Я тотчас же отпрянула, но господин де Монтиньи, который мог воспринять мое движение как желание освободить ему место и, казалось, так это и воспринял, спокойно сел рядом со мной.

“Что вы тут делали вдвоем, о чем говорили?” — осведомился он.

“Ни о чем”, — поспешно ответила я.

“Я вижу книгу. Значит, вы читали?”

И он протянул руку к “Потерянному раю”.

“А! Это поэма Мильтона, — продолжал он. — Похоже, мы делаем успехи в поэзии, перейдя от отечественных поэтов к иностранным. Я знал, что вы говорите по-английски, но не думал, что вы настолько сильны в этом языке, чтобы читать поэзию Мильтона”.

“Мы не читали, сударь”, — сказала я.

“Что же, в таком случае, вы делали?”

“Мы разглядывали гравюры”.

Господин де Монтиньи открыл книгу.

“Ах, в самом деле, — сказал он, — здесь иллюстрации Флаксмана. Это редкий случай, когда рисовальщик достоин поэта”.

И тут он наткнулся на гравюру, где Сатана бросает вызов Богу (именно в ней я заметила сходство между господином де Монтиньи и князем Тьмы).

“Смотрите, — сказал он, пододвигая ко мне книгу, — насколько верно художник передал свое представление о красоте мятежного ангела. Мы видим на этом челе, в этих глазах и устах — словом, во всех его чертах вызов, дерзость и угрозу, не так ли? Разве не чувствуется, что такого противника можно сразить только громом и молнией?”

Зоя рассмеялась, и господин де Монтиньи посмотрел на нее с удивлением.

В его властном вопросительном взгляде сквозила снисходительность господина к слуге.

“Знаете, сударь, о чем мы говорили как раз перед вашим приходом?” — спросила Зоя.

Я умоляюще сложила руки, но Зоя словно не заметила этого жеста.

“Нет. Ну-ка расскажите, о чем вы говорили? Это же первое, о чем я вас спросил, когда вошел. Я был бы рад услышать, что мадемуазель Эдмея интересовалась мной”.

“Нуда, мы говорили, что этот архангел…”

“Зоя!” — настойчиво произнесла я.

“Ах, право, Эдмея, — отвечала Зоя, — раз уж я начала, дайте мне договорить”.

Господин де Монтиньи ободряюще кивнул.

“Мы говорили, — продолжала Зоя, — что вы и этот архангел просто одно лицо”.

Господин де Монтиньи улыбнулся и сказал:

“Вероятно, если только человек может быть похожим на бога”.

“Вы называете Сатану богом?” — вскричала я.

“Он чуть не стал богом”, — ответил господин де Монтиньи.

“Ах, сударь, — страстно воскликнула я, — вы уверены, что ваши слова не богохульство?”

“Богохульство — не в словах, а в наших желаниях, милое дитя, — сказал господин де Монтиньи, — если вы считаете, что я похож на Сатану, то это мне крайне льстит”.

Я посмотрела на него с ужасом.

“Однако я не могу полностью принять комплимент на свой счет. Руки дьявола украшены когтями, в которых он уносит свои жертвы в ад, а у меня…”

Он снял с левой руки перчатку:

“У меня нет когтей. По крайней мере, они еще не выросли”, — добавил он.

Я увидела, что у господина де Монтиньи маленькая, белая, тонкая, почти как у женщины, рука; на ее мизинце сверкал великолепный перстень с бирюзой, какой я еще не видела. Камень, похожий на большую незабудку, подчеркивал белизну руки.

Мой взгляд, устремленный на эту белую аристократическую руку, невольно задержался на перстне.

“Что ж! — произнес господин де Монтиньи с улыбкой. — Я полагаю, что могу подарить вам украшение, которое вы удостоили своим взором, — и вы примете его с удовольствием”.

С этими словами он снял перстень с пальца.

“Этот камень, — продолжал он, — если верить преданиям страны, где его добывают, наделен способностью жить и имеет одно свойство: его жизнь якобы сливается с жизнью того, кто его носит. Так, если владельцу перстня грозит опасность, синева бирюзы темнеет; если этот человек болен, она тускнеет, а если он умирает, камень становится бледно-зеленым и утрачивает всякую ценность. Еще говорят, что он способен приносить удачу своему хозяину. Я купил его три года назад в Москве у одного татарина. С тех пор мне удается буквально все. Наконец, дорогая Эдмея, я обязан этому перстню тем, что встретил вас и стал вашим супругом. Таким образом, камень сделал для меня все что мог. Теперь ему предстоит защитить вас от бед. Пусть он позаботится о вашем будущем так же успешно, как позаботился о моей судьбе!”

