Театр ( NEW )

Атмосфера ночного Питера была приятной. Люди, которых он встречал, были значительно мягче тех, которых ему доводилось встречать в городах Сибири и Урала. Рулон подумал, что не зря в блатном мире есть пословица: «Педерасты — москвичи, ленинградцы — стукачи».

«Размякшее поле до добра не доведет. Только в жестком состоянии человек может быть ответственным за то, что он делает», — рассуждал Рулон.

«Если я хочу создать театр, тогда я должен собрать всю свою энергию и направить ее на создание театра. Я сам напишу сценарий первого спектакля. Не буду же я ставить классическую дребедень. Мой театр должен стать способом передачи мудрости. Может быть, в форме спектакля мышам будет легче воспринять неожиданные для их мозгов идеи. Мыши живут, не задумываясь о Высшей Силе, управляющей всем, что случается с ними. Когда у них что-то забирают, они плачут, когда им что-то дают, они радуются. Они привязываются ко всему: к деньгам, шмоткам, жратве, сексу и партнерам, к плодам пагубного партнерства — детям, ко всем родственникам, а потом и ко всем нелепым убеждениям, которые исповедует вся эта толпа мышей. Они молятся Богу лишь для того, чтобы Бог помог сохранить им все объекты своей привязанности», — оценивая духовный уровень толпы, размышлял Рулон. Ему вспомнилось начало поэмы, которую он написал много лет назад:

Услышав глупого веселья гул

И вглубь себя направив ясный взор,

Поднялся с кресла Вельзевул,

Подумал про себя: «Ну что за вздор».

Рулона осенила мысль: «Я напишу спектакль, в котором и черт, и ангел будут на службе Бога, чтобы все поставить с головы на ноги. Наивные представления о добре и зле, о Боге и Дьяволе тормозят развитие более высоких и правильных идей. Мыши думают, что все им дает Бог, а забирает Дьявол. Но на самом деле Бог стоит за всем, что случается. Он смотрит на человека и исходя из того, что видит, дает что-либо или забирает. Мыши не хотят принять безжалостный аспект Божественного. Бегать от реальности — любимое занятие мышей. Но теперь я им расскажу все как есть, на хер. Конечно, придется преподать это в виде сказки, в полушутливой манере для того, чтоб сразу не травмировать их недоразвитую психику».

Рулон дошел до дома. Зашел в квартиру, которую снял по дешевке, используя свои знания о структуре любого рынка. Пройдя в зал, в котором ничего не было, кроме кровати, столика и шифоньера, Рулон сразу взялся писать. Он быстро наметил основные роли и какое у них будет взаимодействие, затем настроился на нужный поток и начал писать.

Бог:

Я есть во всем и все во мне,

Я есть и вечность, и любовь.

Весь мир рождаю я в огне

И растворяю его вновь.

Ангел:

Со мною ты не пропадешь,

Безвольный слабый человек.

Такая стихотворная форма Рулону показалась самой доходчивой. «Юмористическая манера изложения быстрей привлечет внимание зрителей», — рассуждал он. «Большинство людей дурные» — эту надпись на дельфийском храме Рулон запомнил хорошо. Он решил отобразить в сценарии, как обращается к Богу это дурное большинство из своего свинского состояния.

Человек:

О, как мне хочется поесть!

О, как мне хочется поспать!

Потом на женщину залезть...

О чем еще могу мечтать?

Я знаю, ты, Господь, велик

И восседаешь наверху,

«Таково состояние большинства, — подумал Рулон. — Для них Бог — это тот, кто сидит на небе, добрый дядя, который должен исполнять их прихоти, почти как Дед Мороз. Но такого Бога на облаках, как и Деда Мороза, нет. Сука».

Ангел:

Но кто же молится вот так?

Он даже сердцем не открыт.

Бог:

Господь не знает компромисса,

За ложку пота — ложку риса.

