Сейчас-то легко блефовать, когда в ФБР все знают.

Повисает долгая пауза.

— Подожди, давай встретимся и поговорим.

— Хорошо. Постараюсь смыться из Уоллингфорда. Заберешь меня?

— Не знаю, — мнется брат.

— Возле школы есть магазин. Либо забирай меня, либо никакого разговора не будет.

— Приеду через пятнадцать минут.

Устало смотрю в окно машины. В груди что-то сдавило, так обычно ноги сводит после длинного забега. Резкая острая боль, от такой просыпаешься посреди ночи.

Лекарство одно — терпеть и ждать, пока пройдет.

Не стоит Баррону показывать новый «Мерседес», подарок Захарова, — он насторожится. Так что прихожу на встречу пешком. Покупаю кофе. Владелец магазина, мистер Гадзонас, смотрит с укором.

— Ты же должен быть в школе. Спать.

— Знаю, — кладу деньги на стойку. — Семейные проблемы.

— Проблемы ночью не решают. Ночь — тоскливое время.

Стою и жду, прислонившись к бетонной стенке, потягиваю кофе, кручу в руках стакан-чик. «Ночь — тоскливое время». Меня одолевают грустные мысли, не хочу ни о чем думать.

Баррон опаздывает всего на полчаса. Он опускает оконное стекло и интересуется:

— Куда поедем?

— В какое-нибудь тихое место.

Забираюсь в машину. Мы сворачиваем к старому кладбищу, Баррон въезжает на грунтовую дорожку, прямо под знак «Проезд закрыт».

— Слушай, ты меня держишь на крючке. Можешь, к примеру, всем рассказать, кто я и что натворил. Да черт возьми, можешь об этом раструбить на каждом перекрестке. И я окажусь в полном дерьме. Нормальная жизнь закончится.

Брат хмурится. Он меня, интересно, вообще слушает или сосредоточенно замышляет очередную пакость?

— Но я могу изменить лицо и начать другую жизнь. Для этого надо всего лишь раздобыть имя и номер социальной страховки. Мама нас хорошо воспитала — выкрасть нужные документы мне не составит труда.

Баррон, кажется, удивился. Такая возможность ему в голову не приходила.

— Не хочу становиться убийцей.

— Попробуй посмотреть на это по-другому. — Он берет мой стакан с недопитым кофе и делает глоток. — Мы будем избавляться от плохих парней. Послушай, Бреннаны тебя даже не увидят. Им достаточно будет увидеть результат. Я стану твоим агентом и сообщником, пусть вешают на меня всех собак в случае чего, буду помогать организовывать преступление, скрываться.

— А школа?

— Что школа?

— Не хочу уходить из Уоллингфорда.

— Ну да, — с понимающей улыбкой кивает Баррон. — Там же теперь Лила учится, конечно, не хочешь. Все всегда вертится вокруг нее.

— Скажи, почему я должен с тобой работать? — хмурюсь я. — Когда я все могу делать один?

— Потому что я буду выискивать жертвы и все организовывать. — Баррон, похоже, обрадовался такому простому вопросу. — Находить человека, определять место. И конечно же, работать над свидетелями — стирать им память.

— Конечно же.

— Ну так что? Соглашайся. Заработаем кучу денег. Я даже могу помочь тебе забыть...

— Нет. Не хочу. Не буду этого делать.

— Кассель, — в его голосе сквозит отчаяние, — пожалуйста. Ты должен. Пожалуйста, Кассель.

Я растерялся и уже ни в чем не уверен, но все-таки повторяю:

— Не буду. Отвези меня обратно.

В машине стало трудно дышать, хочется на воздух.

— Я уже взял заказ. Потому что был уверен — ты согласишься.

Я цепенею.

— Баррон, прекрати. Я не куплюсь на такое. Я не...

— Только один раз. Всего один. Не понравится или не получится — и ладно. Всего один раз.

Молчу. Я подделал его блокноты и тем самым превратил в того брата, которого всегда хотел иметь. За все надо платить.

— Вместо доверительных бесед по вторникам будем планировать убийство?

— Так ты согласен?

Меня мутит, только бы не вырвало. Он так искренне рад и счастлив, что я передумал. Прислоняюсь лбом к холодному стеклу.

— Кого? Кого мы должны убить?

— Эмиля Ломбардо. — Он нетерпеливо машет рукой. — Ты его не знаешь. Настоящий психопат.

Слава богу, я отвернулся, и он не видит выражения моего лица.

— Ладно, но только один раз.

Баррон хлопает меня по плечу, и тут на дорожку выезжает машина. Сверкает красно-синяя мигалка, вид получается жутковатый — надгробия будто подсветили стробоскопом.

— Копы. — Брат ударяет кулаком по приборной панели.

— Там же было написано «Проезд закрыт».

Брат незаметно стягивает перчатку.

— Ты что делаешь?

Он в притворном изумлении приподнимает бровь и ехидно улыбается:

— Как что? Штраф не хочу платить.

Полицейские включают прожектор. От неожиданности у меня перед глазами вспыхивают цветные пятна. Обеспокоенно оглядываюсь. Один из них вышел из машины, идет к нам. Набираю в грудь побольше воздуха. Баррон опускает стекло и криво улыбается.

— Добрый вечер, сэр.

Но коснуться подошедшего не успевает — я хватаю его за запястье затянутой в перчатку рукой. Баррон смотрит на меня в немом изумлении, даже разозлиться не успел. Агент Хант направляет на него пистолет.

— Баррон Шарп, выйдите из машины.

— Что?

— Я агент Хант или вы забыли? — Первый раз вижу Ханта таким радостным. — Мы с вами очень плодотворно побеседовали, обсуждали вашего брата. Вы тогда еще много всего наговорили.

— Я помню. — Брат оглядывается на меня.

— Интересное вы сделали Касселю предложение.

Вижу в зеркало заднего вида, как из полицейской машины выходит Джонс. Баррон поворачивается ко мне. Подчиняясь внезапному порыву, задираю рубашку и показываю ему записывающее устройство.

— Прости. Просто подумал: ты собирался меня заставить работать на Бреннанов, почему бы и мне тогда не проделать похожий фокус. Я нас обоих пристроил в специальную программу.

Баррон непонимающе на меня уставился.

Вспоминаю, как дедушка, сидя ночью во дворе, смотрел на небо и сокрушался, что внуки пошли по неверному пути, мечтал все изменить. Вряд ли, конечно, он именно об этом мечтал.

Да, вот я и привел лошадь к водопою, но пить не заставил.

Баррона заковывают в наручники. Хорошо, что я заранее выторговал у агентов его участие в программе. Хант и Джонс не очень дружелюбно на него смотрят — они, конечно, гораздо охотнее бы заперли брата в кутузку, перспектива совместной работы их не радует. Знакомая ситуация. Точно так же они смотрят и на меня.

Труднее всего не привести за собой хвост. Хант везет меня в Уоллингфорд, где остался мой «Бенц». Не очень приятная компания. На всякий случай целый час бесцельно катаюсь вокруг кампуса. Вроде никто за мной не следит.

Машин на улице почти нет. Конечно, ведь уже поздно.

Подъезжаю к гостинице и паркуюсь возле черного входа, около мусорных баков. От ночного холодного воздуха лицо горит, как от пощечины. Ничего себе, еще только осень, а так похолодало. Или в три часа ночи всегда прохладно?

От центрального кирпичного здания расходятся два крыла — получается такая большая буква С, а в середине — бассейн с зеленоватой водой. У каждой комнаты отдельный вход, так что можно не заходить в фойе.

Она поселилась в номере 411. На втором этаже. Стучу три раза. Звякает цепочка, и дверь открывается.

Вдова моего брата выглядит гораздо лучше, чем во время нашей последней встречи, — не такая исхудавшая. Но под глазами по-прежнему синяки. Растрепанные каштановые волосы, облегающее черное платье — зачем-то нарядилась ради меня.

— Опаздываешь.

Захожу, она закрывает за мной дверь и прислоняется к косяку. Перчаток на ней нет, туфель тоже. Но она же не мастер, правильно?

В углу стоит раскрытый чемодан, на полу валяется одежда. Снимаю со спинки единственного в комнате стула тонкую сорочку и сажусь.

— Прости. Планируешь одно, а выходит другое.

— Выпить хочешь?

На столе бутылка текилы и два пластиковых стаканчика. Качаю головой. Маура бросает в стаканчик два кубика льда и наливает себе спиртного.