Я думала, что распеленутая мумия будет самым ужасным зрелищем, какое мне предстоит увидеть. Я была не права.

Чем глубже проникал луч света в это последнее прибежище прошлого, тем тусклее, казалось, становился от пыли веков. Однако он ярко играл на краях золотых гробов, которые я ожидала увидеть, и на одной из крышек, неловко прислоненной к внутренней стенке саркофага. Других крышек не было. Возможно, Блоч уже успел их вынести. Мумия не была разбинтована, во всяком случае полностью. На лице, покрытом вуалью из тончайшей ткани, бинты сохранились. Но я этого не заметила. Я вообще не заметила в тот момент ничего из того, о чем сказано выше. Моим сознанием полностью завладело одно-единственное зрелище.

Поверх древней мумии в жуткой пародии на нее лежало тело женщины со скрещенными руками. Она была похожа на одну из раскрашенных статуэток, которые египтяне помещали в гробницах. Очень часто глаза таких статуй были инкрустированы горным хрусталем. Эти глаза, открытые и смотрящие вверх, отсвечивали так же тускло, как хрусталь.

Я сидела, съежившись и обхватив себя руками, у подножия саркофага. Возможно, я просидела так долгое время, несколько часов. Часть потраченного впустую времени я провела, смутно вспоминая увиденное, а может быть, была в обмороке или спала. Знает Бог, как я нуждалась во сне. Мои поиски закончились. Я была готова осквернить бренные останки царя, но не могла прикоснуться к более свежему трупу. Обыскать же мумию, не сдвинув того, что покоилось на ней, было невозможно.

В конце концов, как сквозь сон размышляла я, какая разница? Я никогда не выберусь отсюда по собственной воле. Глупо было думать, что я смогу это сделать. Моя переменчивая судьба зависит не от меня, а от Блоча, он же движим мотивами загадочными, как иероглифы, покрывающие стены погребальной камеры. Более того, их я немножко умею читать, но мне никогда не расшифровать того, что на уме у Блоча.

Луч фонарика, зажатого в моих трясущихся руках, метался из стороны в сторону. Он коснулся расписной шкатулки с золотым ободком, в его свете весело засверкал золотой ошейник кота, вырезанного из зеленого аспидного сланца и служившего крышкой для кувшина с маслом. Может быть, кот был данью памяти о матери царя, которая очень любила домашних животных. На одной фреске она была изображена с полосатым котом, забравшимся во время обеда под ее сиденье в ожидании объедков. Свет фонаря становился все менее ярким, в его слабеющем луче плавали пылинки.

Фонарь светил все тусклее, а мысли мои по-прежнему разбегались... Ни то ни другое не сулило ничего хорошего. Если я еще раз наткнусь на что-то ужасное, Блочу не нужно будет беспокоиться о том, чтобы избавиться от меня. Когда он вернется, он найдет меня сидящей у саркофага, уставившись в окутывающую меня темноту, голова моя будет так же пуста, как у Ди, и, возможно, останется такой навсегда.

Однако пока у меня еще не отшибло окончательно ум, и потому я выключила фонарик. Что бы ни случилось в дальнейшем, он мне пригодится. А сидеть и размышлять, если можно назвать процесс, который происходил в моей голове, мышлением, я могла и без него. Темнота бросилась на меня, точно чернокрылая летучая мышь. Однако в следующее мгновение я нашла ее достаточно благотворной.

Похоже, мне пора собраться с мыслями. Я металась, как пойманный зверь в клетке, по неразумению натыкаясь на стены. Возможно, есть какой-то выход из положения, который я не заметила не потому, что он тщательно спрятан, а просто потому, что была слишком озабочена тем, чтобы его найти. Может быть, есть надежда отыскать его в путанице поступков других людей, которые я так и не сумела понять.

Возьмем Блоча. Чтобы спасти свою шкуру, он сделает все, что сочтет необходимым. Но неужели это и в самом деле включает убийство всех, кто встает на его пути? Ясно, что избыточное количество трупов для него не менее опасно, чем враждебно настроенный свидетель. Исчезновение Ди уже привлекло внимание властей к Луксору, которое должно возрасти после того, как я тоже канула в неизвестность. Если Джона с Майком обнаружат мертвыми, сюда, того гляди, стянут войска. Ахмед знал о гробнице, и, как я подозреваю, теперь и большая часть взрослого населения Гурнаха напала на ее след. Блочу, чтобы остаться вне подозрений, потребовалось бы устроить настоящую бойню. Не то чтобы его это смущало, но, скорее всего, ему будет трудно ее организовать. И Блоч должен это понимать. Он должен знать, что для него самое лучшее бежать из страны. И если он преуспеет в этом, ему не нужно будет никого убивать, включая и меня.

