Павлу не нравилось все то, о чем говорил Цеце. Он хотел поспорить, хотел опротестовать злые обвинения в непонятно чей адрес, но пока не находил слов.

– Ты чего головой мотаешь? Не согласен? Скажи – ты не согласен?

– Мы – люди! Мы граждане Земли, сыновья нашей общей планеты! – Павел сейчас защищал себя и весь мир от непонятной пьяной злости Цеце. – Неважно, какой мы национальности, неважно, какой у нас цвет кожи, и где мы родились! Мы – человечество! Неделимое целое! Единое! Человечество!

– Ты говоришь чужими словами! – Цеце сплюнул, повернулся к Рыжему, оскалился: – Ты слышишь, что из него лезет? Чувствуешь, чем у него забиты мозги?

– Пропаганда! – Рыжий выругался.

– Но это правда! – Павел чувствовал себя оскорбленным.

– Правды больше нет! Кончилась правда!

– А что есть?

– Телевидение и сеть! Вот что есть!..

Они кричали друг на друга, они вышли из себя, они уже не отвечали за свои действия и были готовы сцепиться, но тут в разговор вмешался Гнутый. Он рявкнул так, что сержант Хэллер оторвался от своей блондинки, а перепугавшийся хот рванулся на поводке и свалился в селедку.

– Хватит!

Они подавились непроизнесенными словами, замерли, открыв рты, бешено сверкая глазами. Цеце первым опустил взгляд, поднял руки, словно сдавался. Сказал:

– Успокоились… Все, тихо…

Рыжий усмехнулся. Павел разжал кулаки.

Гнутый хмуро смотрел на них.

– Чего разбушевались, славяне? – спросил он. – Подраться хотите?

– Еще надеремся, – спокойно сказал Цеце, беря в руки полупустую бутыль и подвигая к себе рюмки. – Давайте лучше выпьем за дружбу. – Он разлил водку, не пролив и капли, хотя его нетвердая рука ходила ходуном. – Только настоящий друг может сказать тебе правду в глаза. Поэтому – за друзей!

Они выпили, чокнувшись – Рыжий, Цеце, Гнутый, Павел, сержант с блондинкой. Курт спал – даже во сне он выглядел нескладным. Остальные куда-то запропастились, должно быть веселились в толпе.

– А теперь я спокойно продолжу, – сказал Цеце. – И пусть все меня спокойно послушают… – Он посмотрел на Павла. Только на него одного. – Запомни, Писатель – единого человечества нет и никогда не было. Всегда всем заправляли сильные. И знаешь, кто сейчас заправляет?

– Лига наций, – сказал Павел.

– Точно! – ехидно усмехнулся Рыжий, и Цеце не остановил его. – А вот кто заправляет Лигой наций? Тебе намекнуть? Из чьих солдат формируются элитные отряды, практически никогда не участвующие в открытых столкновениях с экстеррами? Какое гражданство имеет восемьдесят процентов офицерского состава? Чей полосатый флаг развевается на флагштоках Форпостов? Лиги наций?

Павел нахмурился:

– Что вы имеете в виду?

– Ничего особенного, – сказал Цеце. – Просто не надо говорить мне о равенстве и единстве. Это слова брехуна. А правда такая – и пьяный сержант Хэллер не даст мне соврать: девятнадцать наших товарищей погибли, хотя все могли остаться в живых. На нас экономят. Мы – пушечное мясо. Мы – солдаты низших каст. Ты не думал, почему у гвардейцев есть самая новейшая техника, самое мощное оружие, а у нас почти ничего нет? Ты не рассуждал, а для чего нас бросили в ту дикую местность, когда яйца могли бы найти с воздуха? Я тебе скажу – топливо с каждым годом дорожает. Топливо в дефиците. А люди плодятся сами. И жизнь одного десантника почти ничего не стоит. Умрет один – призовем другого. Погибнет взвод – призовем еще один. Да, мы защищаем нашу планету от инопланетных тварей. Всю планету! Но равенством здесь и не пахнет!..

– Нами управляют гнилые люди! – глаза Рыжего потемнели.

Павел катал в ладонях ребристую рюмку. Ему очень не нравились слова товарищей. Да, слова эти были искренни, в них, несомненно, была какая-то часть правды, но правды однобокой, кривой.

