А затем мы преодолели последний поворот, и справа от нас распростерлось озеро, серое в бледном утреннем свете, а горы, высившиеся за ним, терялись в облаках. И меньше чем в миле от нас находился сам Элви, дом, спрятанный за деревьями и заброшенной церквушкой без крыши, которая казалась ужасно романтичной. От восторга я лишилась дара речи, и, проявив удивительное понимание, Дэвид Стюарт молчал и не задавал мне никаких вопросов. Вместе мы совершили долгое путешествие, преодолели такое огромное расстояние, что в голове не укладывалось, но именно в тишине мы свернули с дороги у стоявшего на обочине домика, и автомобиль, постепенно сбрасывая скорость, поехал между высоких изгородей, затем по насыпной дорожке между болотами, поднялся по аллее под сенью темно-пунцовых буков и наконец остановился у передней двери.

Я в ту же секунду выскочила из машины и побежала по гравию к дому, но бабушка опередила меня. Распахнулась дверь, она появилась на пороге, и мы кинулись друг другу в объятия. Она прижала меня к груди, повторяя мое имя. Ее одежда, как и прежде, пахла душистыми лавандовыми саше, которые она клала в гардеробы с вещами, и я с облегчением сказала себе, что ничего не изменилось.

Воссоединение после стольких лет всегда сопряжено с некоторой неловкостью и растерянностью. Мы говорили друг другу нечто вроде: «О, ты и впрямь приехала…», и «Я уже и не надеялась, что у меня получится…», и «Как ты выдержала такое путешествие…», и «Ничего не изменилось, все осталось по-прежнему», а затем смотрели друг на друга, смеялись над собственной глупостью и снова бросались друг другу в объятия.

Затем еще большее смятение внесли собаки. Они выбежали из дома и стали с лаем прыгать под нашими ногами, требуя внимания. Это оказались коричневые с белым спаниели, незнакомые мне и все же родные, потому что в Элви всегда жили коричневые с белым спаниели, и эти, вне всякого сомнения, были потомками тех, которых я помнила. Не успела я поздороваться с собаками, как к нам присоединилась миссис Ламли. Она услышала шум и тоже поспешила мне навстречу. В зеленом рабочем комбинезоне, который толстил ее еще больше, она выплыла из дома, улыбаясь до ушей. Я поцеловала ее, и она сказала, что я стала ужасно высокой и у меня еще больше веснушек, а затем добавила, что готовит поистине королевский завтрак.

За моей спиной Дэвид спокойно выгружал мой чемодан из машины. Только теперь бабушка пошла поздороваться с ним.

– Дэвид, ты, должно быть, ужасно устал, – заметила она и, к моему огромному удивлению, поцеловала его в щеку. – Спасибо, что привез ее целой и невредимой.

– Вы получили мою телеграмму? – осведомился он.

– Ну разумеется, получила. Я с семи часов на ногах. Ты позавтракаешь с нами, не правда ли? Мы тебя ждали.

Но Дэвид отказался, объяснив это тем, что его ждет экономка и что ему нужно поскорее добраться до дома, переодеться, а затем еще попасть в офис.

– Ну что ж, тогда приезжай на ужин. И я настаиваю. Около половины восьмого. Мы хотим услышать все подробности.

Дэвид позволил уговорить себя, и мы с улыбкой переглянулись. Я неожиданно для себя осознала, что познакомилась с ним всего каких-то четыре дня назад, и тем не менее сейчас, когда настало время прощаться, я чувствовала себя так, словно расставалась со старым другом, с кем-то, кого знала всю свою жизнь. Ему дали очень непростое задание, и он выполнил его с тактом, был добродушен и никого, насколько мне известно, не обидел.

– О, Дэвид…

Он поспешил предупредить мои бессвязные излияния благодарности:

– Увидимся вечером, Джейн.

С этими словами Дэвид сел в машину, захлопнул дверцу, развернулся и поехал по буковой аллее к дороге. Мы провожали его взглядами, пока он не исчез из виду.

– Такой хороший молодой человек, – задумчиво произнесла моя бабушка. – Ты так не считаешь?

– Да, – согласилась я, – милый. – И, быстро нагнувшись, подхватила чемодан, к которому уже тянулась миссис Ламли.

Я внесла его в дом, бабушка и собаки вошли за мной, а затем дверь закрылась, и Дэвид Стюарт был, пусть и на время, забыт.

