Саймон закричал, но мешок глушил все звуки. Сумеречные охотники вынесли вампира из комнаты и потащили куда-то по длинным петляющим, как в лабиринте, коридорам. Наконец достигли ступенек и, приподняв Саймона над полом, стали спускаться. Сильно пахло замшелым камнем, и воздух постепенно становился все сырее и холоднее.

Наконец спуск закончился. Заскрежетало железо о камень. Саймона швырнули вперед, и он упал на четвереньки. Лязгнула металлическая дверь, послышались удаляющиеся шаги. Эхо от них еще не смолкло, а Саймон вскочил на ноги и сдернул мешок с головы. Уф, чуть не задохся! Саймон по привычке глубоко вздохнул. Хоть вампиры не дышат, в груди жгло так, словно воздуха и впрямь не хватало.

Саймона бросили в камеру: голые каменные стены, маленькое зарешеченное окошко над жесткой кроватью. За невысокой дверью – крохотная уборная: мойка и унитаз. В западной стене устроена решетка, от пола до потолка, дверь на петлях, снабженная круглой ручкой, на медной поверхности которой красуется жирная черная руна.

Руны были везде: все прутья – даже на оконной решетке – покрывал витиеватый узор.

Саймон не сомневался, что дверь заперта, но ничего не смог с собою поделать. Подошел к ней и схватился за ручку. Тут же ладонь пронзила жгучая боль. Закричав, Саймон отдернул руку. На коже проступил дымящийся магический узор: подобие звезды Давида, вписанной в круг, и еще мелкие руны между линиями.

Будто за раскаленную железку схватился. От боли Саймон сжал пальцы в кулак и судорожно вдохнул.

– Что за дрянь? – прошептал он в пустоту, понимая: никто не ответит.

– Печать Соломона, – пришел внезапный ответ. – Говорят, она содержит одно из истинных имен Господа и отпугивает демонов. Особенно твоего племени, потому что служит предметом твоей веры.

Позабыв про боль, Саймон вскинул голову:

– Кто здесь? Кто говорит?

Невидимый собеседник помолчал и затем ответил:

– Я в соседней камере, светолюб. – Голос, хрипловатый, принадлежал взрослому мужчине. – Стражи провозились тут полдня, решая, как лучше удержать за решеткой вампира. На твоем месте я бы не тратил силы, пытаясь открыть дверь. Лучше подожди, пока Конклав не назовет свое требование.

– Меня нельзя держать в темнице. Я из другого мира. Пропажу заметят родители, учителя…

– Конклав обо всем позаботился. Существуют простейшие заклинания, сотворить которые может и начинающий маг. Стражам ничего не стоит убедить твоих родителей, будто ты куда-нибудь уехал – по учебе ли, к родственникам. Здесь такое проделывают на раз.

В голосе невидимого собеседника не слышалось ни угрозы, ни сожаления. Он словно говорил о чем-то обыденном.

– Конклав и прежде заставлял нежить исчезнуть.

– Кто вы? – надломившимся голосом спросил Саймон. – Вы из наших? Конклав тут прячет нежить?

Сосед промолчал. Видно, решил, что больше говорить с нежитью не о чем. На все крики Саймона был один ответ – тишина.

Боль в руке понемногу утихла, кожа восстановилась, но печать держалась, будто нарисованная чернилами. Присмотревшись к решеткам, Саймон заметил, что руны на них перемежаются со звездами Давида и строками из Торы на иврите. К тому же резьба была свежей.

Значит, стражи провозились тут полдня, решая, как удержать Саймона в камере?

Вряд ли они потратили бы столько времени на обычного вампира. Нет, Саймон еврей, и возились стражники, вырезая на решетке иудейские символы, – чтобы Саймона ожгло сразу, как он прикоснется к двери. Обратили его же веру против него.

Утратив остатки мужества, Саймон опустился на койку и обхватил голову руками.

Принсуотер-стрит погрузилась в темноту. Окна всех домов были закрыты ставнями, и лишь изредка попадались ведьмины огни. Дом Пенхоллоу выглядел самым ярким в квартале: в окнах горели свечи, а парадная дверь оставалась слегка приоткрытой, роняя полоску желтого света на поворот мостовой.

На низеньком каменном заборе перед садом сидел Джейс; волосы у него в свете ближайшего фонаря как будто светились. Одетый в легкую куртку, парень слегка дрожал от холода.

