобы поднести в дар. Тогда перед ней возник ангел, смахнул снег и коснулся обнаженной земли рукой. И девочка увидела, что ее слезы, упавшие на землю, распустились белыми цветами. Теперь ей было что подарить младенцу — рождественскую розу.
Каган, набравшись сил, поднялся со стула. Стараясь держаться подальше от окна, он посмотрел на мелькающие в пелене снегопада тени.
— Белые цветы. Их я и видел.
— В Лос-Анджелесе я много чего выращивала, — продолжала Мередит. — И рождественские розы пробовала, но там они не росли. А когда мы переехали сюда, решила попытаться снова — тоже вроде «с чистого листа». В местном питомнике меня, правда, отговаривали, мол, незачем и время тратить, не приживаются они на здешней тощей каменистой почве… А мне казалось, если удастся вырастить хоть одну — это будет знак, что наши с Тедом невзгоды остались позади. Не совсем чудо, но вроде того. И вот роза взяла и в самом деле расцвела. А потом…
Мередит осеклась.
— Простите, — сказал Каган.
— В общем, обычный капризный цветок. Завтра мы с Коулом уедем. — Видно было, как на нее давит тяжесть принятого решения. — Завтра.
«Не лишай ее надежды», — предостерег самого себя Каган.
— Утром. Я вам помогу.
* * *
Наклонившись, Броди пальцем в перчатке начал чертить план дома.