Мне в нос тут же ударили знакомые ароматы – пахло торфом из камина в холле, розами из большой вазы на комоде рядом с часами. Одна из собак изо всех сил добивалась моего внимания, виляя хвостом и повизгивая от восторга; я остановилась почесать ее за ушами и как раз собиралась рассказать про Расти, как вдруг бабушка заявила:

– У меня для тебя сюрприз, Джейн.

Я выпрямилась и, подняв глаза, увидела мужчину, который спускался навстречу мне по лестнице. Его силуэт рисовался на фоне освещенного окна. На мгновение я была ослеплена этим светом, а затем он сказал: «Здравствуй, Джейн», и я поняла, что это мой кузен Синклер.

Я так и замерла на месте, разинув рот, а бабушка и миссис Ламли стояли рядом, радуясь тому, что задуманный ими сюрприз удался. Синклер приблизился ко мне, приобнял за плечи и, наклонившись, поцеловал в щеку. Наконец я перевела дух и слабым голосом произнесла:

– Я думала, что ты в Лондоне…

– Ну а я не в Лондоне. Я здесь.

– Но как?.. Почему?..

– Взял отпуск на несколько дней.

Ради меня? Он взял отпуск для того, чтобы оказаться в Элви к моему возвращению? Такое предположение было лестным и волнующим одновременно, но, прежде чем я успела что-либо сказать, моя бабушка распорядилась:

– Ну, ни к чему тут стоять. Синклер, отнеси чемодан Джейн в ее комнату, а ты, дорогая, вымой руки с дороги и приведи себя в порядок, а потом спускайся завтракать. Ты ужасно устала от такого путешествия.

– Я вовсе не устала.

Я на самом деле совсем не ощущала усталости. Я чувствовала себя полной жизни и энергии, бодрой и готовой на все. Синклер взял мой чемодан и пошел с ним вверх по лестнице, переступая своими длинными ногами через две ступеньки, и я побежала за ним так, словно у меня за спиной выросли крылья.

Моя спальня, окна которой выходили в сад и на озеро, была нечеловечески чистой и надраенной до блеска, но в остальном ничего не изменилось. Выкрашенная в белый цвет кровать по-прежнему стояла в нише у окна, где я предпочитала спать. На туалетном столике лежала подушечка для булавок, в гардеробе – мешочки с лавандой, а синий плед закрывал истертое пятно на ковре.

Пока я снимала плащ и мыла руки, Синклер прошел в комнату и плюхнулся на мою кровать, увы, смяв накрахмаленное белоснежное покрывало. За те семь лет, что прошли с нашей последней встречи, он, конечно, изменился, но перемены, которые я в нем видела, были слишком неуловимыми, чтобы заострять на них внимание. Он определенно похудел, и я отметила, что вокруг его рта и глаз появились мимические морщинки, – но и только. Он был очень красивым, с темными бровями и ресницами и синими, немного раскосыми глазами. Нос у него был прямой, а рот – чувственный, с полной нижней губой, которая, бывало, в детстве придавала ему обиженный вид. Волосы, густые и прямые, он носил длинными; пряди на затылке клином падали на воротник, и, несмотря на то разнообразие причесок, которое я привыкла видеть в Риф-Пойнте, – под ежик (у серферов) или до плеч (у хиппи), – я сочла стрижку Синклера очень привлекательной. В то утро на нем были голубая рубашка, хлопковый платок на открытой шее и протертые штаны в рубчик, дополненные ремнем из плетеной шерсти.

Надеясь получить подтверждение своим догадкам, я спросила:

– Так ты правда взял отпуск?

– Конечно, – коротко ответил он, так ничего и не подтвердив.

Я решила смириться с тем, что правды не узнаю.

– Ты работаешь в рекламной компании?

– Да. «Стратт энд Сьюард». Личный помощник генерального директора.

– Хорошая должность?

– Да, подразумевает счет на представительские расходы.

– Ты имеешь в виду ланчи и выпивку с потенциальными клиентами?

– Не обязательно ланчи и выпивку. Если потенциальный клиент симпатичный, это может быть интимный ужин при свечах.

Я ощутила укол ревности, но не подала виду. Остановившись у туалетного столика, я принялась расчесывать тяжелую копну длинных волос, и Синклер сказал, совершенно не меняя тона: