— Спасибо, — сказала я, садясь на свое место.

— Не за что, — скороговоркой ответил Брэн и указал на ребят, сидевших вокруг его стола. — это Молли, Анастасия, Джемаль, Вильгельм, Набики и Отто. А это Роуз.

Все они смотрели на меня скорее с изумлением, чем с неприязнью.

— Привет, — сказали они почти хором.

Я тихо сидела за своим столом, ковыряя вилкой еду. Я все еще не могла съесть ни куска без тошноты и рези в желудке. Доктор сказал, что должно пройти несколько лет, прежде чем я смогу нормально питаться. Когда я проглотила несколько крошек, Брэн откашлялся.

— Как прошел день?

— Нормально, — пожала плечами я.

— Я видел, тебя атаковали шакалы, — продолжал он.

— Шакалы?

— Ну да, Сунь и его дружки. Шайка девиантов. Они здесь маргиналы. Их держат только из-за хороших отметок, но у них не хватает способностей заработать на стипендию. Их родители лезут из штанов, чтобы казаться богатыми, а детки стараются подцепить на крючок реально богатых ребят, чтобы потом выклянчивать у них подарки. Прости, что не предупредил тебя о них сегодня утром.

— Все в порядке, — прошептала я.

— Нет, не в порядке, но я подумал, что они вряд ли к тебе припиявятся. Мы с ними в разных классах. Выходит, я недооценил твою известность.

— Я ничем не примечательна, — покачала головой я.

— Нет, я не имею в виду, что ты школьный кумир или что-то вроде того, но абсолютно все знают, кто ты такая.

Я вздохнула, не в силах больше смотреть на свой практически нетронутый поднос. Меня снова затошнило.

— Брэн? Сунь сказал мне… что я уже начала лебезить перед шишками. Что это значит?

Брэн хмуро усмехнулся:

— Мой дедушка стоит всего на одну ступень ниже, чем Гиллрой. Исполнительный директор, конечно, не президент, но это реально очень крупная фигура. Мой отец входит в правление и находится четырьмя ступенями ниже, а мама — научный руководитель Центрального графического отдела. — Он стал по очереди кивать на остальных ребят. — Отец Набики — основатель и руководитель Нейро-лингвистического отдела исследований…

— Моя мать — вице-президент Департамента научных исследований и инженерной психологии, — вставил Вильгельм, говоривший с отчетливым немецким акцентом.

— А мои родители возглавляют Группу контроля биохимического качества сельского хозяйства на Титане, — сообщила Анастасия. Кажется, она была русской, и я с трудом понимала ее произношение.

— А родители Джемаля владеют половиной планеты Европа, — воскликнула Молли.

Джемаль запрокинул черноволосую голову и расхохотался.

— Всего третью, — поправил он.

— А ты? — спросила я у Молли.

— Я? — Она очаровательно улыбнулась, сияя веснушками. — Я стипендиатка. Мои родители одни из первых колонистов на Каллисто, потому там я практически особа королевской крови. Но на Земле мой царственный статус не стоит даже приглашения на приличный ужин!

— Не верь ей, — усмехнулся Брэн. — Наша Молли — гений в фундаментальной экономике. Помяни мое слово, она перевернет всю экономическую систему нашей планеты, как только закончит колледж. Мой дедушка уже сейчас хочет приглашать ее на заседания правления.

Я почувствовала себя неуютно.

— А мне совсем нечем похвастаться, — еле слышно прошептала я.

Джемаль и Вильгельм расхохотались. Зубы Джемаля сверкали, словно жемчужины на смуглом лице. Вильгельм был высоким, как человек-сора, поэтому ему пришлось наклониться, чтобы заглянуть мне в лицо.

— Ты владеешь всеми нами, либхен, — сказал он.

Я почувствовала, что снова заливаюсь краской, но все равно пролепетала:

— Нет, не владею.

— Но вполне можешь, — уточнил Джемаль. — В особенности… — Но я так и не узнала, что он хотел сказать, потому что Набики ударила его локтем в ребра. Я украдкой покосилась на единственного члена компании, до сих пор не принимавшего участия в разговоре, и перебрала в памяти имена, перечисленные Брэном. Отто! Да, точно.

