– Я думаю, что сумею. – Хит поднялся и направился к тому месту, откуда они должны были стрелять. Щурясь, он сфокусировал взгляд на мишени. – А почему бы нам не отойти на двести ярдов, – предложил он.
По толпе пронесся тихий шепот. Хит нахально игнорировал все, что говорилось о конфедератах вообще и о нем в частности.
Когда группа передвинулась на несколько шагов назад, Салли и Люси оказались почти в самом центре. Люси в волнении наблюдала, как Даниэль вскинул ружье и прицелился. Его мускулы были напряжены до предела, но все же он достаточно уверенно нажал на курок. Выстрел за выстрелом он сбил все до единой банки. Когда он закончил, все вздохнули с облегчением и стали поздравлять его, восхищаясь его мастерством.
Люси, испытывавшая гордость за Даниэля, в то же время от всего сердца жалела Хита. Всем было известно, что лучше Даниэля не умел стрелять никто, поэтому своим вызовом Хит только поставил себя в дурацкое положение перед всеми собравшимися. Ей хотелось уйти, чтобы не видеть его поражения, вся она была охвачена желанием защитить его от этого. Зачем ему нужно обязательно противопоставлять себя всему свету?
Хит не торопясь взял в руки перезаряженную винтовку, его пальцы мягко легли на приклад. Немного отведя правую ногу назад, Хит выставил вперед левое плечо и поднял ружье. Люси поразила совершенная раскованность его жестов. Он выглядел так, словно не воспринимал все происходящее всерьез. Люси вздрогнула, когда прозвучал первый выстрел, – он попал точно в цель! Следующие выстрелы следовали один за другим с такой скоростью, что Люси не успевала следить за ними. После седьмого выстрела Хит повернул голову и посмотрел на Люси: его глаза горели неистовым огнем.
– Господи Иисусе, – услышала Люси чей-то шепот. С трудом она заставила себя посмотреть на бревно. Все банки были сбиты. На лужайке царила мертвая тишина.
– Поровну, – произнесла Люси. Она настолько была потрясена, что голос ее дрожал.
Хит не спускал с нее глаз.
– Значит ли это, что мы оба получим по поцелую? – не без любопытства спросил он.
Люси не могла понять, откуда он черпает силы, чтобы оставаться таким спокойным.
– Это значит, что его не получит никто, – ответила она, проклиная себя за легкомыслие.
– Это значит, что мы еще не закончили, – огрызнулся Даниэль. – Мы будем стрелять с двухсот двадцати пяти ярдов. Кто промахнется первым, тот проиграл.
За его словами последовало стремительное передвижение всех присутствующих еще на несколько шагов назад. Банки поставили на место, ружье зарядили снова. И опять над лужайкой прозвучало семь выстрелов. Все они попали в цель. Карие глаза Даниэля излучали удовлетворение.
Теперь была очередь Хита. Он снова сбил все банки, но на этот раз с еще большей скоростью. Он был неотразим. Все понимали это. В продолжение всего состязания улыбка не сходила с его лица, он делал все с потрясающей легкостью.
Даниэль же, напротив, был слишком напряжен и раздражен почти до отчаяния. С каждым раундом он напрягался все сильнее и сильнее, казалось, он не вынесет этого напряжения. Люси молча наблюдала за тем, как покраснело и покрылось потом его лицо. Таким разъяренным она еще никогда не видела его. Про себя Люси проклинала Хита. А она еще жалела его вначале! Он прекрасно понимал, что вместо восхищения его успех принесет ему лишь ненависть, но продолжал играть в эту игру.
Взглянув на Даниэля, Люси увидела в его глазах уязвленную мужскую гордость. Люси обеспокоенно смотрела на него, понимая, что Даниэлю, который всегда был лучшим, была невыносима даже мысль о поражении.
Но сейчас уже никто не сомневался в исходе поединка.
Люси почувствовала на себе взгляд Хита. Она тоже посмотрела на него, не собираясь скрывать своего раздражения и ярости. Губы ее дрожали от нетерпения высказать ему все, что она о нем думает. Когда на этот раз он брал в руки винтовку, его движения были намного осторожнее и медленнее. Перед тем как посмотреть на мишень, Хит бросил быстрый взгляд на Люси. Первый, второй, третий, четвертый, пятый, шестой. Перед седьмым выстрелом была короткая пауза.
Последняя банка осталась стоять на месте.