С этими словами господин де Монтиньи попытался взять меня за руку, чтобы надеть перстень на мой палец, но я быстро отдернула руку.

Тогда он обратился к Зое:

“Я вижу, что Эдмея все еще настроена против меня из-за моего сходства с Сатаной. Мне кажется. Зоя, что вы девушка с характером. Возьмите перстень, сбегайте в церковь и окуните его в святую воду. Если он не превратится в пылающий уголь, если вода не закипит, значит, я не Сатана и не его приспешник”.

После этого господин де Монтиньи взял мою руку и, прежде чем я успела отпрянуть, поцеловал ее, а затем встал и вышел.

XXII

Когда мы остались с Зоей наедине, я подняла на нее глаза.

Моя молочная сестра смотрела на меня, улыбаясь, и вертела в руках перстень.

“Поистине, ты несносна”, — сказала я.

“Почему же? Только потому, что у меня другое мнение о господине де Монтиньи и я не считаю его дьяволом, Сатаной или антихристом? Ах, моя бедная Эдмея, я всего лишь крестьянка, но если ты не полюбишь этого человека, то пройдешь мимо своего счастья, как слепой проходит, не видя, мимо кошелька, в котором лежит его богатство”.

“Неужели ты думаешь, что я когда-нибудь полюблю еретика?”

“Прежде всего, — ответила Зоя, — я не знаю, что такое еретик, но при всем моем невежестве мне ясно, что господин де Монтиньи — порядочный человек. Я не сильно ошибусь, если скажу, что он настоящий мужчина и вдобавок очень красивый мужчина — таким мужем не стоит пренебрегать”.

“Мужем! — воскликнула я. — Значит, он мой муж?”

“Еще бы! По-моему, этого теперь нельзя отрицать”.

Я вздохнула.

“Ну, а что мне делать с перстнем? — спросила Зоя. — Надо ли сходить в церковь, как предложил господин де Монтиньи и опустить его в святую воду ради проверки? Или следует бросить кольцо в колодец в саду? А может быть, надеть его тебе на палец — мне кажется, так будет лучше всего?”

Зоя надела перстень на свою руку и поднесла его к моим глазам.

“Посмотри, — сказала она, — как хорошо смотрится украшение на моей смуглой руке. Представь только, как оно будет выглядеть на твоей белой ручке: не хуже, чем на пальце господина де Монтиньи… У него очень красивая рука, не так ли?”

Я молчала, так как Зоя говорила бесспорную истину.

Она взяла мою левую руку с обручальным кольцом и надела перстень мне на палец.

“Ну, и как, — спросила Зоя, — этот жуткий перстень причиняет тебе боль или, может быть, жжет твою кожу?”

Ничего подобного. Перстень превосходно сидел на моем указательном пальце, как будто был сделан для меня.

В тот же миг я услышала шаги и узнала походку госпожи де Жювиньи. Зоя положила на стол записку, которую я нашла под постаментом статуи. Я быстро схватила ее, изорвала на мелкие кусочки и бросила их в камин.

Мачеха пришла за мной. Она сказала, что глупо в день свадьбы сидеть взаперти в своей девичьей комнате с какой-то крестьяночкой.

Я посмотрела на Зою. Хотя о ней отозвались не особенно лестно, она, казалось, была согласна с госпожой де Жювиньи.

Вне всякого сомнения, все словно сговорились против меня.

Я спустилась вниз. Господин де Монтиньи сидел в гостиной с несколькими нашими приятельницами, очевидно приглашенными на свадебный обед.

Он тотчас же устремил взгляд на мою руку. Когда он увидел, что на ней красуется перстень, в его глазах промелькнула радость. Он встал, подошел ко мне и прошептал:

“Благодарю!”

Это слово заставило меня содрогнуться: уж не заключила ли я сделку с Сатаной, надев на палец его перстень?

Я села, ничего не говоря, и продолжала дрожать; гости, должно быть, смотрели на меня как на дурочку.

Между тем нас пригласили к столу.