Работа на поверхности требовала сосредоточенности. Человек в скафандре общей массой двести пятьдесят фунтов на комете весил не более четверти унции, по неосторожности он мог легко превысить безопасную скорость. Оброненный инструмент при малейшем толчке выходил на орбиту вокруг кометы либо терялся в космическом пространстве. Космонавты приняли меры безопасности. Райс и Поулак связали свои скафандры отрезом кабеля с зажимом на конце, затем подобрали конец прочной цепи, терявшейся за юго-западным горизонтом. Что было не далее как за ближайшим углом. Где находилась комета: под ними, над ними, а может, сбоку? Почти полное отсутствие веса лишало человека привычного ощущения неподвижности «верха» и «низа». Оба космонавта продели руки в петлю на конце цепи. Райс трижды махнул рукой в качестве сигнала, и на третьем взмахе они прыгнули.

Их маневр был хорошо продуман. Удерживаемые от полета прикрепленной к поверхности цепью, они медленно плыли по дуге на юго-запад.

Преодолев половину расстояния, вышли из тени кометы, их металлические скафандры сияли над айсбергом, как миниатюрные солнца. Огромный газовый хвост комет, столь поразительное зрелище на фоне земного ночного неба, не защитил бы от солнечной радиации даже на околоземной орбите, хотя на расстоянии двадцати миллионов миль от Солнца излучение было бы гораздо слабее, чем теперь. Скафандры прекрасно отражали свет и обладали низкой теплопроводностью, то есть нагревались гораздо медленнее, чем пресловутое черное тело, но, к сожалению, до значительно более высоких температур. Через полчаса в них уже невозможно было выжить, поэтому космонавты и выбрали свободный полет как средство передвижения.

Километровая прогулка по поверхности айсберга заняла бы намного более получаса, если не превышать скорости вращения кометы вокруг своей оси. Раскачиваясь из стороны в сторону, как шишечки перевернутого маятника, и контролируя скорость усилием ног, космонавты предполагали достигнуть цели за десять-двенадцать минут. Ракеты скафандров существенно сократили бы расход времени, но ни тому, ни другому не пришла в голову мысль ими воспользоваться. Они пригодятся в случае непредвиденных затруднений: если, например, порвется цепь, соединяющая с кораблем, тогда они воспользуются ракетными двигателями. Но не раньше.

Космонавты достигли пика дуги, прикованной двумя концами к комете. Их цель уже показалась, и они размышляли, как близко к камере смогут приземлиться. Вращение кометы не позволяло просто спрыгнуть вниз. Им удалось спуститься лишь в двухстах ярдах от камеры – незначительная погрешность в таких условиях.

Приземление потребовало сложного маневра. За полминуты до касания Райс подтянул ноги к Поулаку и оттолкнулся от него. Инженер, схватившись за цепь, остался на «орбите», в то время как его напарник отлетел на длину связывавшего их кабеля. Сила упругости троса притянула назад и столкнула их друг с другом. Хотя и с меньшей скоростью, нежели та, с которой они разлетелись по обе стороны кабеля. Прежде чем они коснулись поверхности, Райс успел заметить, с какой стороны камеры приземляется конец троса с зажимом. Он с усилием взмахнул и перекинул зажим по другую сторону. Когда космонавты опустились, кабель погасил инерцию хода, зацепившись за корпус камеры. Но, несмотря на такие меры предосторожности, космонавты рухнули на поверхность – точно рассчитать мышечное напряжение оказалось чрезвычайно сложно. К счастью, удалось избежать травм. Райс скрутил из кабеля несколько петель, накинул их на подставку камеры и притянул себя и напарника поближе к прибору, на что потребовалось немало мастерства в условиях низкой гравитации. Разнонаправленные силы толкали их из стороны в сторону, из-за чего, продвигаясь к камере, они подпрыгивали, как раскидайчики в руках ребенка. Весьма досадно, хотя и не назовешь катастрофой – оба прекрасно знали закон угловой результирующей.

