Любимая одежда для поля, когда каждый карман на видавших виды штанах или куртке используется для строго определенных вещей. Любимый бинокль, фотик, нож, подсумок на пояс, кофр для аппаратуры и т. д. Все это подбирается с тщательностью и вниманием к незаметным на первый взгляд деталям, доделывается и переделывается, проверяется на практике и, когда выбор сделан, нередко используется потом годами, а то и десятилетиями.
Почему, ты думаешь, я свой старинный «акушерский» саквояж таскаю по горам на автоматном ремне? Потому что это уникальная конструкция, позволяющая за секунду получить доступ ко всем камерам и объективам. Самые шикарные современные кофры прославленных фотофирм такого не позволяют. А уж чего мне только не пришлось наслушаться из‑за своей привязанности к этому странному предмету: и ветеринаром человеческих душ меня дразнили, и доводили бравыми армейскими выкриками типа: «Доктор, доктор! Нашей корове надо сделать аборт!..»
Когда я смотрю на полевое оборудование, доступное для работы сегодня, я не верю своим глазам. Не так давно, возвращаясь со Стасом из маршрута, глядя на пролетающую стаю птиц и пытаясь угадать, откуда и куда они летят, мы начали фантазировать, как о чем‑то несбыточном на нашем веку, что вот изобрести бы компьютер, позволяющий определить, что это за вид, сколько птице лет, где она родилась и проч. Сегодня это есть. Достаточно мгновенным движением, как уколом шприца, вживить птице под кожу микрочип (как те, что используются для мечения кошек и собак), а потом провести над этим местом сканером, и ты мгновенно получишь всю имеющуюся информацию об этом организме, которая была доступна на момент мечения.
Но даже не касаясь экзотических (на сегодня…) технологических новшеств, возьмем просто рутинный процесс записи наблюдений, т. е. то, с чем сталкивается каждый работающий в поле зоолог. Сейчас ты уже можешь надиктовать увиденное на карманный магнитофон, потом вечером, в палатке, подключить его к портативному компьютеру, и специальная программа сама напечатает текст с надиктованного.
А потом ты можешь через сотовый телефон отправить этот файл по электронной почте в любое место, куда тебе требуется: нажал на клавишу ― и собранная за день информация за несколько секунд, включившись в немыслимое переплетение электронных сетей, окутывающих весь наш (оказавшийся, как и подозревали, таким маленьким) мир, появится на компьютере у тебя в кабинете в центре большого шумного города или на столе у твоего соавтора на другом континенте.
О таком никто и не мечтал еще за пять лет до конца столетия; о таком просто не думалось. Двадцатью же годами раньше, начиная работать в Туркмении, я располагал очень хорошим двенадцатикратным биноклем, фотоаппаратом «Зенит» и записной книжкой, лишь мечтая о портативном кассетном магнитофоне, которого нигде не мог купить. При этом, однако, я постоянно старался совершенствовать технологию сбора материала ― проведения самих наблюдений и последующей записи увиденного.
Во время маршрутной работы записывать что‑то порой требуется каждую минуту. Когда шестьсот раз за день достанешь из кармана одной рукой записную книжку, другой ― карандаш, а потом так же уберешь все это назад, понимаешь, что экономия этих движений ― не мелочь. Я изобрел для себя, казалось бы, незаметные, но крайне полезные нововведения: сначала перехватил блокнот аптечной резинкой и стал подпихивать под нее карандаш, а потом еще и подвесил саму записную книжку на веревочной петле на запястье руки. Отпала необходимость каждый раз класть ее в карман и доставать обратно. Подобная, казалось бы, ерунда экономила массу сил, придавая работе очень важное удобство. Я придумывал особые карманы и подсумки, совершенствуя снаряжение сезон за сезоном.
Потом я раздобыл‑таки, ценой неимоверных усилий, сначала подержанный отечественный кассетный магнитофон (размером с полноформатный кирпич), потом ― карманный японский и в последующем уже никуда не выходил без него. Я часами надиктовывал в поле наблюдения за поведением птиц, а потом тоже часами проигрывал эти записи дома, раз за разом перематывая кассеты взад–вперед и переписывая с них надиктованное в толстые тетрадки (иногда исписывая стандартную общую тетрадь за два дня). Рабочий день удвоился по продолжительности, но в работу пришло новое качество: стало возможным фиксировать детали, ранее недоступные описанию.
