– Вы самая восхитительная ноша, какую я когда-либо держал в руках. Я вижу, вы не доверяете мне, но постарайтесь, поверьте мне.

– Вы южанин, – сказала Люси невнятно. От виски голова шла кругом, а внутри все полыхало.

– До войны я был унионистом [5], – произнес он примирительным тоном. – Может быть, это сделает меня более привлекательным в ваших глазах?

– Вряд ли.

Хит улыбнулся, видя, как быстро опьянела Люси и румянец заиграл на ее щеках.

– Вы восхитительны, – сказал он хрипло, – бедная, маленькая янки.

Люси одновременно завораживала и раздражала его манера говорить с ней, как будто ее непременно нужно жалеть и ублажать. Ни один мужчина не нянчился еще с ней так, как Хит, даже Даниэль. Закрыв глаза, чтобы не видеть пляшущих языков пламени, она, вздохнув от усталости, уткнулась в шею Хита. Боль понемногу стихала и становилась терпимой.

– Отвезите меня скорее домой, – прошептала она уже сквозь сон.

– Спите, дорогая, я позабочусь о вас.

Как только Люси впала в забытье, на нее обрушились беспорядочные образы и видения: вот они с Даниэлем еще дети, вот она уже провожает его на войну. Аккуратный, подтянутый, в новой форме цвета индиго, отделанной красным, сверкающие глаза и красивое лицо – таким она запомнила его, Даниэля, свою любовь.

Люси вспомнила и его возвращение домой после победы. Ослепленная радостью, она все же сумела разглядеть усталость на его лице. Теперь он выглядел намного старше.

– Даниэль! – крикнула она с нетерпением, как только он сошел с поезда. Она любила его не один год, но то было обожание ребенка; теперь же, когда ей исполнилось семнадцать, она желала его со страстью и теплотой настоящей женщины. И хотя на перроне его встречали родные и друзья, все же к ней он подошел к первой.

– Ты ли это, Люси? – спросил он, распахивая объятия. Она бросилась к нему, сияя от счастья.

– Ты получал мои письма? Ты читал их? Ты…

– Я прочитал их все. – Даниэль наклонился и нежно поцеловал ее. – И храню все до единого.

Потом Люси припомнилось, как Даниэль делал ей предложение: крепкими руками он обнимал ее за талию и губами касался ее губ.

– Но мы не сможем пожениться прямо сейчас, – сказал он. – Нам придется подождать год или два, пока я получу приличное место в железнодорожной компании.

– Зачем ждать?

– Понимаешь, я хочу, чтобы у тебя было все. Подожди немного, Люси. Дай мне слово, что я не потеряю тебя.

– Я готова ждать тебя вечность, – сказала она, и слезы сверкнули в карих глазах. – Ты никогда не потеряешь меня, я буду твоей до тех пор, пока нужна тебе, пока ты будешь любить меня.

Три года, целых три года прошли в ожидании, но она все еще не принадлежала ему. Даниэль не готов жениться на ней и, по всей видимости, в ближайшее время ничего не изменится. Она рада была отдать ему все, что бы он ни пожелал, все, что могла предложить, но они так и не стали любовниками. Даниэль, джентльмен до мозга костей, он не мог овладеть ею до свадьбы. Он был человеком чести, и честь для него превыше страсти. Люси умоляла его о близости: «Даниэль, скажи, что ты все еще любишь меня. Останься сегодня со мной, останься». В ответ он лишь целовал ее в лоб, гладил ее щеки и нежную кожу вокруг ее прекрасных глаз. Она вздыхала, успокоенная его мягкими объятиями.

– Чшш, – шептал он, прижимая ее голову к своему плечу. – Засыпай, скорее засыпай…

Теперь Хит мог как следует рассмотреть девушку. Люцинда Кэлдуэлл в его объятиях! От изумления Хит потряс головой. Волею судеб все его хорошо продуманные планы исполнялись сами собой. Можно ли было предположить, что она попадет в его объятия так просто? И вот он держал ее на руках. Люси была само совершенство. Такая маленькая, такая хрупкая и, к его удивлению, очень чувственная.

Десятки раз до этой встречи Хит представлял, как Люси выглядит вблизи: какая у нее кожа, какой формы брови, длинные ли ресницы. И вот его любопытство более чем удовлетворено. Хит раньше встречал ее довольно часто и знал, какой веселой и очаровательной была ее улыбка. Теперь же он приоткрыл завесу тайн, о которых вряд ли кто-нибудь подозревал, – формы ее тела, необычайную нежность ее бледной кожи и даже наличие родинки на левой груди.

