Все работы Н. М. Пржевальского носят печать исключительной научной добросовестности. Он пишет только о том, что видел сам. Его путевые дневники поражают своей педантичностью и аккуратностью записей. На свежую память, регулярно, по определенной системе он записывает все виденное. Путевой дневник Н.М. Пржевальского включает: общий дневник, метеорологические наблюдения, списки собранных птиц, яиц, млекопитающих, моллюсков, растения, горных пород и т. д., заметки общие, этнографические, наблюдения зоологические и астрономические.

Тщательность и аккуратность путевых записей давали возможность их автору потом в короткие сроки заканчивать полную обработку материалов.

Заслуги Н. М. Пржевальского были признаны еще при жизни его в России и за границей. Двадцать четыре научных учреждения России и Западной Европы избрали его своим почетным членом. Н. М. Пржевальский состоял почетным членом русской Академии наук. Московский университет присвоил ему ученую степень почетного доктора зоологии. Город Смоленск избрал его почетным гражданином. Иностранные географические общества присудили Н. М. Пржевальскому свои награды: Шведское – высшую награду – медаль Вега, Берлинское – медаль имени Гумбольдта, Парижское и Лондонское – золотые медали, а Французское министерство просвещения – «Пальму академии». Лондонское географическое общество, присуждая ему в 1879 г. свою высшую награду, отмечало, что путешествие его превосходит все то, что имело место со времени Марко Поло (XIII в.). При этом отмечалось, что Н. М. Пржевальского к отчаянным и опасным путешествиям побудила его страсть к природе, а к этой страсти ему удалось привить все достоинства ученого-географа и самого счастливого и отважного исследователя неизвестных стран. Н.М. Пржевальский прошел в трудных условиях десятки тысяч километров, неделями не раздевался и не умывался, неоднократно его жизнь подвергалась непосредственной опасности. Но все это ни разу не поколебало его бодрого состояния и работоспособности. Упорно и настойчиво шел он к своей цели.

Личные качества Н. М. Пржевальского обеспечивали успех его экспедиции. Своих сотрудников он подбирал из простых, неизнеженных, предприимчивых людей и с большим недоверием относился к людям «дворянской породы». Сам он не гнушался никакой черной работы. Дисциплина во время экспедиции у него была суровая, без парадности и барства. Помощники его – В. И. Роборовский и П. К. Козлов – впоследствии стали известными самостоятельными путешественниками. Многие спутники участвовали в двух-трех экспедициях, а бурят Дондок Иринчинов провел вместе с Н. М. Пржевальским четыре экспедиции.

Научные результаты путешествий Н. М. Пржевальского громадны и многосторонни. Своими путешествиями он охватил огромные районы, собрал богатые научные коллекции, произвел обширные исследования и географические открытия, обработал результаты и подвел итоги. Собранные им разнообразные научные коллекции он передал научным учреждениям России: орнитологическую и зоологическую – Академии наук, ботаническую – Ботаническому саду.

Увлекательные описания путешествий Н. М. Пржевальского в то же время строго научны. Книги его относятся к самым лучшим географическим сочинениям. Это блестящие результаты деятельности великого путешественника. Его работы содержат тонкие художественные описания многих птиц и диких животных, растений, ландшафтов и явлений природы Азии. Эти описания стали классическими и вошли в специальные работы по зоологии, ботанике, географии.

Составление подробного отчета о проведенной экспедиции Н. М. Пржевальский считал важнейшим делом. Возвращаясь из экспедиции, он пользовался каждым случаем, чтобы работать над отчетом даже на случайных остановках. Н. М. Пржевальский начинал новую экспедицию только после сдачи в печать книги о предыдущей. Он написал свыше двух тысяч печатных страниц о своих путешествиях. Все его труды, по выходе их из печати на русском языке, немедленно появлялись в переводах на иностранных языках за границей. Бывало, что издания работ Н. М. Пржевальского за границей расходились быстрее, чем в России.