Райс мгновенно открыл камеру, вынул картридж с отснятой пленкой, вставил новый и, потратив несколько секунд на проверку установки, завершил работу. Путь назад космонавты проделали точно так же, только вот место посадки находилось в тени, отчего контролировать приземление оказалось гораздо сложнее. Повозившись минут пять, они, наконец, пришвартовались у входа и нырнули в тоннель. Внутри можно было не опасаться превысить скорость.

Предсказание Райса о поведении астрономов не замедлило осуществиться: не успели они миновать шлюз и снять скафандры, как кто-то сразу же попросил оператора достать отснятую пленку. Поулак заметил, как у напарника стала закипать кровь, и решил вмешаться: не следовало давать Ворчуну слишком много поводов для склок.

– Иди разбирайся с пленкой, – сказал он, – а я приведу в чувства этого идиота.

Вначале могло показаться, что Райс предпочел бы не покидать поля битвы, но вскоре, овладев собой, удалился в лабораторию. За три минуты, пока Поулак увещевал обиженного астрофизика, Райс проявил пленку, и теперь ученый чувствовал угрызения совести, которых хватило не более чем на десять секунд после того, как оператор передал фильм исследовательской группе.

Шесть или семь астрономов уже в нетерпении собрались у проектора и, получив пленку, тут же вставили ее в аппарат. Пленка пошла – первые несколько секунд в кабине царила тишина, а вслед за тем поднялся ропот негодования. Всех волновал лишь один вопрос:

– Где этот оператор?

Райс не успел далеко отойти. Войдя в кабину, он выглядел невозмутимым. Не ожидая, пока к нему обратятся с вопросами, оператор воспользовался молчанием, которым был встречен его приход:

– Ну что, увидели вашу вспышку? Не похоже. Объектив камеры в полтора раза меньше, чем необходимо, чтобы заснять все Солнце…

– Знаем, – в один голос проговорили Сакко и другие. – Но камера должна автоматически отслеживать движение Солнца, как бы она ни была установлена.

– Должна была. Но не отслеживала. И я понял это, когда проявлял пленку.

– Каким образом? Пленка была неправильно заряжена? В любом случае, скажите, что случилось?

– Я понял – что-то произошло, когда увидел, что отснятой пленки меньше, чем должно быть. Что касается причины неполадки – не старайтесь выглядеть глупее, чем есть. Мне потребуется время, чтобы выявить ее в лаборатории, и не могу сказать, сколько это займет.

Возмущенный ропот перерос в рев. Командир, единственный из экипажа, кто сохранил спокойствие, жестом заставил всех замолчать.

– Я понимаю, как сложно что-либо обещать, но, прошу вас, помните, что мы в двадцати миллионах миль от Солнца и через шестьдесят семь часов достигнем перигелия. Если камера не будет исправлена к тому времени, нам не с чем будет соотнести уже имеющиеся данные, не говоря о том, что без камеры наше пребывание здесь вообще бесполезно.

– Знаю, – проворчал Райс – Отлично. Я всегда говорил, что надо было проложить трос между кораблем и камерой, но все только и делали, что кричали о нехватке швартовочных штифтов и прочего хлама.

– По-моему, последнее к делу не относится, – перебил командир. – У нас есть задачи поважнее, чем искать виноватых. Скажите, какая помощь вам потребуется, чтобы доставить камеру на борт?

Спустя час камеру доставили на корабль. Дополнительный вес потребовал изменить технику передвижения. Если бы при раскачивании цепь оборвалась, мощности ракетных двигателей скафандров, по всей вероятности, не хватило бы, чтобы вернуть человека с камерой на комету. Космонавты двигались вдоль цепи, на этот раз не раскачиваясь, а как можно плотнее прижимаясь к ней, пока не достигли вершины дуги, затем скатились вниз, используя силу трения для снижения скорости. Человек с тросом дожидался у входа, чтобы облегчить приземление космонавтов с камерой.

Еще через четыре часа Райс разобрал и вновь собрал камеру, после чего доложил, что неисправностей в аппарате не обнаружено. Результаты проверки не порадовали ни его, ни ученых. Последние весьма резко отозвались о проделанной работе. Что, разумеется, не могло не отразиться на настроении оператора.