На протяжении всей жизни Джасмин не слишком-то располагала людей к общению. Может быть, прошлое возьмет верх над самоуважением, завоеванным с таким трудом в последнее время?
— Ну, Мина... — Тарик стиснул ее колено и привлек ее к себе. — Ты — моя жена, и люди уже приняли тебя.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю. А ты должна доверять мужу и делать то, что он тебе велит.
— Так точно, капитан.
Джасмин скорчила насмешливую гримасу, при виде которой Тарик рассмеялся и расцеловал ее.
Десять минут спустя он уже выезжал в пустыню, на бодрящий воздух утра. Проводив его, Джасмин перевела дух и направилась к центру поселения. В считанные минуты ее окружили дружелюбно настроенные местные женщины.
Лишь когда заходящее солнце стало отбрасывать на пустыню багровые отблески, Джасмин возвратилась в свою резиденцию. Смыв с себя пыль и песок, она облачилась в золотистую блузу и юбку, доходящую до щиколоток, и в ожидании мужа прилегла на низкую кушетку. Отрешившись от негромкого гула голосов снаружи, она прикрыла глаза, мысленно разрешив себе только минутный отдых.
Вернувшись в палатку, Тарик опять застал Мину спящей. На этот раз ему пришлось разбудить ее не для того, чтобы утолить голод. Теперь ситуация была куда интригующей.
— Моя Джасмин, просыпайся.
Она открыла глаза, потянулась к нему и повлекла к себе.
— Я скучала по тебе.
— Правда, Мина? — Голос изменил ему. Она ему нужна, но больше никогда он не доверится ей настолько, чтобы сказать об этом вслух. — Тогда покажи, как ты по мне скучала. Покажи, Мина.
Он раздел ее так стремительно, что она только ахнула, но не оказала сопротивления. Уложив ее на толстый ковер на полу, он целовал ее, твердил ее имя как заклинание. Пальцы его совершили путешествие по всему ее телу и замерли на груди; она застонала. Прервав наконец поцелуй, Тарик опустил голову и, захватив губами набухший сосок, с силой втянул его.
Затрепетав под ним, Джасмин зарыла ладони в его волосы.
— Пожалуйста... Пожалуйста...
Ее прерывающийся голос подхлестнул Тарика. Он раздвинул коленом ее ноги, и она открылась ему. Небесно-голубые глаза сделались индиговыми, когда его пальцы коснулись небольшого бугорка, спрятанного среди вьющихся волос.
Да, он старался не сделать ей больно, и тем не менее его ласки были жесткими. Мина стиснула его руки, ощутив взрыв внутри своего тела. А Тарик удвоил усилия, остановившись лишь на мгновение, чтобы дать ей возможность закинуть ногу на его бедро. Теперь путь в самые потаенные ее глубины был полностью открыт перед ним.
Ее стона теперь было ему мало. Ему требовалась полная, безоговорочная покорность Мины. Чтобы она не прятала от него ничего. Чтобы он был нужен ей так же, как она ему нужна. Чтобы она любила его так сильно, что никогда бы его не покинула.
Она выгнулась под ним. На ее коже выступила влага. Он наклонил голову и легко, осторожно прикусил пухлую грудь. Она зажала рот, чтобы удержать крик, а затем со сдавленным стоном впилась зубами в его плечо.
Ему нравилась эта сладкая боль.
— Мина, ты моя. Только моя. — Эти слова родились в той части его существа, которая требовала, чтобы он владел ею вечно.
Только когда она проиграла битву с неудержимым наслаждением, ее крик прорезал ночную темноту, Тарик позволил себе расслабленно рухнуть на нее...
Во время последнего ужина с Арином Джасмин узнала, какие отношения связывают обоих мужчин.
— Тарик с малых лет бывает в каждом из наших двенадцати племен. Чтобы изучать свой народ.
Джасмин подумалось, что эти визиты, должно быть, заставляют его чувствовать себя одиноким. Он — один из этих людей, но в то же время отделен от них, поскольку он — будущий властитель.
Ей стало жаль мальчика, которым он был когда-то, хотя результаты такого воспитания говорили сами за себя. Тарик общался с обитателями пустыни так же непринужденно, как и с жителями города.
— Он приехал в Зейну, когда ему было пятнадцать, и мы подружились.
Эти простые слова открыли Джасмин всю глубину их дружбы. Ее муж с легкостью доверие людям не расточает. А когда его доверие обманывают...