Яйца могли найти с воздуха? Если бы могли – нашли бы! Значит были какие-то обстоятельства, о которых нам неизвестно, не положено знать. Может быть, все доступные силы были задействованы на других участках. Возможно, обломки инопланетного корабля и яйца экстерров невозможно отличить сверху от обычных валунов. А в тайге и вовсе ничего не видно под кронами деревьев.

Почему в частях специального назначения, в элитарной гвардии, где служат граждане США, есть все, начиная от роботизированных бронекостюмов высшей степени защиты и заканчивая портативными системами глобальной связи, а бойцы Форпостов вооружены обычными пороховыми винтовками? Но если средств на всех не хватает? Откуда взять деньги на полное перевооружение? Элитные части выполняют свои функции, они перестанут быть элитой, если у них не будет должного технического оснащения. А у Форпостов свои задачи, и они справляются с ними.

«Пушечное мясо…»

Штаты с самого начала взяли на себя нелегкую задачу. Они первые столкнулись с незнакомой страшной опасностью. Они все свои силы, военные и научные, бросили на изучение неведомого ранее врага. Они вложили огромные средства в разработку и формирование новейшей оборонной системы. Сколько своих денег они потратили на благо всего мира!

Да, у них сейчас свои задачи. Они – элита. Они – мозг.

А мы тогда кто?

«Пушечное мясо…»

Павел хмурился.

– Что, зацепило, Писатель? – с усмешкой спросил Цеце.

– Это все неправильно, – сказал Павел, осуждая слова товарищей.

– Вот именно, – сказал Рыжий, посчитав, что Павел согласился с ними.

Опять возле залитой светом прожекторов сцены затеялась драка. Сорвались с мест охранники, бросились в толпу. Сержант Хэллер, подвинув девицу, приподнялся, жадно вглядываясь в разрастающуюся сумятицу. Ноздри его раздулись, скулы закаменели, кулаки сжались. И вдруг он вздрогнул, пророкотал гневно, выпрямляясь, стряхивая с колен разомлевшую девицу:

– Наших бьют!

Он увидел, как из колышущейся толпы, размахивая руками и ногами, вылетел маленький человечек в разорванной ярко-синей форме с нашивкой «U.D.F.» на рукаве. Упал спиной на стол, расплескав посуду. Поднялся, зажимая ладонью крупный острый нос – кровь из ноздрей лилась на грудь. Покачался немного, приходя в себя, и снова бросился в самую свалку, попутно боднув головой спешащего туда же охранника.

– Наших бьют! – донеслось из толпы. И Павел узнал этот гнусавый голос.

Рыжий схватился за бутылку. Цеце схватился за Рыжего. Сержант перешагнул через ворочающуюся на полу пьяную девицу, опрокинул два стула, двинулся по направлению к толпе, закатывая рукава, тяжело дыша и гневно взрыкивая. Гнутый непослушными пальцами привязывал огрызающегося хота к ножке стола. Курт спал.

– Черт возьми! – вопил Цеце, пытаясь вырвать бутылку из рук товарища. – Я чувствовал! Я знал!

Сержант Хэллер ворвался в толпу, словно разъяренный кабан-секач в стаю волков. Задвигал руками, будто поршнями. Запыхтел, захрипел, заухал. Он не дрался, как могло показаться со стороны. Он усмирял толпу.

Музыка оборвалась. Стриптизерши подхватывали с пола только что сброшенную одежду, торопились убраться со сцены, семеня на своих жирафьих ногах, взвизгивая, хватаясь друг за друга.

– Везде одно и то же! – выкрикивал Цеце, пытаясь удержать рвущегося в драку Рыжего. – Куда ни приди! Везде все одинаково!

Гнутый, наконец-то привязав к столу свою животину, бросился на помощь сержанту. Впрочем, тому помощь не требовалась. Он расшвыривал всех, кто попадал ему под руку. Он грудью рассекал толпу, словно ледокол торосы. Здоровенный вышибала повис у сержанта на плечах, но тот просто повел плечами, и охранник отцепился, повалился на пол, под ноги дерущихся.

Павел слегка оторопел, наблюдая за разворачивающимся побоищем. Все больше людей ввязывалось в драку. Все чащи слышались выкрики: «Наших бьют!», и уже не разобрать было, кто кого бьет, где «наши», где «не наши». В ход пошли пластмассовые стулья. Кто-то скакал по опустевшей сцене, пытался выдрать, вывернуть из пола блестящие шесты, вокруг которых только что танцевали девушки.

Вдребезги разбилась о чью-то голову пущенная тарелка.