«Синильга, Синильга, скорей вставай». А Синильга в это время сладко спала и видела, как куча разных принцев-бомжей ползают перед ней на коленях, и она трахается то с одним, то с другим. Но вдруг она понимает, что кто-то ее трясет, нарушая прекрасный сон.

- О, Боже, Нарада, что вы не спите? – с ужасом обнаруживает Синильга нависший над ней красный, распаренный, с бешеными глазами ебальник Нарады.

- Слушай сюда, - продолжает биться в истерике Нарада, - кому говорю, отвечай, ты любишь меня или нет, любишь меня или нет? – уже охрипшим голосом орет урод, сильно сжимая Синильгу за плечи.

- Ой, ну, Нарада, - невольно просыпается Синильга, - да люблю я вас, люблю, только дайте мне поспать.

- Повтори еще раз, - орет Нарада, уже не помня сам себя, - скажи еще пять раз, что любишь меня.

Люблю вас, люблю, люблю…, - как автомат выпаливает Синильга, зная уже по многоразовому подобному опыту, что иначе Нарада просто так не отстанет. И только услышав эти заветные слова, говно начинает постепенно успокаиваться, переводит дыхание с помощью специальных йогических упражнений, которые он теперь стал использовать только в подобных случаях, и засыпает до следующего припадка.

Ну, казалось бы, че ты, Синильга, его не бросишь, такое уебище, тем более ты же на сцене хочешь петь в Америке. «Страшно! - думает Синильга, а вернее, нашептывает поганая мамочка на ушко. - Он хоть вот такой щупленький, чахленький, неказистый, но все же при тебе, и еще говорит, что любит. Это ничего, что он ревнует, это он переживает, ничего что бьет, душит иногда, это все от любви большой. Ты радуйся, дочка, не любил бы так сильно, и не бил бы. А так смотри, как переживает, аж до истерики. Тем более, смотри, ты его бросишь, а кто его подберет такого чахленького, страшненького, никому ведь он не нужен, пожалей ты парня, жалко ведь бросать-то, да и ты вдруг его упустишь, а другого и не найдешь, вот горе-то будет. Так что ничего, стерпится, слюбится». И вот так Синильга, да, впрочем, и не только Синильга, а каждая баба завнушивала себя и не решалась на геройский шаг – бросить свое драгоценное говно.

И вот теперь две эти слипшиеся в доску парочки должны были пройти одну из самых духовных практик Рулон-холла «Алтайские семьи». Но так как духовная часть по вышеперечисленным причинам была уже полностью атрофирована, то надо было эту практику проходить каким-то другим местом, а вот каким – это уже другой вопрос, на который каждый из героев пытался ответить самостоятельно.

«Хуй бля, кому я дам, пусть обосрутся, - агрессивно настраивалась чу-Чандра, идя на место Силы, где должно было состояться Великое событие».

«Я бы в принципе и не прочь для разнообразия с кем-нибудь потрахаться», - мечтательно раздумывала Синильга, уставившись на вечернее звездное небо, которое, впрочем, в этот момент интересовало ее меньше всего.

«Пусть хоть режут, хоть убивают, но никому не позволю даже пальцем коснуться Синильги», - буквально орал в своем внутреннем диалоге Нарада, при этом сильно сжимая руку Синильги в своей лапе. Казалось, еще немного и Нарада купит огромный ошейник с замком и будет водить Синильгу только на привязи. Но пока он ограничился тем, что быстрым шагом, волоча за собой Синильгу, убежал вперед всех, заранее обороняясь.

«Ох, и насколько же все-таки мудрый Гуру Рулон, такие практики дает! Это что-то! Настоящее просветление!» – радостно думал Гурун, вышагивая по дороге. Он был единственный из этой ебанутой компашки, кто совершенно спокойно и безболезненно, а даже наоборот, с неким азартом и радостью относился к подобного рода вещам, так как для него цветочки- хуечки, поцелуйчики- ебуйчики были пройденным этапом и не больше, чем просто игра, но зато у него крыша съезжала в несколько другом направлении. Он мнил себя не бог весть каким великим Гуру, президентом и хуй знает еще кем, на что Гуру Рулон как-то сказал: «Ну что ж, и такой синдром бывает». Но об этом мы поговорим чуть позже.