Салли завизжала и бросилась к Даниэлю. Лужайку наполнил страшный шум, все толпились вокруг Даниэля, одобрительно хлопали его по спине и поздравляли от всего сердца. Люси осталась сидеть на своем месте, она видела, как Хит нахально отсалютовал ее жениху. Даниэль слегка кивнув в ответ, повернулся к нему спиной, улыбаясь и радуясь своей победе.
Хит подошел к Люси, ею загорелое лицо было совершенно непроницаемым и очень серьезным, поэтому шрам на виске был заметен сильнее, чем обычно. Ей хотелось пальцами провести по этой страшной отметине, прижать ладонь к его щеке и успокоить его. Вдруг она поняла, что произошло. Ведь он просто позволил Даниэлю победить! И этот последний промах не что иное, как выражение его презрения; это им была так важна эта победа, ему она была не нужна, он и так знал, что сильнее их.
– Вы сделали это специально, – тихо сказала она.
Он буквально пожирал ее взглядом, даже не пытаясь скрывать свои чувства.
– Я сделал это для вас, – хрипло ответил он. – Хотя одному Господу известно, чего мне это стоило! Мне кажется, я питаю к вам излишнюю слабость.
Люси поспешно стала спускаться с валуна. Хит поддержал ее за локоть. То чувство, которое вызвало его простое прикасание, привело ее в замешательство. Несмотря на то что кругом было полно народу и Даниэль стоял всего в нескольких шагах от них, ей хотелось, чтобы Хит продолжал держать ее руку. И более того… Люси с трудом удалось подавить страстное желание прижаться к нему, почувствовать его запах. После этого смешно было отрицать тот факт, что он имеет над ней такую власть, как никто другой, даже Даниэль. Ясность, с которой она осознала это, напугала ее. Вырвав свою руку, ничего не видя, Люси побежала к Даниэлю, окруженному друзьями. Люси пробралась сквозь толпу и встала рядом с ним. Когда она снова взглянула на валун, Хита уже не было.
* * *
– Что ты сказала ему? – ровным, лишенным малейших эмоций голосом спросил Даниэль.
– Ничего. То есть я ничего не помню, – пробормотала Люси. Она смотрела как бы искоса, сощурившись от ярких бликов солнечного света, отражавшихся на отполированных до блеска стенах вагонов. Они медленно двигались вдоль железнодорожного вагона, который местные фермеры загружали бидонами с молоком и сметаной собственного производства. Все время пока они шли до пассажирского вагона, лицо Даниэля оставалось застывшей каменной маской. Добрых пятнадцать минут она приставала к нему с разными пустяковыми вопросами, тщетно пытаясь пробить брешь в стене его мрачного недовольства. В глубине души она уже корила себя за то, что согласилась проводить Даниэля на бостонский поезд.
– Так в котором часу состоится заседание твоей компании? – суетливо, с показной озабоченностью спросила Люси. – Надеюсь, поезд не опоздает.
– Салли сказала мне, что в течение всего этого дурацкого состязания ты и этот… конфедерат… вы глазели друг на друга.
– Не правда, я смотрела только на тебя!
– Я запрещаю тебе разговаривать с ним, даже здороваться. Ни единого слова, пока я здесь.
– Но это же глупо, Даниэль. Что, если я встречу его на улице? Сделать вид, будто мы не знакомы, и молча пройти мимо? Это же просто невежливо, я не настолько дурно воспитана, чтобы так вести себя.
Ее возражения прозвучали для Даниэля как гром среди ясного неба. От его пресловутого хладнокровия не осталось и следа.
– Люси, я не намерен терпеть никаких возражений по этому поводу с твоей стороны, слышишь, не намерен! Если только наша свадьба состоится, если только мы собираемся стать законными супругами… – Внутри его все кипело и клокотало.
– Что значит «если только»? – почти прошипела задетая этой вспышкой гнева Люси.
– Мы должны понять друг друга, прийти к взаимопониманию. Ты очень изменилась за последние месяцы. Раньше ты никогда не была агрессивной, не вступала постоянно в споры, пререкания. С недавних пор ты только и делаешь, что выводишь меня из себя. Но теперь довольно, с этим пора кончать. Я не желаю, чтобы ты впредь когда-либо разговаривала с этим… этим верзилой, выскочкой с проклятого Юга. Я настаиваю и на том, чтобы ты как можно реже встречалась с Салли. По-моему, она плохо влияет на тебя. Кроме того, я не хочу, чтобы ты ходила на вечеринки и собрания без меня; твой отец уже не в состоянии уследить за тобой.