Она была настолько молода, а ее прекрасная, как у ребенка, кожа настолько нежна, что на ней оставались следы от слез. Ее губы влекли к себе, несмотря на то что были немного полноваты. Темные, чуть опущенные к переносице брови. Эти черты на круглом лице придавали ей совершенно детский вид. Чем дольше Хит смотрел на нее, тем больше восхищался ею. Кто же сможет устоять перед такой искренней незащищенностью, чарующей красотой и потрясающей выразительностью лица?

Люси повернулась и попыталась открыть глаза, но тотчас же застонала от страшной головной боли. Щурясь, она посмотрела на занавешенное окно. Отблеск дневного света пробивался сквозь незадернутый край занавески. Наступило утро.

– Отец? – спросила она хрипло, ощущая, что кто-то входит в комнату. – Неужели я?.. – Голос ее замер, когда она увидела, что вошедший вовсе не ее отец. Она вспомнила, что произошло накануне. Ее лицо побледнело. – Ах, это вы мистер…

– Хит Рэйн, – произнес он, осторожно подходя к кровати. Люси тут же натянула одеяло до самого подбородка. В этот момент она очень походила на оскорбленную девственницу с карикатуры. Хит не удержался и хмыкнул. – Только не повторяйте снова, что вы не доверяете мне, Люцинда. Всю прошлую ночь я демонстрировал достойную похвалы сдержанность, а потому никак не заслуживаю подозрительности. – И прежде чем она успела пошевельнуться или сказать что-нибудь в ответ, он положил руку ей на лоб, чтобы узнать, нет ли у нее жара. Затем большим пальцем он нащупал пульс на виске и только после этого убрал руку. Люси не понравилось это движение: он прикасался к ней так, словно она принадлежала ему.

– Лихорадка. Тут нечему удивляться, если принять во внимание вчерашнее происшествие. – Сказав это, он удобно уселся на стул около кровати.

Люси понадобилось несколько минут, чтобы упорядочить воспоминания и мысли.

– Это вы вытащили меня из реки?

– Да.

– А я, я даже не поблагодарила вас.

– Пустяки, вы – молодая девушка, а пережить такое…

– Да, но не забывайте, ведь вы южанин, а я…

На его лице кривилась усмешка, а в глазах царило смятение.

– Вы уверены, что южанин не способен протянуть руку помощи тому, кто в этом нуждается, пусть даже это янки?

– Нет, но…

– Не отвечайте, – сказал Хит, печально улыбаясь. – Я скажу вам одну вещь, Люцинда, это очевидно даже сдавшемуся врагу Союза: вы слишком прекрасны, чтобы обойтись с вами как с дюжиной карасей.

У Люси закралось подозрение, и не без оснований, что он поддразнивает ее, но она не знала, что ответить. Ее настораживало, что этот человек обращался с ней, будто она была его старой знакомой. Не важно, что он сделал для нее и что был сдержан прошлой ночью. Сейчас он ставил ее в неловкое положение.

– Я хочу домой, – произнесла она не совсем твердо.

– Я понимаю вас, Люцинда. Но к сожалению, у вас лихорадка, и отпустить вас домой – все равно что опустить обратно в прорубь. К тому же мы не сможем выйти из дома, на улице идет сильный снег.

– Но я не могу оставаться здесь. Не могу!

– Кто-нибудь будет вас разыскивать? Ваш отец?

– Нет, он думает, что я все еще в гостях у дяди с тетей в Коннектикуте. Он не знает, что я вернулась на два дня раньше. Я доехала поездом, а со станции решила идти пешком…

– И очутились прямо на середине этой ужасной реки… Милочка, но разве нет человека, который будет искать вас?

– Нет, только мой отец. И еще мой жених, Даниэль Коллиэр. Но ни тот, ни другой не придут в восторг, когда узнают, как вы меня называете.

– Но это так подходит вам – милочка. – Он сделал ударение на этом слове, чтобы позлить ее; его голубые глаза сверкнули, а на лице появилась плутовская улыбка. – Если я правильно оцениваю ситуацию, они тем более не придут в восторг, узнав, что вы провели ночь в постели южанина.