Ана молчала: а что говорить, и так все ясно. И почему она сразу не рассказала Отам?
«Может быть, — подумала она, — все казалось одновременно и хорошо, и плохо отчасти потому, что держала в секрете. В общем, Отам права, самое время поговорить».
— Ну да, влюбилась, но я… все вышло как-то само собой. Сначала думала, что это так, пустяки, увлечение, ничего страшного.
— Ты говоришь чепуху, Ана. Ты все поняла сразу, как только увидела Финна Эммерлинга, и, скажу тебе честно, это меня не удивляет.
Отам отхлебнула из чашки.
— Не удивляет?
Ана не стала спрашивать, откуда Отам узнала, что она влюбилась, да еще именно в Финна. Ей хотелось верить в чудеса, а уж Отам на такие дела была мастерица.
— Господи, да конечно, — ответила Отам. — Пойми меня правильно, но твой Джакоб мне очень нравится. Человек он неплохой и тебе подходит… но я с самого начала знала, что в духовном плане он тебе не пара. Мне очень неприятно это говорить, глупое словечко, и звучит как-то глупо, но другого не скажешь. И еще я знала, что рано или поздно ты встретишь человека как раз по душе, ровню, так сказать. Ведь ты, Ана, женщина сильная.
— Да какое там, совсем раскисла, меня можно голыми руками взять, — отмахнулась Ана.
— Ох, Ана, — ласково сказала Отам, — с этим делом в одиночку не справишься. Кстати, как, получается?
Глаза Аны наполнились слезами. Она ведь ждала от Отам нотаций, а получила только любовь и сочувствие и оказалась не готова к этому.
— Погоди плакать, Ана. Все идет нормально. Ведь любовь, как говорится, зла, да и подстерегает неожиданно. Такова жизнь, ничего не поделаешь. Человек ты хороший, иначе не пришла бы сюда за помощью. Я слышала, вы с мужем неплохо ладите, а как у него?
Ана попыталась вспомнить все, что ей рассказывал Финн.
— Неприятно говорить об этом, но, кажется, не очень, если не сказать хуже… и я тут ни при чем, — покачала она головой. — Отам, я совершенно запуталась и не понимаю, что делать. Ведь у меня все хорошо, ты это знаешь, я счастлива с Джакобом и Рассом. Я люблю их. Мы дружная семья. Но я с ума схожу по Финну и готова сбежать с ним хоть на край света. — Она сплела пальцы, пытаясь разобраться в своих чувствах. — Мы с Финном еще не… ну, ты понимаешь, еще не близки до конца. Но все идет к этому. Знаю, это звучит смешно и нелепо, но мне больно, физически больно оттого, что нет возможности быть с ним, у меня внутри все горит. Но если мы сделаем этот шаг, назад дороги не будет. И по отношению к Джакобу и Джинни это несправедливо. Они такого не заслужили.
Ана отвернулась. Ей было что еще рассказать, на душе накипело, но она вдруг ослабела, нужные слова не находились. Оставалось только надеяться, что Отам и так поймет, ее опыт и интуиция подскажут какой-нибудь выход.
— Ну хорошо, — произнесла Отам. — Скорее всего, тут все дело в том, что это у вас случилось не ко времени. Знаешь, милая, мне хочется оправдать тебя. Ты не сделала ничего плохого… пока. Любовь — это дар богов, и ты была удостоена его дважды, значит, тебе очень повезло. Но любовь — штука непростая, у всех это происходит по-разному. Твоя любовь к Джакобу — вещь прочная и надежная. А к Финну? Это настоящее, искреннее и чистое чувство, которое даруется человеку свыше. И разумеется, это не проходит безболезненно. У всякой медали две стороны, у счастья тоже есть свои темные стороны.
Ана слушала подругу, и ей становилось все лучше. В голове прояснилось, впереди забрезжила надежда выйти из тупика, в который она попала.
— А теперь поговорим о времени, если не возражаешь.
Отам поставила чашку на стол.
— О времени? Но…
— Время — вот главное препятствие, с которым вы с Финном сейчас столкнулись. Есть два типа времени: то, которое создаем мы сами, и то, которое создает нас. Свой день мы организуем в соответствии с первым и думаем, что мы умные, если создали такую структуру времени, по которой вертится весь мир. И вот мы мчимся, стараясь поспеть за этим временем, и нам постоянно не хватает в сутках часов.