В воздухе, словно запах духов, висел тонкий аромат поздних роз.

Присев рядом, Алек спросил:

– Меня дожидаешься?

– С чего ты взял?

– Все прошло гладко: я передал Саймона Инквизитору, если ты об этом хотел спросить.

– Передал и ушел? Не остался до конца?

– Я же говорю: все прошло гладко. Инквизитор сказал, что сам лично проводит Саймона внутрь и отправит назад в…

– Инквизитор сказал, Инквизитор сказал… – перебил Джейс Алека. – Прежний Инквизитор только так превышал свои полномочия. Если бы не смерть, Конклав отправил бы ее в отставку. А может, и проклял бы. Кто знает, вдруг новенький – тоже с прибабахами?

– Мне он показался вменяемым. Даже приятным. С Саймоном Инквизитор обращался очень вежливо и учтиво. Слушай, Джейс, таков принцип действия Конклава: нам не дано управлять жизнью, и мы обязаны слушать Конклав, иначе мир погрузится в хаос.

– В последнее время Конклав часто портачит, факт.

– Возможно, – согласился Алек. – Но если все начнут считать себя умнее Конклава или закона, то чем мы лучше Инквизитора Имоджен? Или Валентина?

Джейс вздрогнул. Последним вопросом Алек словно ударил его, если не хуже.

Алек и сам испугался.

– Прости. – Он протянул Джейсу руку. – Я не то хотел сказать.

Внезапно в сад ударил луч яркого света – распахнулась парадная дверь, и на пороге встала Изабель. Алек не видел ее лица, только силуэт на фоне желтого прямоугольника, однако, судя по тому, как сестренка уперла руки в бока, она явно злилась.

– Вы, двое, чего расселись? Все, с ума сходя, гадают, где вы!

Алек посмотрел на друга.

– Джейс…

Джейс, не обращая внимания на протянутую руку, встал с забора.

– Надеюсь, ты прав насчет Конклава.

Глядя, как Джейс возвращается в дом, Алек внезапно, против воли, вспомнил слова Саймона: «Постоянно думаю, как вернуть прежние времена. Получится остаться друзьями или те отношения пошли окончательно прахом? Не по ее вине, а по моей».

Дверь захлопнулась, и Алек остался один в полуосвещенном саду. Он смежил веки и представил лицо – не Джейса, нет, другое. У того, чей образ лелеял нефилим, глаза были зеленые, со зрачками-щелками. Кошачьи глаза.

Алек достал из сумки карандаш и страничку, вырванную из собственного дневника, блокнота на спиральной проволоке. Нацарапал несколько слов, а затем взял стило и начертил в нижнем уголке руну огня. Листок занялся быстрее, чем Алек ожидал, он выпустил горящую бумажку, и та светлячком полетела вниз. Белые хлопья пепла усеяли розовый куст.

Проснулась Клэри оттого, что свет полуденного солнца упал ей прямо на лицо, подсвечивая веки изнутри ярко-розовым. Клэри беспокойно пошевелилась и осторожно приоткрыла глаза.

Лихорадка унялась. Исчезло ощущение, будто кости плавятся и распадаются. Приподнявшись, Клэри с любопытством огляделась. Похоже, Аматис отвела ей гостевую спальню: небольшую, выкрашенную в белый. Клэри уложили на кровать, накрыв ярким лоскутным одеялом. Кружевные занавески на окнах отодвинули, и внутрь проникали круглые столбики света.

Клэри не спеша села, ожидая, что ее вот-вот накроет волной головокружения… Ничего такого не случилось. Она чувствовала себя совершенно здоровой и даже выспавшейся. Кто-то надел на нее белую накрахмаленную пижаму, мятую, правда, и не по размеру большую: манжеты рукавов свисали ниже пальцев, как у клоуна.

Подойдя к одному из похожих на иллюминатор окошек, Клэри выглянула на улицу. На склоне холма ютились домики цвета старого золота; черепица на крышах сверкала будто бронзовая. Окно выходило на противоположную каналу сторону, где был разбит садик, расцвеченный всеми красками осени. Со шпалеры у стены последняя жухлая роза роняла потемневшие лепестки.

Скрипнула дверная ручка, и Клэри метнулась обратно в кровать. Вошла Аматис – принесла поднос; завидев, что Клэри уже не спит, она вопросительно приподняла брови.