Н. М. Пржевальский не имел себе соперников в предприимчивости, энергии, решительности, находчивости. Он буквально тосковал по неведомым странам. Центральная Азия манила его своей неисследованностью. Никакие трудности его не пугали. По общим итогам своих работ Н. М. Пржевальский занял одно из почетнейших мест среди знаменитых путешественников всех времен и народов. Его деятельность – исключительный пример неуклонного стремления к своей цели и талантливого выполнения своей задачи.

Бесстрашие, самоотверженная любовь к науке, стойкость, целеустремленность и организованность Николая Михайловича Пржевальского роднят его с людьми нашей эпохи.

М. Г. Кадек

Четыре года тому назад, благодаря инициативе Русского географического общества и просвещенному содействию Военного министерства делу науки, я получил назначение совершить экспедицию в Северный Китай, в те застенные владения Небесной империи, о которых мы имеем самые неполные и отрывочные сведения, почерпнутые из китайских книг, из описаний знаменитого путешественника XIII века Марка Поло, или, наконец, от тех немногих миссионеров, которым кое-когда и кое-где удавалось проникать в эти страны. Однако данные, добытые из всех этих источников, до того поверхностны и неточны, что вся Восточная нагорная Азия, от гор сибирских на севере до Гималайских на юге и от Памира до собственно Китая, до сих пор так же мало известна, как Центральная Африка или внутренность острова Новой Голландии. Даже об орографическом строении всей этой громадной площади мы имеем большей частью лишь гадательные данные; о природе же этих стран, то есть об их геологическом образовании, климате, флоре и фауне, мы не знаем почти что ничего.

Между тем эта terra incognita, по величине превосходящая всю Восточную Европу, помещенная в средине наибольшего из всех континентов, поднятая так высоко над уровнем моря, как ни одна из других стран земного шара, наконец, то прорезанная громадными хребтами гор, то раскинувшаяся необозримой гладью пустыни – представляет высокий и всесторонний научный интерес. Для натуралиста и для гeoграфа поприще здесь самое широкое; но насколько описываемые местности манят к себе путешественника своею неизведанностью, настолько же они и страшат его всевозможными невзгодами. С одной стороны, является пустыня со всеми ужасами своих ураганов, безводия, жаров, морозов; а с другой – население обыкновенно недоверчиво или враждебно встречает европейца.

Три года сряду выносили мы борьбу со всеми трудностями странствования в диких странах Азии и только благодаря необыкновенному счастью могли достигнуть своей цели: пробраться на озеро Куку-нор и даже в Северный Тибет, на верховья Голубой реки.

Счастье, повторяю, было моим неразлучным спутником во все время путешествия, с первого до последнего шага. В лице своего молодого товарища, подпоручика Михаила Александровича Пыльцова, я нашел деятельного и усердного помощника, энергия которого не падала ни перед какими невзгодами; два забайкальских казака – Панфил Чебоев и Дондок Иринчинов, сопровождавшие нас во второй и третий год путешествия, оказались смелыми и усердными людьми, служившими верой и правдой делу экспедиции[1].

С другой стороны, с не меньшей благодарностью я должен упомянуть имя бывшего нашего посланника в Пекине генерал-майора Александра Егоровича Влангали. По его главным образом инициативе возникла моя экспедиция, и от начала до конца он был самым горячим ее покровителем.

Но зато, если я был счастлив нравственною, так сказать, обстановкою дела, то, с другой стороны, материальные средства нашей экспедиции были крайне ничтожны, а это как нельзя более отражалось на самом ходе путешествия. Не говоря уже про различные лишения, которые мы испытывали в пути исключительно по неимению денег, мы не могли даже запастись в достаточной мере хорошими инструментами для производства наблюдений. Так, например, имея всего один гипсотермометр, который вскоре разбился, я принужден был употреблять при определении абсолютных высот точкою кипения воды[2] обыкновенный термометр Reaumur’a, что, конечно, давало результаты менее точные; для производства магнитных наблюдений у нас была простая буссоль, приспособленная к такой цели на Пекинской обсерватории. Словом, снаряжение нашей экспедиции было крайне скудное, даже предметами самыми необходимыми для научных исследований.