Черт:

Теперь пришла моя пора.

Он заслужил такой урок:

Рулон представил, как это будет выглядеть на сцене. «Сидят трое: посредине Бог в хитоне в отрешенном и величественном состоянии. Справа от него в черном Ангел в состоянии возвышенной любви и сострадания. Слева от Бога — Черт в белом в состоянии коварной безжалостности. Цвета в одежде перепутаны, конечно, со смыслом. Очень часто в этом мире разрушительная сила облачается в добропорядочное обличье, в то время как поддерживающая нас сила может пугать своим обличьем. В общем, все, на хер, перепутано. Одно ясно — за всем этим Бог, который поворачивается к человеку то сострадающей своей стороной, то безжалостной. То проявляется разрушительный аспект Божественного, отраженный в индуизме божествами Шивы и Кали, то проявляются гармонизирующие энергии в жизни человека, которые олицетворяют Кришна и Лакшми. В буддизме тоже есть разные божества. Одни из них гармонизируют энергии, такие как Будда-Амитаюс, а другие, как Махакала, разрушают и уничтожают отжившее. И это совершенно логично. Все должно быть подчинено одному Высшему Разуму, который регулирует все процессы во Вселенной. Но примитивное христианство продолжает говорить, что все хорошее создал Бог, а все плохое делает Дьявол. Бог ничего не может с этим поделать».

Рулон вспомнил, сколько раз он ставил в тупик всех христианских миссионеров по-детски простыми вопросами типа «Кто и когда создал Бога? Что он делал до творения мира? Зачем он создал Дьявола? Почему он не разберется с ним?». Миссионеры не могли ничего ответить, но пытались зачморить Рулона, цитируя из писания то, что сами не понимали.

«За такими придурками могут идти только дураки», — подумал Рулон. И действительно он постоянно видел толпы идиотов, собирающихся на все эти библейские утренники для недоразвитых дебилов. «Ко мне на лекции приходит гораздо меньше народу. Когда я им начинаю рассказывать об истинном эзотерическом христианстве, лишь единицы что-то могут понять. Даже зачатки разума у мышей редкость. Им даешь Знание, а они не могут взять, не понимают, даже если на пальцах объяснять. Блаватская рассуждала о какой-то там, в задницу, эволюции, слепая корова. Тут скоро нормального человека встретить невозможно будет», — анализировал ситуацию Рулон.

«Да, театр — это хороший ход. Мышам надо хлеба и зрелищ. Больше всего они клоунов любят. В этом спектакле должны танцевать, — осенило Рулона, — с самого начала и до конца. Первым должен исполнять танец Бог; Ангел и Черт должны появиться позже. Они должны выпасть на сцену неведомо откуда. И

вначале Черт должен быть в маске Ангела, а Ангел — в маске Черта. Это создаст хороший эф-

фект. Чучик должен лежать на сцене как труп.

Когда будет танцевать Бог, у него за спиной, как тени, должны двигаться четыре, шесть или восемь самок, половина из которых в черном, а половина — в белом. В разные моменты танца поочередно, то с правой стороны белые самки, то с ле-

вой — черные. Из-за спины Бога должны показываться самки. Когда показываются белые, Чучик на полу спокойно похрапывает, а когда показываются черные, Чучик нервно передвигается, словно видит кошмар. Он еще не проснулся, а аспекты уже действуют, циклы меняются. То гармония, то дисгармония. Хаос сменяется порядком, и наоборот. После танца Бога должно последовать

пробуждение Чучика. Оно должно быть мучительным и страшным. Никто не хочет появляться на этом свете. Конечно, нужна будет хорошая музыка. Подберу или напишу, если не найду подходящей».

Рулон уже имел некоторый опыт обращения с синтезатором «Ямаха». Он писал медитативную музыку с культовым уклоном. Он был так поглощен процессом планирования, что даже наступление темноты его не смущало. Он был в потоке творчества.