Я никак не могла разглядеть лица Отто. У него были длинные растрепанные черные волосы, которые он не зачесывал назад, как другие ребята. И он не поднимал глаз от тарелки, наполненной сырыми овощами и фруктами.

— А кто родители Отто?

Повисло неловкое молчание. Я не понимала, в чем дело, ровно до тех пор, пока Отто не посмотрел на меня. Тогда я оцепенела. До сих пор я думала, что он азиат или кавказец, но он не был ни тем, ни другим. У него были желтые глаза и практически голубая кожа. При этом прямой нос и резкие черты лица делали его удивительно похожим на индейца. Вот только раскраска у него была явно не индейская.

— Отто не разговаривает, — сказала Набики, улыбаясь Отто, чье лицо оставалось совершенно непроницаемым. Набики дотронулась до его плеча таким жестом, по которому я сразу догадалась, что их отношения были не вполне платоническими. — В общем, ему это не нужно.

— Ч-что он такое? — Еще не договорив, я поняла, что сказала ужасную грубость, но это вырвалось не нарочно. Просто я испугалась.

— Генетическая модификация на базе чужеродной ДНК, обнаруженной на Европе, — объяснила Анастасия. — Строго говоря, он твоя собственность. Как и технология его создания.

До меня не сразу дошел смысл ее слов. Анастасия говорила с очень сильным акцентом и совершенно невероятные вещи.

— Моя? — тупо переспросила я.

Брэн, похоже, очень рассердился.

— Это один из любимых проектов нашего Гиллроя. Большая часть генетических модификаций была запрещена сразу после окончания Темных времен, но Гиллрой всю свою жизнь лоббирует ослабление этих запретов. Наш Отто — один из ста человеческих эмбрионов, которым была имплантирована ДНК с Европы. Только тридцать четыре из них дожили до пубертатного периода, а из них только у четверых наблюдаются признаки зрелого сознания. Отто — самое большое достижение этой программы, но он не разговаривает.

— Почему?

Отто приоткрыл рот и поднял уголки губ в подобии улыбки. Потом изо рта его вырвался странный звук, отдаленно похожий на тот, который издал бы человек, попытавшись кричать, не выдыхая воздух, а втягивая его в себя. Звук был очень тихим и больше напоминал голос дельфина, чем человека.

Я вздрогнула, и все вокруг рассмеялись.

— Он любит дразнить людей, — сказала Набики, легонько подталкивая Отто локтем. — Ну же, Отто, будь лапочкой! Не бойся, она почти такая же странная, как ты. — Мне показалось, что Отто ненадолго задумался, а затем медленно протянул мне свою голубоватую руку с длинными пальцами. Набики приподняла одну бровь и пожала плечами. Я продолжала непонимающе хлопать глазами. — Давай же, возьми его за руку! — с раздражением прошипела Набики.

Я осторожно дотронулась до протянутой ладони, и Отто с величайшей бережностью сомкнул пальцы вокруг моей руки. «Добрый вечер, Принцесса, — подумала вдруг я совершенно не своим голосом. — Меня зовут Отто Секстус». Я сразу же поняла, что это означает восемьдесят шесть, и без всяких дальнейших объяснений догадалась, что всем остальным детям тоже по какой-то причине дали числовые имена. Затем меня осенила какая-то неясная мысль. Все происходило совершенно неслышно, хотя это не совсем точное слово. «Не обижай нас, не обижай нас, не обижай…» Это была мольба, случайный обрывок надежды. На какую-то долю секунды я увидела Отто и трех других синекожих подростков, за которыми виднелось еще несколько неясных фигур.

Я ахнула. Я думала этими словами и образами, но они не были моими!

«Ш-ш-ш-ш», — произнесла я про себя, но чувство, вложенное в этот звук, было гораздо сложнее и означало что-то вроде: «Не волнуйся и не бойся меня».

На какое-то время мои мысли рассеялись, и вскоре я уже не могла понять, о чем думаю. «Твоя душа в смятении… Твоя жизнь… была прервана…»

И я впервые увидела, как на странном лице Отто появилось настоящее, живое выражение.

«Прости меня, дорогая Принцесса, — подумал он во мне. — Твоя беда намного тяжелее моей».

Резко вырвав свою руку, он с мгновение смотрел на меня, а потом снова уткнулся в свой поднос.