Я издала громкий вздох облегчения, успокоенная на минуту собственными мудрыми рассуждениями, и оперлась о боковину саркофага. Было ли это игрой моего воображения, или действительно камень стал холоднее, чем был прежде? Нет, это только мое воображение. И все же... Я наклонилась вперед, уперев локти в колени так, чтобы не касаться спиной каменного ящика с его страшным содержимым.

Мне не хотелось думать о Ди. Бедная негодница! Меня преследовало чувство, будто я каким-то образом подвела ее, ведь если бы она мне доверяла, то, возможно, рассказала бы достаточно, чтобы спасти себе жизнь. Ее смерть определенно предполагала, что Блоч был более чем несправедлив по отношению к себе, когда заявлял, что не собирается убивать порядочную молодую американку. Его собственная дочь...

— Ну и дура ты, черт возьми! — пробормотала я, выпрямившись так резко, что позвоночником явственно ощутила твердый камень у себя за спиной. Хорошо, но... Я никогда раньше не формулировала и серьезно не задумывалась над понятием «его собственная дочь». Но когда я облекла это понятие в слова, его абсурдность стала сразу же очевидна.

Ди была дочерью Блоча не больше чем я. Любой осел понял бы это давным-давно по множеству мелких, но важных деталей. А уж мне следовало бы раньше всех других догадаться, что за пташка эта Ди. Такие, как она, появляются в моей профессии и исчезают, никогда не задерживаясь надолго, поскольку не обладают ни целеустремленностью, ни талантом, чтобы достичь успеха. Модели.Категория молодых девушек, которые занимаются множеством других вещей, кроме показа одежды.

Блоч нанял Ди для особого рода работы — в качестве морковки, на которую попался бы один-единственный осел — я.

Когда этот факт был установлен, многочисленные разрозненные элементы головоломки встали на свои места. Блоч был тем самым человеком, к которому Джейк ездил десять лет назад — не для того, чтобы продать ему статуэтку, а чтобы получить людей и деньги для систематического ограбления найденной гробницы. Неожиданная смерть Джейка положила конец этому партнерству и всей афере, поскольку у Джейка хватило ума сохранить в тайне расположение гробницы, чтобы не оказаться обманутым. Возможно, он даже не рассказал Блочу об Абделале. Следовательно, в течение десяти лет Блоч следил за мной. Наверняка следил, потому что узнал, когда Абделал написал мне, и сразу же понял, что это письмо могло означать. Поэтому он нанял Ди и поместил то самое объявление через одного из своих помощников, который подстроил все так, чтобы оно непременно попалось мне на глаза. Тем временем, вернувшись в Египет, Блоч подкупил Хассана, который был готов и хотел, чтобы его подкупили. Возможно, он пытался порасспросить Абделала. Нет, это невозможно, потому что письмо я получила уже после того, как старик...

Я помню, как однажды, еще будучи подростком, я гуляла по плато над Долиной и, о чем-то замечтавшись, чуть не свалилась в расщелину, которая, казалось, разверзлась прямо у меня под ногами. Я до сих пор помню потрясение, испытанное тогда мною. Вот и теперь в душной темноте погребальной камеры у меня словно оборвалось сердце, когда я увидела неожиданно разверзшуюся пропасть — пробел в моих рассуждениях, такой огромный и существенный, что моя аккуратно сложенная головоломка снова распалась на части.

Как Блоч узнал о письме Абделала?

То, что он следил за мной, было надуманным объяснением. В течение целых десяти лет? Так пристально, так неустанно, что даже знал о корреспонденции, которую я получаю? В романах матерые преступники проделывают подобные вещи, но в жизни заправилы преступного мира не станут тратить время и силы на такое малоперспективное дело. Блоч наверняка проверил после смерти Джейка, не оставил ли тот каких-нибудь записей, касающихся гробницы, и именно мое бездействие должно было убедить его, что я ни о чем не подозреваю. Смерть застала Джейка врасплох, он не был из тех людей, которые предчувствуют несчастья. Он даже завещания не составил.