— Но, Отам, какое ко мне все это имеет отношение? К нам с Финном?
Отам пропустила ее вопросы мимо ушей и продолжила:
— Но второй тип времени — тот, где есть чудеса, магия, это время живет в нас самих. Оно измеряется механизмом биологических часов, которые сообщают нам, когда пора спать, когда принимать пищу, когда размножаться и так далее. Если шкалу этих часов расширить и наложить на процессы в природе, они скажут, когда сажать или сеять, когда собирать урожай, когда заниматься заготовками и запасать на будущее. Вот в этом времени и живет твоя любовь к Финну: здесь нет ни секунд, ни минут. А твоя жизнь с Джакобом устроена по законам времени, сотворенного человеком. Как же примирить одно и другое?
— Не знаю. Поэтому я и пришла к тебе.
— Ана, золотко, ты же понимаешь, что мне это не под силу. Сделать это можете только вы с Финном. Но я скажу тебе вот что: настоящего счастья не бывает за счет страданий другого.
Вот оно, как раз этого и боялась Ана. В чем смысл тогда причинять близким столько боли и страданий, нести столь тяжкие разрушения, если в конце концов они не будут вместе? Бессмысленно или безнадежно — и бессмысленно, и безнадежно — ей это вдруг стало ясно как день. В долю секунды страстное желание найти выход из тупика превратилось в злость. Вся ситуация показалась ей столь несправедливой и ложной, что она бессознательно стиснула кулаки.
— Вот так, значит? Твои «боги» решили осчастливить меня этим даром, а я не могу им воспользоваться? Это жестоко, Отам. — Злость ее нарастала, Ана уже не могла совладать с нею. — Значит, я живи своей жизнью, он своей, и оставайся оба навек несчастны, так, что ли? Будем потихоньку сходить с ума, чувствовать себя обиженными, это падет на головы наших супругов и детей, и мы в конце концов превратимся в ничтожных нытиков и мизантропов? — Ана яростно помотала головой. — Да, Отам, я, как ты говоришь, неплохой человек, но не настолько. И я не собираюсь всю жизнь плакать о том, что Джинни Эммерлинг счастлива с моим мужчиной.
Отам сжала губы.
— Ана, прекрати, ты все еще мыслишь в категориях времени, в котором привыкла жить. А нам отпущено ровно столько, чтобы мы успели совершить в жизни то, что нам положено.
— О чем ты говоришь? Чтобы быть с Финном, я что, должна дожидаться следующей жизни? Не согласна.
— Все может быть, — пожала плечами Отам. — Я, конечно, не очень верю в реинкарнацию, если честно. Если вам суждено быть вместе в этой жизни, ваши природные часы и мировой порядок откроют вам путь… правда, пока этого не случилось.
— Отам, я люблю его. Я не могу не любить его, это не телевизор, который можно в любую минуту выключить. Я думаю о нем постоянно, каждую минуту, с утра до вечера. А теперь, когда мы с ним открылись друг другу, назад дороги для нас нет.
Отам наклонилась к подруге и заглянула ей прямо в глаза:
— Позволь задать тебе один вопрос, Ана. Что для тебя в жизни самое главное?
— Сын, — не задумываясь, ответила Ана.
— Вот! И держу пари, то же самое ответил бы Финн про свою дочь. Значит, для вас обоих на первом месте эти двое, ваши дети. Здесь пахнет предательством, милая моя, причем нешуточным, изменой, и не только супружеской, но и по отношению к детям. Я тебя не осуждаю. Где тебе это видеть, ты была слишком близко. Но именно здесь ты оказалась не права. Боюсь, все эти ваши тайные встречи, хитрости и вранье наделали много вреда. Я бы сказала, загрязнили, если не осквернили все, да, именно так.
Ана понимала, все, что говорит Отам, — правда, но, слушая горькие слова, не могла сдержать слезы.
— Тут уже ничего не исправишь, — продолжала Отам. — Теперь надо искать выход из создавшейся ситуации. Мне кажется, я знаю, как помочь тебе… но мне надо было прежде всего сказать тебе правду, я же твоя подруга, хотя я догадываюсь, как это больно выслушивать.
— Нет. То есть да, это больно слушать. Но… я же понимаю, ты это делаешь из любви ко мне. — Ана с трудом сдерживала отчаянную надежду. — Так ты говоришь, что знаешь, как мне помочь? Это правда, Отам?