Я совершенствовал свои дневники, изобретая множество хитростей, облегчающих их чтение, тематические и видовые указатели, оглавления и пр. Все это сейчас вызывает лишь улыбку, потому что при наличии даже самого простенького компьютера это не требует уже каких‑либо специальных хлопот.
Игорь дразнил меня тем, что, приехав в экспедицию, я отсиживаю зад за столом, шурша бумагами, а я упивался этой полевой канцелярщиной, сам удивляясь, что мне доставляет такое удовлетворение быть бумажной крысой: описание на бумаге чего‑либо уникального, увиденного в природе, приобретало для меня самодостаточную ценность. Только благодаря этому двадцать лет спустя я имею шанс использовать свои старые полевые дневники для работы, восстанавливая в памяти не только наблюдавшиеся факты, но и буквально зрительно воспроизводя события, места, сцены и эпизоды.
Когда я сегодня пытаюсь угадать, какими возможностями будут располагать полевые зоологи в ближайшем будущем, я понимаю, что предугадать это невозможно. Технология развивается столь стремительно, что каждые полгода в эту сферу вновь и вновь привносится новое качество.
Уже не надо с дрожью в руках, рискуя упустить свой так долго вынашиваемый единственный шанс, наводить неподъемный объектив на летящую птицу: фотоаппарат с мгновенным автофокусом снимет тебе восемь кадров в секунду, позволив выбрать из них потом единственный ― лучший.
Карманный цифровой диктофон уже не требует кассеты с пленкой, записывая все на компакт–диск или на чип–карту, прямо на которых ты расставляешь нужные тебе пометки–закладки, чтобы потом мгновенно найти записанное, переставить записи местами, сгруппировать их по нужному принципу, отредактировать, выкинув ненужное.
Цифровые видеокамеры, по качеству не уступающие телевизионным стандартам, не требуют больше двух ассистентов и ящиков дополнительного оборудования, а легко помещаются за пазуху.
Заблудившись в пустыне, в тундре или в джунглях на тропическом острове, ты достаешь из кармана купленный в обычном магазине ДжиПиЭс размером с калькулятор и через спутник узнаешь с точностью до двадцати метров свои координаты, а стрелка на дисплее показывает тебе, куда надо двигаться в соответствии с исходно заложенным маршрутом.
Сидя на камне бог знает где и подсознательно наслаждаясь (наивный…) удаленностью от суеты цивилизации, ты вздрагиваешь, потому что забыл выключить сотовый телефон, и он вдруг звонит у тебя в рюкзаке… Чертыхнувшись, ты достаешь его, чтобы выключить, но, взяв в руки, вдруг решаешь, что все‑таки надо проверить электронную почту, нажимаешь кнопку, выходишь через этот телефон на Интернет и читаешь там пришедшие тебе записки… А большинство из них настолько не вписывается в тот мир, где ты сейчас находишься, сидя на прокаленном солнцем камне, что они даже и не воспринимаются, так что, не дочитав их до конца, ты выключаешь изящный аппарат и засовываешь его куда подальше, удивляясь сам себе, что поддался этому импульсу…
И еще я думаю о том, что через год все эти новшества уже выглядят как экспонаты из лавки древностей и что какие бы технические диковинки мы ни использовали в прошлом, настоящем или будущем, все наши технические прибамбасы ― полная фигня! Они всегда были, есть и будут, по большому счету, вторичны. И ничего не стоят по сравнению с главным ― с увлеченностью человека, находящегося в природе, с его наблюдательностью и трудолюбием.
Лучшие на сегодняшний день классические полевые работы написаны людьми, у которых не было ничего, кроме потертой записной книжки в кармане, тщательно оберегаемого полевого журнала, завернутого в промасленную бумагу, в рюкзаке и простого карандаша. Но была бесконечная любовь ко всему, что они наблюдали, была настоящая внутренняя культура, не позволяющая допускать неточности, и фанатичное трудолюбие.