- Надо, Федя, надо! - Расхохоталась Людка. - Скажи за это «спасибо» своей любимой мамочке!

- Ой, а что же мне теперь делать?

- Умных людей надо слушать и стараться учиться у них. Вон машина едет. Давай лови! К знакам прислушивайся!

Рыба бросилась к трассе и яростно замахала руками. Небольшой камаз подъехал к ней и остановился. Подружки осторожно залезли в кабину и «принюхались». Водила попался преклонного возраста. Никакого нездорового внимания к ним он не проявлял, но по их покоцанному уставшему виду, понял, в чем дело и ехал без лишних вопросов. А в конце поездки даже купил целое ведро яблок и подарил его на прощанье подружкам.

Прощаясь, он сказал только одну фразу:

- Будьте осторожны, девчата!

- Спасибо, будем! - Горько усмехнувшись, ответила Людка.

* * *

- Тёпка-растрепка! Смотри-ка что я тут сочинила! - Вылезла погань из кухни и стала приставать к Рыбе, которая долбила по пианино. - Да во мне ведь настоящий гений пропадает!

- Ну что там еще? - Невольно буркнула Рыба. - Какой гений?

- Обыкновенный, Пушкин. Ты лучше послушай. Пламенно размахивая руками, погань начала:

- В каждый-каждый унитаз

Ты смонтируй фотоглаз.

Будешь знать, моя зазноба,

У кого какого цвета жопа.

- Ой, мама, а ведь ругаться нехорошо.

- Но ведь это стихи. И все поэты матершинные стихи писали, а я чем хуже?

А зачем все это?

- Глупая, ты ничего не понимаешь! Эти стихи я написала про директора нашего института «батяню», Морозова, то есть.

- А почему его зовут «батяня»?

- Ну, потому что он такой институтище на себе тянет, - немного задумавшись, ответила погань, - заботится о всех нас. Премиальные там всякие и даже поквартальные выписывает

- А-а-а… - неопределенно протянула Рыба.

- Ну, а еще он нам здание новое такое отгрохал. Вот за это ему спасибо огромное! Молодец, тятя!

- А зачем старое здание было плохо?

- Да ты что?! Это же курятник какой-то был. Старый двухэтажный, прогнивший такой. А он нам новое шестиэтажное здание построил. Выбил деньги где-то, ты представляешь?! При нашей-то бюрократии, при совке! Да ему просто памятник за это поставить надо! Прямо при его жизни! Перед входом в этот институт! Молодец, батяня!

- Слыш, мам, а может тогда не стоит про него такие стишки писать, если он такой хороший? А?!

- нет! - Тут - же наотрез возразила погань. Писать надо, но про другое!

- А про что-же?

- Ну, видишь-ли, тепушка, тут однажды такая история произошла… - стыдливо замялась поганая.

- Какая история?! Ой, расскажи, мне интересно!

- Тебе рано еще об этом знать!

- Ну, мам!...

- Ну, ладно уж, так и быть! Слушай!...

Еду я как-то раз на лифте в нашем институте. А лифт у нас такой просторный с зеркалами, да еще и по заявке на любом этаже останавливается. Ну вот. Еду я, в зеркало смотрю на себя, прихорашиваюсь. А я, знаешь-ли, если хорошо накрашусь, да причесон сделаю, да в туфельках - так просто любо-дорого смотреть! Красавица - да и только! Меня иногда даже первой красавицей курса называли.

И вот останавливается лифт и в него батяня заходит. Один. В костюмчике такой, весь из себя, надушенный, деловой, подтянутый. Ну, я вида не падаю, еду дальше, а он, как только двери закрылись - сразу ко мне подошел и говорит:

- Танечка! Ты сегодня так хорошо выглядишь! А не зайти ли тебе ко мне?... На рюмку кофе?!

А я в тот же миг почувствовала на своей, так сказать… ну это… ну как его там?

- Ну, говори, не тяни! - Выпалила Рыба.

- Ну, в общем, заднице, прикосновение его руки…

Поганая заткнулась и , залившись краской, уткнулась в вязание.

- Ну, а дальше что?!

- Ну, что-что? Я его руку как отшвырнула! Да чуть пощечину ему не влепила, слава Богу, сдержалась. А сама ему отвечаю: «А рюмку в другом месте распивают, это во-первых. Во-вторых - не ты, а Вы, а в третьих, руки распускать неприлично!»