— И остались друзьями. — Арин улыбнулся. — Он мой друг, но еще и мой шейх. Зато вы можете сделать так, чтобы он был только вашим мужем, а не шейхом.
Этот совет удивительно точно соответствовал ее собственным недавним мыслям. Тарик должен иметь возможность снимать с себя тяжкое бремя власти, хотя бы на несколько часов в день. В памяти ее всплыло их вчерашнее горчайшее и прекрасное соединение. Этот тяжелый человек, чьей женой она сделалась, мужчина еще более великолепный, чем тот принц, что был ее первой любовью, ни за что не подарит ей доверие и любовь, если она не докажет, что достойна этих даров...
Вечером Джасмин сидела, скрестив ноги, на их затянутом шелком ложе и смотрела, как Тарик раздевается в теплом свете светильников. Но вот он повернулся и подозвал ее царственным кивком. Джасмин поднялась и подошла к нему. Ей не нужно слов, чтобы знать, чего он хочет. Она принялась снимать с него одежду. Его спина — расплавленное золото, его торс прекрасен.
— Из тебя вышла бы отменная рабыня для гарема, — хмыкнул Тарик.
Джасмин ущипнула его за плечо.
— Мне кажется, здешняя первобытная атмосфера плохо на тебя действует.
Тарик усмехнулся и ловким рывком стянул с себя шаровары, не сводя с нее глаз. Джасмин застыла на месте, когда он, обнаженный шагнул к ней. Конечно, она уже видела его наготу, но раньше его поведению не была свойственна сексуальная агрессия. Даже в его бешеном напоре прошлой ночи не было столько... от самца.
Тем не менее этот стройный, мускулистый воин, излучающий силу, контролировал себя со своей женой. Джасмин знала, что Тарик никогда не причинит ей физической боли, и оттого его мужская привлекательность только усиливалась. В чувственном забытье она приоткрыла рот, подняла голову и посмотрела в его зеленые глаза, светящиеся в полумраке.
— Что-то на тебе слишком много надето для рабыни из гарема, — пробормотал Тарик и сдернул с нее ночную рубашку через голову, оставив Джасмин совершенно обнаженной.
— А у женщин есть гаремы? — сумела произнести Джасмин, несмотря на внезапную сухость в горле.
— Мина, тебе нужен гарем?
Она сделала серьезное лицо, словно обдумывая вопрос. Тарик крепко стиснул ее.
— Пожалуй, нет. Я смогу справиться одновременно только с одним, — поспешно выпалила Джасмин.
— Тебе придется справляться только со мной, — по-хозяйски заявил Тарик.
Не задумываясь, Джасмин с улыбкой отозвалась:
— Конечно! Ведь я люблю только тебя.
Тарик окаменел. Джасмин тут же захотелось взять назад свои поспешные слова. Он не готов, она это знает. Но слова вылетели из сердца прежде, чем она смогла бы их поймать.
— Ты не должна так говорить.
Под ее ладонями кожа Тарика сделалась стальной и обжигающе холодной.
— Я сказала правду. Я люблю тебя.
Отступать некуда. Позабыв про гордость, Джасмин смотрела на Тарика, безмолвно умоляя поверить.
Несмотря на светильники, глаза Тарика были сейчас черны как ночь.
— Этого не может быть.
— Что мне сделать, чтобы ты поверил?
Как вернуть радость, смех, ослепительную красоту их любви?
Она опоздала. Опоздала на четыре года.
Он покачал головой; молчание было ей ответом. Когда-то его удивительное самообладание обмануло ее, заставив поверить, что страданиям он не подвластен. Только сейчас, слишком поздно она поняла, что нанесла ему непереносимую рану. Он отдал ей свое сердце воина, а она пренебрегла им, не представляя себе его цены.
Разве сможет он поверить в нее после такого предательства? Но теперь ее любовь глубже, богаче, острее. Прежняя девочка, впервые полюбившая, стала теперь зрелой женщиной и любит его с такой силой, что временами ей кажется: она вот-вот умрет от этой любви.
Когда Тарик поцеловал ее, она упала в его объятия, глотая слезы. Тарик играет на ней как на хорошо настроенном инструменте, извлекая удовольствие из каждой ноты. Ее воин не верит, что она не способна ранить ее снова. И своего сердца ей не отдает...