«Ой, ну может быть, хоть в этот раз мне что-нибудь перепадет, - тем временем думала Вонь Подретузная, на которую ни у кого не вставал, и поэтому одно место у нее уже успело засохнуть и скукожиться. - Но лучше поздно, чем никогда», - сказала она себе, искоса поглядывая на радостный ебальник Гуруна, который уже что-то беззаботно напевал себе под нос и присвистывал в ожидании скорого веселья.

«Ну, с Синильгой я бы может еще и потрахался, - думала похотливая свинья - Мудон, умудряясь при этом ковырять в носу даже в перчатках, - а так в принципе больше и не с кем, разве только что еще с Нарадой поголубить, но это как-то неприлично, да и он, наверное, не захочет. Да, кстати, если я буду с Синильгой ебаться, Нарада же меня с говном сожрет. Но все это хуйня, - продолжался ебанутый пиздеж дурака, - главное, чтобы чу-Чандра по старой памяти не воспылала к херу Гуруна, - вдруг забеспокоился Мудила, - пусть только попробует! - Тут он посмотрел на чу-Чандру и увидев ее напряженную мину, успокоился. - А не, вроде настрой боевой, значит, все в порядке, правда она начнет мне истерику закатывать, если я на Синильгу полезу, ну ниче, я ее быстро приструню, ну, вобщем, все пока ништяк», - базарил сам с собой Мудила и так увлекся своим пиздежем, что не заметил выросший впереди него фонарный столб. Так и наебнулся своим и без того непрямым шнобелем.

- Фу ты, блядь, сука, хули тут тебя поставили?!!!!.

И вот шестеро архидебилов – три пары особей обоих полов – засели на съемной хате, которую они сняли на время встречи с великим Мастером. Каждый день они ездили в горы вместе с Гуру Рулоном и его ближайшими ученицами, дабы напитываться высшим водородом и трансформироваться под воздействием благодати Просветленного. Уже был вечер, и свиньи токо шо вернулись с очередной встречи. В хате было три комнаты – как раз на каждую семейку. Чучики рассосались по ним, приступив к радостному свинству.

Нарада сразу схватился за космограмму высчитывать аспекты, чтобы выяснить, на чьей стороне сегодня звезды, когда ждать очередных пиздюлей. чу-Чандра, по обыкновению, уставилась в зеркало, разглядывая свое свиное рыло, пытаясь с помощью разных кремов сделать его хоть немного похожим на человеческое лицо. Мудон, как великий тормоз, где стоял, там и рухнул, начав ковыряться в носу, стал размышлять, что ему делать в следующие полчаса, когда он все-таки сможет оторвать свою задницу. Синильга разложила на полу все свои тряпки, лоскутки, соображая, какими же будут ее очередные трусы, в которых ее жопа больше понравится бомжам. В последнее время она только и делала, что либо шила как швея-мотористка, либо ходила по рынкам и пялилась, у кого, что купить по дешевке. Вонь Подретузная стала судорожно думать, чем бы таким заняться, чтобы не подумали, что она не при делах. Сначала она достала тетрадь с ручкой и, хмуря брови, делала вид, что пишет нечто очень важное, потом ей это надоело, и она решила взять умную книжку почитать. Под руку попался Успенский «В поисках чудесного», и Вонь, открыв книжку, стала созерцать «фигу», время от времени открывая глаза.

- Ты хоть книжку-то переверни, - в точку попал Гурун, увидев, что Подретузная держит ее вверх тормашками, - а то ты, смотрю, уже такие «чудеса» ловишь, - засмеялся он. Вонь покраснела как помидор, решив вообще отложить книжку в сторону.

Гурун же, метался из угла в угол, думая, как начать практику, как всех завести, кого с кем соединить. Но медитировать ему долго не пришлось, беседа завязалась спонтанно.

- Слушай ты, лысый придурок, хватит тут маячить, сядь, прижми свои яйца, - как всегда на рожон полезла чу-Чандра, продолжая что-то выколупывать из своих зенок.

- А я, может, с тобой, чу-Чандра тантрой хочу заняться, - сходу заговорил Гурун пидорастическим фальцетом, строя глазки, подобно тому, как это делают педики, и плавно, не торопясь, начал приближаться к чу-Чандре.

- А, ну, пошел, старый козел, пока я тебе не звезданула чем-нибудь, - с пол-оборота завелась чу-Чандра, замахиваясь на своего «доброжелателя» металлической шкатулкой, которая попалась ей под руку.