Он немного опешил, но «проглотил», а сам говорит: «Ну, как хочешь, я-ж ведь хотел как тебе лучше. Я слышал, ты мать-одиночка. Ребенку хотел твоему помочь. Ну раз так…»

Тут лифт остановился на моем этаже и я пулей выскочила из лифта, чуть не сбив его с ног. А сама подумала: «Ну, ты у меня еще попляшешь! Я тебе отомщу!»

- А за что? - Наивно спросила Рыба.

- А за то, что он намекал на то, чтобы мне с ним переспать.

- А почему?

- Потому, что ему так хочется! Да на наш институт пора уже вешать красный фонарь!

- А зачем?

- А затем, что это уже не институт, а дом терпимости какой-то! С каждой красивой бабой он уже по двести раз переспал! И каждую облагодетельствовал.

- А как это?

- Ну переспит с ней, а потом премиальные или поквартальные ей повышает, поблажки им всякие-там дает, даже если они весь день ничего не делают, бьют баклуши.

- О! А вот бы нам так! Мы бы мне аквариум с рыбками купили и коньки и канареечек!

- Ой, да мы и без этого как и без этого как-то жили! Но с тятей трахаться? … Ни за что на свете! Пусть я лучше буду нищая, но только не это!

- Почему? Ведь с зэком - Жориком и пьяницей - «Котом» ты так делала! За просто так.

- А ты откуда знаешь?

- А я за вами подглядывала: что это за шум такой странный?

- Ах ты бесстыжая!

- Это вы бесстыжие, что при мне такими делами занимались.

- А почему ты подглядывала?

- А почему ты из-за денег с Морозовым не хочешь так делать? Он ведь хороший. Он же лучше этих твоих пропойц, один из которых тебя чуть не прирезал!

- Ни за что!

- Ну мам!

- Никогда!!!

- Хочу рыбок, хочу коньки, хочу…

- А я не хочу делать с ним за деньги!

- Ну почему?!!

- Потому, что он уже весь институт на хую перетаскал! Я не хочу быть частью этого борделя! - Размахивая спицами, орала поганая.

- А подстилкой у Жорика - зэка быть лучше?!

- Зато у него я единственная! Я у него одна.

- Ну и что с этого толку?

- Слушай, отстань от меня пожалуйста!

- Ну мам…

- Отстань!!! - Поганая бросила свою паутину и с воем ломанулась на кухню.

«Что за ребенок?! Что за ребенок?!! - Слышалось ее протяжное причитания. - У всех дети - как дети, а у меня?!...»

Рыба снова стала долбить по пианино, недоумевая по поводу погани.

* * *

- Ах!!! Хорошо!... О!... Еще! - Доносилось из кабинета директора. - О-о-о!... А-а-а!!!

На директорском огромном столе была разостлана куча документов и чертежей. Поверх нее возлежала Лена Мамаева в одном лишь лифчике и приспущенных чулках с растрепанной прической и поплывшим макияжем, а поверх нее взгромоздился своим здоровым пузом сам «батяня». Потный, до самой лысины, в одной лишь рубашке, он напористо долбил своим ялдаком ее кунку. Стол сотрясался от его мощных кабаньих движений. Документы «конвеером» съезжали с него и падали на пол. Он сам, да и Лена Мамаева почти уже ничего не соображали. И вдруг в самый накал страстей, в момент максимального пика эмоций в кабинет постучали.

- Ну что там еще?! - невольно пробурчал Морозов.

В дверь просунулась испуганная физиономия секретарши и роболенно проблеяла:

- Алексей Григорич, тут Вашу подпись просят.

- А, позже! Зайди через пять минут! не видишь что-ли, я занят! - Указывая на Мамаеву отрезал «батяня».

- Виновата, но…

- Никаких но! Вон отсюда! - Уже агрессивно и властно изрек он.

Секретутка тут же учуяла, что «дело плохо» и исчезла.

Батяня повернулся к Мамаевой, улыбнулся ей и промурчав: «Ну-с, продолжим», продолжал свое любимое занятие. Стол заходил ходуном. Пачка чертежей упала на пол. Но это никого не смутило. Стоны, скрипы, вздохи и черт знает что сплелись в единую какофонию. Батяня задвигался со скоростью пулемета, а затем вдруг замер и беззвучно обкончался в разгоряченную кунку Мамаевой. Она тоже уже почти ничего не соображала и только беззвучно мотала головой из стороны в сторону.

В следующий момент все стихло и два «бездыханных» тела, взгроможденные одно на другое, замерли на директорском столе…